Изменить стиль страницы

Сержант застонал, Римо нагнулся и резко поставил его на ноги.

– Девушки, – спросил Римо, – где они?

Пытаясь собраться с мыслями, сержант потряс головой.

– И все это из-за женщин? – спросил он.

– Где они?

– В комнате в конце коридора.

– Веди нас.

Римо подхватил сержанта, который шатаясь из стороны в сторону, повел их в конец отделанного дубом широкого коридора. Из раны на голове на его белую форму капала кровь. Правая рука висела плетью – перелом плеча, понял Римо. Он схватил сержанта за правую руку и дернул ее вниз. Заглушая вопль, Римо закрыл ему рот рукой.

– Чтобы напомнить – мы не из группы ваших друзей-советников и Организации Объединенных Наций, – заметил Римо. – Так что без шуток.

Сержант с широко раскрытыми от боли и ужаса глазами энергично, почти исступленно, закивал головой. Он пошел быстрее, и вскоре они остановились у большой дубовой двери в конце коридора.

– Здесь, – сказал сержант.

– Входи первым.

Сержант снял с металлического кольца на портупее ключ, открыл замок, широко распахнул дверь и вошел в комнату. Усилием воли Римо расширил зрачки и в ранних предутренних сумерках увидел четыре койки. Все они были заняты.

На койках лежали четыре обнаженные женщины, привязанные веревками. Руки были привязаны к стойкам у изголовья, ноги широко раздвинуты и привязаны за щиколотки к стойкам противоположной спинки. У каждой изо рта торчал кляп.

Все они уставились на Римо. В бледном свете, падавшем из окна и коридора, их глаза блестели каким-то странным блеском. «Словно глаза животных, глядящих из темноты на яркое пламя костра», – подумал Римо.

В комнате стоял запах пота и экскрементов. Протиснувшись мимо сержанта, Римо вошел. Сержант оглянулся, но, отрезая путь к побегу, в дверях стоял Чиун.

Римо вытащил кляп изо рта девушки на ближней к нему койке и нагнулся, чтобы разглядеть ее лицо. Оно было разбито и покрыто шрамами. Один глаз деформирован – он был разбит и не залечен. Зубов во рту не было.

От шеи до лодыжек все тело было покрыто шрамами от ударов кнутом. В тех местах, где его использовали вместо пепельницы, чернели язвы.

Римо вытащил кляп и сказал:

– Не бойся. Мы – ваши друзья. Теперь все будет хорошо.

– Все хорошо, – безжизненно повторила девушка. Внезапно на ее лице появилась улыбка, напоминавшая скорее гримасу старой беззубой карги. Глаза ее сверкнули. – Вам будет со мной хорошо, господин. Хотите выпороть меня? Если вы меня выпорете, я буду делать все, что пожелаете. Бить надо сильно. Сильно. Вам нравится сильно бить? Я люблю, когда бьют сильно. Нужно, чтобы текла кровь, и вам будет хорошо, господин. Хотите поцеловать меня? – Она округлила губы, посылая Римо воображаемый поцелуй.

Римо тряхнул головой и отшатнулся.

– Хи, хи, хи… – захихикала она. – У меня есть деньги. Если вы будете меня бить, вам будет со мной хорошо. Моя семья богата. Я заплачу. Ударь меня, солдатик!

Римо отвернулся. Он подошел к другой девушке, потом к третьей. Они были в таком же состоянии. Скрюченные, изувеченные, с померкшим разумом существа, бывшие некогда людьми. Им было немногим больше двадцати, но все они разговаривали с хмурой печалью тех дряхлых старух, которые сидят по углам и чьи глаза неожиданно вспыхивают, когда они вспоминают вдруг что-то хорошее, что когда-то с ними случилось. Но приятное для этих девушек – кнут, цепи и гасимые о них сигареты.

Когда Римо вынул кляп изо рта четвертой девушки, она начала рыдать.

– Благодарю Тебя, Господи, благодарю Тебя! – говорила она сквозь слезы.

– Кто вы? – спросил Римо.

Дрожа, как в ознобе, и всхлипывая, она сказала:

– Я – Хилари Батлер. Они похитили меня. Я здесь уже два дня.

– Здорово досталось, малышка, а?

– Пожалуйста, – попросила она, показав глазами на веревки.

Развязывая, Римо услышал, как сержант начал было говорить:

– Я к этому не имею никакого отношения, браток… – но охнул и сразу замолк, почувствовав на спине тяжелую руку Чиуна.

– А кто эти другие? – спросил, освобождая девушку от веревок, Римо.

– Я их не знаю, – сказала она. – Сержант сказал, тоже американки. Но от них ничего не осталось. Они на героине.

– А вы?

– Пока только два раза: первый раз вчера ночью и сегодня утром.

– Тогда вы, наверное, сможете открутиться, – сказал Римо. – Так быстро это обычно не срабатывает.

– Я знаю. – Девушка поднялась на ноги, неожиданно обвила шею Римо руками и снова неудержимо разрыдалась. – Я знаю, – всхлипывала она. – Я знаю. Я все время молилась. Я знала: если я перестану молиться, все будет кончено. Я стану такой же, как они.

– Ну, теперь все о'кей, – успокоил ее Римо. – Мы явились вовремя. По крайней мере, для вас. – Он подвел ее к гардеробу, где висела одежда, и протянул ей какое-то платье.

– Вы можете ходить?

– На ногах синяки, но они не сломаны.

– Чиун, – сказал Римо, – отведи мисс Батлер вниз и ждите меня там. А ты, – он повернулся к сержанту, его голос стал жестким и напряженным, – иди сюда!

Сержант неохотно двинулся к нему.

Проводив взглядом удаляющихся Чиуна и Хилари, Римо закрыл дверь комнаты.

– Сколько времени находятся здесь эти девушки? – спросил он.

– По-разному – три месяца, семь месяцев.

– Это ты давал им наркотики?

Сержант посмотрел на закрытую дверь, потом на окно, в котором виднелось светлеющее небо.

– Отвечай! – потребовал Римо.

– Да, босс. Теперь без героина они умрут.

– Здесь был человек по фамилии Липпинкотт. Где он сейчас?

– Мертв. Он убил одну из девушек. Она, наверное, узнала его. Так что его тоже убили.

– Почему здесь сегодня так много солдат?

– Генерал Ободе приказал выставить охрану. Он ждал, что сегодня кто-то сюда проникнет. Должно быть он имел в виду вас. Послушайте, у меня имеются кой-какие сбережения. Отпустите меня – и они ваши.

Римо отрицательно тряхнул головой.

Глаза сержанта оживились.

– Вам нравятся девочки, господин? Они будут очень стараться. Я их хорошо дрессирую. Сделают все, что вы хотите.

Он говорил все быстрее. Пока это еще не была откровенная мольба о пощаде, но он уже умолял.

Римо отрицательно покачал головой.

– Хочешь убить меня, парень?

– Да.

И в этот момент сержант бросился на Римо. Римо ждал. Он позволил сержанту схватить его за руку, нанести ему резкий и мощный удар кулаком. Он хотел вложить определенный смысл в то, что собирался сделать, а для этого он должен был напомнить себе, что перед ним – мужчина. Он хотел, чтобы сержант дотронулся до него, почувствовал его и понял, что с ним будет.

Римо выждал, а потом внезапно вонзил кончики пальцев своей левой руки сержанту в правое плечо. Сержант замер, как будто оцепенев.

Римо снова нанес ему несколько ударов кончиками пальцев левой руки, потом правой, потом снова левой, барабаня в одно и то же место. Сержант потерял сознание и рухнул на пол. Римо нагнулся и с силой ущипнул его за шею. Сержант пришел в себя и в ужасе уставился на Римо ярко блестевшими глазами. Такие же глаза, осознал вдруг Римо, следили за этой неожиданной сценой с кроватей.

– Проснулся? – спросил Римо. – Вот и хорошо.

Он вновь вонзил пальцы в разбитое плечо. Он чувствовал, как когда-то крепкие жилистые мускулы и волокна тканей под его пальцами превращаются в кашу. И все-таки его пальцы продолжали бить. И чем мягче становилось под ними кровавое месиво, тем ожесточеннее становились удары. Сержант был без сознания, в том состоянии, из которого нет пути назад. Но Римо досадовал, что не мог придумать что-нибудь еще более болезненное. Сержантская форма превратилась в клочья и обрывки ниток. Римо продолжал бить. Под его пальцами были теперь только осколки раздробленных костей, кровь и какая-то липкая жидкая масса. Кожи уже давно не было.

Римо откинулся назад и потом снова, в последний раз, нагнулся. Пальцы правой руки прошли насквозь сквозь то, что было раньше тканью, кожей, мускулами, мясом и костями, и уткнулись в деревянный пол.