Часть третья Демон внутри каждого
Только в моей философии все зло мира осознается в своем полном объеме: мы можем его осознавать, потому что на вопрос о его происхождении ответ будет тот же, что и на вопрос о происхождении мира.
Истоки деструктивности
«В человеческой душе жестокость таится подобно зверю, скованному, но готовому в любой момент прыгнуть». Это замечание психоаналитика Штекеля, безусловно, перекликается с откровениями многих древних философов, посвятивших жизнь размышлениям над природой людских поступков. Не стоит думать, что тайное или явное стремление к агрессии появилось в природе человека в процессе его эволюции, напротив, существует множество предположений в пользу того, что деструктивное изначально и всегда было заложено в нем. И не стоит думать, что раньше люди не подозревали об этом. Скорее, стоит согласиться с Шопенгауэром: стремление человека к жестокости и агрессии родилось вмести с ним. Дело, однако, в том, что ключевое различие между человеком и животным состоит в наличии разума, который позволяет ему развиваться либо в сторону созидания и творчества, либо в сторону разрушений. И если соперничество за власть и влияние между животными заканчивается выяснением отношений и выявлением сильнейшего, то у людей определение наиболее могущественного на данный момент индивидуума может только открыть главу борьбы, в которой с течением времени могут проявляться все более изощренные и усовершенствованные методы низвержения своего потенциального или реального противника. Это путь скованного и ограниченного разума.
Важным достижением современной цивилизации может стать всестороннее изучение агрессии и обоснование объективного ответа на вопрос о том, можно ли сдержать напор деструктивного в человеке. Признавая бесспорность живущей в каждом агрессии и жестокости, Эрих Фромм предложил довольно интересную философскую форму аргументации агрессии. По мнению мыслителя, человек не лишен потребности преодолеть собственную ограниченность, что является одним из источников любви. Но если человек не способен к любви и созиданию, тогда он может избрать противоположную формулу преодоления ограниченности своего существования, используя разрушения и агрессию. «Уничтожение жизни также дает возможность выйти за ее пределы». Таким образом, говорит ученый, стремление человека преодолеть собственную ограниченность ставит его перед решающим выбором между созиданием и разрушением, любовью и ненавистью. А жажда разрушения коренится в природе человека точно так же, как и стремление к созиданию.
Удивительными в этом контексте являются представления древнего человека в виде проекций-мифов. Например, несущая наиболее высокий уровень культуры, по сравнению с иными отрезками цивилизации, греческая мифология содержит несчетное количество братоубийственных сюжетов, не говоря уже о просто кровопролитиях. Братья убивали братьев и под стенами древней Трои, и при основании Рима, и в славянских легендах. Естественно, что убийствами, насилием и враждой была наполнена и вся последующая история человека. В ней герои данной книги – лишь наиболее известные и наиболее яркие представители этой болезни. Не обычаи породили жестокость, а природная, инстинктивная склонность к садизму в душе каждого, стимулируемая всплесками насилия в обществе, сделала человека таким, каков он ныне.
Живя в своем первобытном психическом состоянии, человек достаточно быстро осознал, что новые технологии открывают больше возможностей для утверждения своей воли и возвышения над себе подобными; особые знания с самого рождения человека стали приобретать оттенки магической, небесной силы. И в каждой сфере бытия всегда существовала граница между конструктивным поступком и деструктивным действием. Сначала, научившись лучше соплеменников убивать животных, один индивидуум мог возвыситься до уровня их вождя благодаря своей силе и ловкости. Однако с течением времени на первый план стали выходить иные качества. Например, умение создать новое, более мощное оружие, способность консервировать добытую на охоте дичь и т. д. Неудивительно, что очень скоро человек для демонстрации своего влияния и весомости в мире ради показной силы стал прибегать к уничтожению множества животных, а затем для утверждения своей силы – и истреблению себе подобных. Чем больше развивались средства нападения и защиты, тем больше развивался и диапазон деструктивного внутри человека. Оно коснулось всех сфер его деятельности, но наибольшее проявление нашло в развитии страсти к разрушению, захвату власти за счет ущемления прав и возможностей себе подобных.
Поскольку территория, пища и способность к продлению рода стали непосредственными областями утверждения власти, именно в них наиболее остро проявилось демоническое начало человека. Вовсе не случайно история человечества является одновременно и историей войн. Человек на протяжении своего развития вместо совершенствования собственной личности неустанно боролся за такие цели и идеалы, как «расширение жизненного пространства» или «наказание неверных». Удивительно, что даже не жажда обогащения, а идеологическая платформа часто выступала в роли генерального стимула масс к агрессии, что подтверждает потенциальную готовность индивидуума выйти на тропу войны и разрушений. Стоит вспомнить, что именно военные действия узаконивают верховенство силы, открывая возможности для выхода разрушительной энергии и грубого сексуального насилия для каждого, в том числе рядового участника событий, независимо от его социального положения и места в военной иерархии. Так не являются ли цели войны лишь хитроумными трюками, универсальными поводами снова и снова обращаться к поиску клапана для выброса накопившейся в человеческих массах вулканической силы?! Как снег на склонах гор, эта энергия накапливается в виде тревожности, напряженности, скрытых и тщательно подавляемых страстей, чтобы после критического накала атмосферы обрушиться с неизбежной могучей силой лавины, снова и снова вызывая дух насилия. Эти странные свойства человеческой души были давно известны людям, иначе Никколо Макиавелли не написал бы несколько веков тому назад, что «самодержавие легко становится тираническим, аристократии с легкостью делаются олигархиями, народное правление без труда обращается в разнузданность». Деструктивное – это человеческое, и не стоит кривить душой на этот счет.
Цели агрессии человека имеют несоизмеримо больший диапазон, чем в рамках животного мира. Психоаналитик и специалист по вопросам агрессии Леонард Берковиц среди причин агрессивного поведения выделяет такие не свойственные животным формы, как утверждение своей репутации путем насилия над жертвой, самоутверждение, стремление произвести впечатление, компенсацию слабости и др. Порой возникают случаи, когда агрессия совершается не с целью повлиять на социальный статус, а из удовольствия от причинения вреда и мести. Ученый приводит примеры безпричинного убийства подростками слабых бездомных людей, отмечая, что «они лишь искали удовольствий в своих поступках». И на отрезке развития цивилизации без войн мы все чаще сталкиваемся с примерами, когда люди «просто забавляются, причиняя боль», и при виде крови впадают в безумие.
Жажда доминирования в людской среде приобретает такой гротескный и навязчивый характер, что человек часто сознательно соглашается подвергаться давлению и унижению с тем, чтобы потом самому ущемлять других и заставлять их страдать. Нередко это происходит под прикрытием государства как регулятора деструктивных побуждений человека. Классической декорацией такого явления может служить армия, где муштра солдат, граничащая с садизмом, с пафосом выдается за благо государственного масштаба, поскольку признана обеспечить безопасность и обороноспособность. Любопытным может показаться высказывание одного уже зрелого военного, пытавшегося переосмыслить свою мотивацию стать офицером и генералом. Его откровение выглядело приблизительно так: «Когда-то, будучи десяти– или одиннадцатилетним ребенком, я стал свидетелем гарнизонной сцены – а мой отец тогда служил в этом гарнизоне, – как сержант муштровал солдат. Меня дико поразило, что когда кто-то из обучаемых выполнял упражнение недостаточно браво, сержант приказывал солдатам одевать противогазы, ползать по земле, а сам при этом пинал их ногами. Хотя мне было жаль молодых бойцов, я тоже хотел возвыситься настолько, чтобы пинать их ногами». Ключевым моментом в этой ситуации является даже не «желание пинать» ближнего, а готовность пройти через ад души, чтобы потом воспользоваться приобретенным правом доминирования.