Она досконально разобралась, чем обладает, прежде чем пойти к Хардену Марку. Все пять кукол были работы известного мастера, выпущены малыми сериями, розничная цена на каждую из них колебалась около пяти тысяч.

Эти куклы оставались у неё только одну ночь, затем она упаковала их и отвезла в Сан-Франциско. Ночь они провели у неё на комоде, а наутро ей ужасно не хотелось расставаться с маленькими красавицами. В последнюю минуту она не удержалась и отложила одну – блондинку в голубом шёлковом наряде шестнадцатого века. Её всегда можно будет продать позже.

Она вышла из конторы Хардена Марка с десятью тысячами наличных – половиной розничной цены, и это было честно. Затем она по очереди обошла свои обычные три банка, равномерно распределив между ними деньги, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания любителей сплетен.

Проехав мимо библиотеки, она остановила машину в квартале от нужного здания. Белые отштукатуренные стены библиотеки и нависавшие над крышей дубовые кроны нагоняли на неё тоску. Ей уже надоела эта псевдоиспанская архитектура. Возможно, её мнение о небольших городках на побережье было несправедливым и извращённым, однако Сан-Франциско казался ей более красочным. Там и небо казалось более переменчивым и гонимые ветром облака более массивными и обширными, да и сам город выглядел более живым. Впрочем, возможно, кипение жизни ей только чудилось, когда она глядела на город из окон верхних этажей лучших гостиниц вроде «Марка» или «Святого Франциска».

Прежде чем выйти из машины, она нашарила под сиденьем парадные туфли, надела их и откинула солнечный козырёк с зеркалом на обратной стороне, чтобы причесаться. Длинные волосы позволяют, чередуя прически, менять внешность почти до неузнаваемости. Она вытащила шпильки и распустила волосы по плечам.

Дотянувшись до заднего сиденья, она взяла широкополую панаму с розовыми цветами. Надвинув её пониже на лоб, она аккуратно подкрасила губы розовой помадой. Взглянув на себя в зеркало, она усмехнулась, выскользнула из машины и пошла к библиотеке сквозь чересполосицу света и тени, которую бросали дубы, растущие вдоль узкой улочки. Городок был совсем неплох и на свой манер живописен, хотя и несколько слащав: островерхие крыши, все эти балкончики – фронтончики и прочая пастораль. Возможно, она посетит ещё пару-тройку домов, а потом уедет. Смоётся, пока газеты не подняли переполох вокруг этих краж, пока капитан Харпер не засёк её машину. Насчёт узнавания в лицо можно было не беспокоиться: внешность она тщательно меняла.

Войдя в библиотеку, она огляделась – нет ли поблизости кошки, поскольку всеми силами хотела избежать встречи с нею. Глупость какая – держать кошку в общественной библиотеке! В местной прессе было столько шума о том, как замечательно было завести «библиотечную кошку», – и редакционные статьи, и письма читателей. А потом одна из сотрудниц, страдавшая от аллергии на кошек, устроила «крестовый поход» против этой твари. И народ кинулся собирать петиции в защиту животного. Что за идиоты? Половина города считает, что эта кошка просто прелесть. Ну и, разумеется, туристы её любят. А на самом деле это обыкновенная кошка, совершенно бесполезная, от которой только шерсть и блохи; одна из тех полосатых уродин, сотни которых шляются по улицам.

Пройдя мимо стола регистрации, она с опаской оглядела примыкающие залы, но кошки не увидела. У неё мурашки бежали при мысли, что у стола или книжных полок эта кошка вынырнет откуда ни возьмись прямо ей под ноги. Стоило ей только подумать об этом, у неё зачесались лодыжки, словно в любую минуту зверушка могла появиться и начать тереться о её ноги.

Женщина за конторкой всё ещё смотрела на неё, поэтому она широко улыбнулась в ответ. На что это она уставилась? Разглядывает её, словно какую-то чудачку. Она что, не одобряет широкополые розовые шляпы и розовую помаду?

«Ну, а я их люблю и буду носить и впредь». Надо продолжать улыбаться – если уж она играет роль, которая у неё получается превосходно, какое ей дело, что подумает какая-то там библиотекарша?

Глава 19

Дульси проснулась под диваном в парадном фойе «Каса Капри», где провела ночь, свернувшись уютным калачиком на китайском ковре. Джо исчез. В поисках друга она взглянула в сторону патио и обмерла.

В саду бурлила жизнь. Воробьи порхали и щебетали среди цветников и кустов, юркие зяблики сновали в листве, выхватывая утренних мошек. Вся эта деловитая пернатая закуска выглядела весьма соблазнительно, так и приглашая попробовать себя на зуб.

Джо стоял на задних лапах у стеклянных дверей, пытаясь открыть задвижку. При этом он зверски щелкал зубами, словно перемалывая нежные воробьиные косточки.

Дульси вернулась на место. Она была не слишком голодна, и ей совсем не хотелось покидать нагретое местечко на мягком ковре. Лучше ещё немножко поспать, а Джо пусть охотится. Она свой завтрак поймает позже.

Развалившись на ковре, Дульси легонько погладила замысловатый орнамент. Затем перевернулась на спину и потрогала днище дивана. Сквозь черную сетчатую ткань, которую используют для защиты от пыли – и она действительно пахла пылью, – были видны пружины и крепкая рама. Несколько раз коснувшись тонкой ткани, она запустила в неё когти и с силой потянула, разодрав на тонкие полоски и ощутив приятное возбуждение от изумительных звуков рвущейся ткани.

Она дернула снова, потом ещё раз. Ей было непонятно, почему диванная подкладка вызывает у неё столь непреодолимое желание царапать и рвать. Она уже готова была вцепиться всеми четырьмя лапами и разодрать эту марлю в клочья, но тут послышался звук открывающейся парадной двери.

Быстро перевернувшись, она уставилась на вход.

Дверь медленно открылась, как будто входивший не был уверен в том, что его здесь ждут. В холл скользнула миниатюрная девушка. На ней была обычная белоснежная униформа белые полуботинки, а на темных волосах1 стриженных «под пажа», – надетая набекрень белая сестринская шапочка. Волосы были тщательно уложены, прядка к прядке, словно она только что вышла из дорогого салона. Девушка была накрашена: румяна, темный карандаш, немного зелёных теней, зрительно увеличивавших её глаза; макияж придавал ей вид более взрослый и умудрённый.

Но, несмотря на аромат косметики, молоденькая медсестра пахла, как Дилон. Дульси едва узнала девочку; незнакомый человек на вид дал бы ей не меньше восемнадцати.

Дилон быстро прошла в сторону гостиной и дальше, мимо диванов, в столовую. Дульси видела, как девочка на удивление уверенно толкнула дверь и вошла в кухню. Распашные створки покачались у неё за спиной и снова замерли.

Дульси смотрела на дверь, ожидая вот-вот услышать оттуда брань и увидеть, как вылетит Дилон.

Но ничего не произошло. Молчание затягивалось. Кончик хвоста Дульси нервно подрагивал, а подушечки лап раскалились от тревожного предчувствия. Ежесекундно она готова была услышать сердитые возгласы и стать свидетельницей позорного изгнания дерзкой девчонки.

Но через несколько минут двери снова распахнулись, и оттуда показалась кухонная тележка. Даже не подумав придержать створки, Дилон быстро и со знанием дела толкала её перед собой, словно выполняла эту работу каждое утро. Верхняя полка была изрядно нагружена и прикрыта белой салфеткой, а резиновые шины издавали такой же неприятный липкий звук, что и та тележка, которую они видели в Заботе.

Дилон провезла тележку мимо стойки приёмной и дальше за угол, оставляя за собой шлейф запахов варёных яиц и тостов. Дульси хотела последовать за ней, но тут из патио, облизываясь, вернулся Джо и нырнул к ней под диван. Он уставился на проехавшую мимо тележку, мельком взглянул на гладкие волосы и взрослое лицо и принюхался, почуяв знакомый запах.

– Не может быть… Неужели это Дилон?

Дульси улыбнулась.

– Ты бы дал ей сейчас двенадцать? Джо облизнул усы.

– Шустрая малышка. Может, этот номер у неё и пройдёт.

– Но если её снова поймают, что тогда? Эти медсестры… Она же ещё ребенок. Они могут…