Всю ночь и половину второго дня мы гнали лошадей как обезумевшие. Точнее гнал я, а остальным пришлось под меня подстраиваться. Камень, висевший на груди, то обжигал кожу, то становился слегка теплым, и я не знал, что пугает меня больше.

  К полудню мы выехали к болотам, и стоя у коричневой жижи, пытались понять, насколько там опасно. Взрыв природного источника силы не шутки, наружу может вылезти все, что угодно. В итоге кинув пару поисковиков прямо в воду и, ожидая пока они вернутся, мы устроились на привал, давая себе и лошадям отдых.

  - Да прекрати ты мельтешить туда-сюда! - рыкнул Рик.

  - Не могу, - огрызнулся в ответ. - Мы теряем время.

  - Слушай она большая девочка и может за себя постоять лучше, чем может быть даже ты. Так что хватит!

  - В том то и дело, что не может!

  - Не понял? - насторожился друг.

  - Когда она уходила ночью, ее резерв был на минимуме, - слова жалили и кололи, вгрызаясь в тело, - И это я виноват. Я заставил искать ее эти упырские цветы. Именно из-за меня ее вообще поймали!

  - Даже если и так, своим мельтешением ты только нервируешь людей и сам заводишься еще больше.

  - Да не могу я сидеть!

  - А ну прекрати истерику! Как баба, честное слово. Чувство вины будешь лелеять потом. Исфит бьется? Бьется. Вот и расслабься, значит, она жива, а в данной ситуации это главное, - я лишь глухо рыкнул в ответ, но совету друга все-таки последовал.

  Через пол-оборота вернулись поисковики как раз к тому моменту, как мы закончили собирать лагерь и тушить костер. Путь был безопасен, относительно, конечно. Все-таки это болото. Через восемь оборотов уставшие, голодные и злые, как только что поднятая нежить, мы перебрались на другую сторону. Как раз тогда, когда исфит на груди начал постепенно нагреваться. Через какое-то время он жег кожу так, что пришлось снять его с шеи и подвесить на луку седла. Судя по ощущениям, ехать осталось меньше оборота. Боги, девочка, только дождись. Я пришпорил коня. Рик хмуро покосился в мою сторону, но так ничего и не сказал, отдав короткий приказ остальным не отставать.

  Деревню я заметил еще издалека, серую, пустую, забытую, всеми кроме диких зверей. Убогие покосившиеся домишки, наполовину ушедшие под землю с дырявыми крышами и гнилыми заборами - дотронься и они осыпятся едкой пылью. Камень упрямо вел мимо утонувших в зелени улочек к дому старосты. Он выглядел хоть и гораздо лучше, чем остальные, но все равно уже успел пропитаться духом разложения, запахом затхлости. Не знаю, что именно: толи тусклые окна, толи практически черная от дождей древесина, толи осыпавшийся местами кирпич, говорил, что ему тоже недолго осталось и скоро он просядет, одряхлеет, сползет вбок, так же как и другие.

  Лошадей мы оставили у въезда в деревню, и к дому подходили пешком. Замерли возле калитки, выпуская дремлющую силу, меняя облик, готовясь рвать и убивать.

  - Кровью пахнет, - протянул Рик. Я втянул носом воздух, прислушался, всмотрелся в окна.

  - Много крови, - высказался один из воинов.

  - Только тихо как-то, - я все силился услышать хотя бы шорох.

  - Не нравится мне это, - отозвался друг, вслед за мной тихо ступая на прогнившие доски крыльца. В звенящей тишине пронзительно скрипнула дверь, в нос ударил запах готовящейся еды, табака и алкоголя, юркнула под ноги и скрылась в высокой траве огромная черная крыса. И все снова застыло. Мы ворвались в дом, готовые к бою, готовые встретить хоть какое-то сопротивление, но вместо этого увидели кровь, густую, темную. Повсюду. Веер мелких пятнышек на стене в прихожей, словно кто-то встряхнул руками, длинная яркая полоса на полу, как будто след от влажной тряпки, крупные начавшие уже подсыхать капли около входа в гостиную. Под ногами проскользнула еще одна крыса, заставляя меня очнуться.

  Двоих я послал осматривать верхние этажи, еще двоих в гостиную, мы с Риком спустились в подвал, потому что именно оттуда звала меня кровь охотницы.

  Я не сумел сдержать рыка, когда увидел каменный мешок и цепи, обрывки ткани на полу, следы крови и около сотни мертвых крыс, над которыми уже жужжали мухи. Боги, девочка моя, прости. Прости, если сможешь. Я глубоко вдохнул, чувствуя неприятное жжение в легких. Оказывается, все это время я не дышал. И только осознав, что Дианы тут нет, позволил себе разжать челюсти. Ее вообще не было в доме, а камень привел меня сюда лишь потому, что здесь пролилась ее кровь, но теперь тянул дальше. Седрик прикрыл железную дверь и за ногу выволок оттуда тело мужика, изумленно глядя на торчащий из шеи, словно белый флагшток, позвоночник , я развернулся и кинулся наверх.

  - А нам что делать? - крикнул Рик мне в спину, дурея от запаха крови.

  - Осмотрите дом и ждите.

  - Ты уверен?

  - Да! - отозвался я уже с улицы.

  Она стояла у самого края поля. Хрупкая фигурка в когда-то черных, а теперь бордовых лохмотьях, тонике руки опущены вдоль тела, голова склонена на бок под почти нереальным углом, по всей спине и ногам мелкие кровоточащие ранки, а вокруг словно туман, только черный, густой, заставляющий дышать через силу. Возле ее ног извивался и корчился от боли бывший советник по военным вопросам. Он что-то выкрикнул ей и она, откинув голову, засмеялась, хрипло, словно прокаркала. И Станис закричал сильнее. Первым порывом было подойти, схватить, прижать к себе упрямую охотницу, но мне пришлось подавить это желание. Это ее месть, ее казнь. Я не должен, не имею права вмешиваться. Единственное, что мне оставалось - лишь наблюдать, как слезает с него лоскутами кожа, слушать, как ломаются его кости, чувствовать, как рвутся его вены. Диана мстила, яростно, страшно, дико. Фея захлебывался криками и давился стонами, а Сид невозмутимо продолжала свое дело. Ее тень была вокруг нее, в ней, на ней и вместе они выдрали Станису крылья, сломали ноги, спеленали его же кожей, словно ребенка, вырыли ему могилу.

  - Ты - червь, - услышал я, уже более похожий на ее собственный голос. - И место твое в земле.

  - Нет! - крикнул посол.

  - Да. Надо было оставить меня в покое Станис. Надо было убираться из Физалии, пока ты мог. А теперь ты останешься здесь навечно. Не находишь в этом иронии? Ты станешь удобрением. Даже в своей смерти будешь служить Илии.

  - Нет, нет, нет, нет. Я сделаю все, что скажешь! Все, что захочешь! - надрывался этот убогий, не понимая, что время торгов давно прошло. Что-то тихо ответив, она подняла его в воздух и зашвырнула в яму.

  - Сдохни! - донеслись до меня последние злобные слова посла, а потом дергающегося и извивающегося Станиса поглотила земля.

  Охотница тут же обессиленно опустилась рядом, слегка шатаясь под порывами несуществующего ветра. Я было сделал шаг к ней, но тут же снова остановил себя. Нельзя. Она должна сама меня увидеть, подкрадываться со спины - лишний раз пугать мою девочку, а это последнее, что я собирался делать.

  Она поднялась на ноги спустя пять лучей и, обхватив себя руками, не отрывая головы от земли пошла в мою сторону.

  - Обсидиана, - тихо позвал я. Она тут же подняла голову и уставилась на меня. Я никогда не забуду этот взгляд. Испуганный, растерянный, обреченный. Оглушительный звон разрезал тишину, я пошатнулся. Это мир сдвинулся со своей оси, это мое сердце разлетелось на тысячу мелких осколков. Я протянул к ней руки. - Маленькая охотница, - она начала оседать на землю. Я рванулся к ней, подхватил, прижал. Спрятал в кольце рук холодное дрожащее тело. - Девочка моя, хорошая моя. Как же ты меня напугала, - она тихо вздрогнула, - Все. Все кончилось. Я больше никому тебя не отдам, никому не позволю к тебе прикоснуться, никому не позволю украсть тебя у меня, слышишь? Моя сильная, моя храбрая девочка. - Она подняла ко мне бледное лицо, и провела ледяной ладонью по щеке, всматриваясь в глаза.

  - Безумец, - прошептала едва слышно и тихо вздохнула. Я перехватил руку и прижал к губам, согревая своим дыханием озябшие пальцы, ощущая вкус крови.