Вот и трава ещё примята, и на стеблях лежит-белеет осколок от корешка подосиновика!

Ещё поглядела получше — вот и дорога заросшая. И лес редкий совсем. Ну, теперь не пропасть!

И тут только заметила — руки-то пустые: бадейку в малиннике оставила.

Алёна опять потянула Женю, вывела на дорогу. Он ничего не говорил, только уж когда к деревне подошли, похвалил:

— Ты молодец, Алёна, глаза зелёны.

— Разве у меня зелёные, Женя?

— А то какие же?

Глава V. Втроём

Они вышли прямо к огородам. А возле плетня, нагнувшись, стояла Таня. Она вроде бы полола грядки, а сама незаметно глядела на тех, кто вышел из леса. И кучка сорной травы так и лежала между гряд повядшая, ни один свежий листик на неё не упал.

— Жень, вон Таня, моя подружка новая.

— Ага… — ответил Женя.

— Таня! — позвала Алёна.

Но девочка и головы не подняла. Только тёмную косу назад отбросила, чтобы не мешала работать. Тут и руки её быстро заходили: хоп-хоп! Травинки так и полетели с грядки. И осталась нарядная площадочка рыхлой чёрной земли, а на ней крепкие стрелки лука. Потом, когда Алёнка с Женей были совсем рядом, Таня выпрямилась, отёрла согнутой в локте рукой красное лицо, косу притянула вперёд и улыбнулась.

— Тань, у меня теперь братик есть! — сказала Алёна.

— А тебя бабушка искала, — ответила Таня. — Куда это ты ходила так рано?

Таня говорила Алёне, а смотрела на Женю. И Алёна сразу увидала, что у Женьки грязные, прямо чёрные ноги, штаны порвались на коленях. А Таня в чистом платьице и даже в сандалиях, да не на босу ногу, а ещё в красных носках. Уж такая красивая, такая красивая!

— Ты полоть умеешь? — спросила Таня у Женьки.

— А чего ж? — ответил он.

— Давайте эту грядочку пройдём — бабушка велела — и побежим на плотину купаться. Только никому не скажем, ладно? Не скажете?

— Что ты! — ответила Алёна.

— Конечно… — подтвердил и Женя.

— Вот и хорошо. А то у меня бабушка знаете какая!

Женя молча нагнулся, стал вырывать траву. За один стебель потянул, а от него такой корень-корнище — белый удав, а от корня ещё беленькие щупальца, даже слышно, как рвутся, от земли отрываются. Тянул-тянул Женька да случайно и луковицу из земли вытянул — жухлую, маленькую, старую, даже трудно поверить, что из неё такие свежие крепкие стрелы к солнышку тянутся.

Покраснел Женька, луковицу обратно в землю закопал и на Таню покосился. А она ничего, кажется, не заметила.

Они пололи так:

Алёна с Женей от начала грядки пошли — один слева, другой справа. А Таня с другого конца — одна во всю ширь грядки полола… Так и шли они друг другу навстречу. Алёна с Женькой, конечно, быстрее — ведь их двое! Но и Таня не медлила: хоп-хоп!.. Ловкая такая, прямо будто летит над грядкой!

Алёна, может, и ещё быстрее бы выполола, да с Женькой беда! Ей не хочется, чтобы Таня видела, какой он медлительный. Алёна ему и помогает.

Но вот и сошлись вместе. Таня совсем рядом выбрала мелкую траву и вдруг засмеялась и первая побежала к кадушке мыться. За ней Алёна. А последним, конечно, Женя. Таня отмылась, стала стряхивать воду с рук и, будто случайно, Женьку всего обрызгала.

— Ты… ты что? — обернулся он.

— Ой, бедненький! — засмеялась Таня. — Не очень мойся-то, купаться ведь идём.

— Я и так не очень…

— Конечно, а то будешь красивый — вороны унесут. Правда, Алёнка?

— Не знаю.

— А чего тут знать? — и отвернулась от Жени, спросила про другое: — Как мой голыш-то, Борька, ночью не кричал?

Тут Алёна и вспомнила, что забыла про Борьку и отдать его Тане забыла.

— Я принесу его сейчас, ладно?

— Потом, — отмахнулась Таня. — Твоя бабушка его, наверно, уже накормила. А моя-то Дашутка домой пришла. Ох она и хитрая!

— Почему хитрая? — спросила Алёна.

— А как же! Вот я сказала, что хочу её в лесу бросить, а она как услышала, поскорее камешков в карманы набрала и по дороге раскидала. Потом по камешкам обратный путь нашла.

Женя слушал, раскрыв рот.

— Про кого это?..

— Про дочку. Я её в лес завела, к волкам, а она вернулась. Ну, я и рада. Пускай, — ответила Таня и отбросила назад косу. — Пошли.

Они все трое побежали вдоль деревни и свернули к ручейку, перегороженному земляной плотиной. На той стороне ручья был луг, там часто пасли коров, вот им и устроили водопой. Там и земля вся была изрыта копытами. А с этой стороны берег был покруче, но внизу намыло песочку — приходи да купайся!

Алёна стянула платье, повесила на кустик — и в воду! А вода тёплая, пахнет тиной, ивами, молоком…

— Ой и хорошо, ребятки! — закричала она и захлопала руками по воде. — Идите скорей!..

А потом «поплыла» к берегу: вцепилась руками в илистое дно, а ногами брызгает.

Женя начал было раздеваться, но поглядел на Таню и не стал.

А Таня спустилась к ручью в своих сандаликах и носочках.

И чего это она нарядилась?

Спустилась, села на траву возле куста, ноги вытянула.

— Грязища тут, — говорит. — У вас в Марьине речка есть?

— Есть… — ответил Женя. — А что?

— А то, что скоро наши Цапельки к вам в Марьино переселять будут.

— Говорят… — кивнул Женя. — Не жалко уезжать?

— Мне всё равно. Здесь скучно.

— Ох у нас и речка хороша! — закричала из воды Алёна.

— Что ж ты плавать не научилась? — пожала плечами Таня.

— Она ещё маленькая… — отозвался Женя. — Научится.

— А ты почему, Женя, так медленно говоришь?

Алёна и ногами болтать забыла. Разве можно про это спрашивать?

Женя ничего не ответил, покраснел. Он подошёл к речке, стал ломать ивовую ветку.

— Не будешь купаться? — спросила Алёна.

— Нне…

— Ну и я не буду.

Она вылезла из бочажка, надела платье, отжала трусы. Ей почему-то стало не так весело, как было всё это утро. И вспомнила, что бабушке не сказалась, как пришла.

И эта девочка — Таня… «Не буду я с ней дружить», — опять подумала Алёна.

— Я побежала! — крикнула она, взбираясь на берег. — Ты пойдёшь, Женя?

— Пойду… — ответил он.

Как телёнок. Ну чисто телёнок! И ресницы белые.

Таня тоже встала, отряхнула нарядное платьице.

— Подождите меня. — И зашагала рядом.

Шли молча. Алёна спешила, морщила лоб. Женя, низко нагнув голову, пылил впереди себя ивовой веткой. А Таня что-то напевала, улыбалась. И когда подошли к дому, вдруг обняла Алёнку:

— Знаешь, Алёна, я спрошу маму. Если она позволит, я тебе Борьку-голыша насовсем отдам.

— Не надо мне, — ответила Алёна, вывернулась из-под Таниной руки и побежала к дому.

На крыльце стояла бабушка.

— Алёнушка! Внученька! Как давно ушла, а всё нет и нет…

Алёна обняла её. У бабушки были мягкие, тёплые и немного мокрые щёки. Вот стыдно-то Алёне!

— Бабушка, ну миленькая, ну бабушка… — залопотала она.

Бабушка улыбнулась:

— Ладно, идите в дом, пообедайте. Уж и щи простыли.

Ребята уселись на лавке.

— Бабушка, я бадейку дяди Пашину, Жениного отца, в лесу потеряла, — сказала вдруг Алёна.

— Как же ты?

— Да мы с Женькой в малинник зашли. Там и крыжовник растёт, и смородина…

— Я это место знаю, — кивнула бабушка.

— Там ходил кто-то, — проговорил Женя.

— Я завтра пойду возьму бадейку, — сказала Алёна. Ей стало тепло от щей, разморило после купанья. Да ещё бабушка ей нравилась. Хорошая у неё бабушка.

— Нет уж, теперь вместе пойдём, — отозвалась бабушка. — Теперь побоюсь так-то отпускать. Заблудились вы? Что долго-то?

— Мы, баушк, грядку у Тани пололи, а потом на плотину купаться бегали, — выпалила вдруг Алёна. Она не хотела говорить и промолчать, соврать не хотела. И теперь покраснела. Глаза ей защипало, и слёзы — кап-кап — в тарелку.

— Да что ты, глупенькая?

— Баушк, не говори Таниной бабушке, а? Не говори! Мы обещали.

— Полно, полно, не скажу. А обманывать-то и чужих негоже. Ну, поели? Идите гуляйте.

— Я к отцу… — сказал Женя. Он зашарил руками по лавке. — Ой, да я кепку вроде бы у Тани оставил…