Он отправился под навес, а Саша – к хозяйке, чтобы заполучить ежевечерний бидон молока. В это самое время и наведался сотрудник милиции.

«Хозяйка есть?» – спросил у возвращавшегося с молоком Саши.

Они повстречались в тесных сенцах, и Саша, пропуская гостя, отступил в сторону, пробурчал:

«А куда бы ей подеваться, на ночь глядя?»

И они разминулись.

А на пути к флигелю Сашу перехватил Сапрыкин.

«Чего это он заявился?» – кивнул с откровенной тревогой на освещенные окна.

Саша уловил тревогу, и ему захотелось пугануть злостного алиментщика.

«Да на нервах наших поиграть! – воскликнул с деланным возмущением. – Из города, дескать, поступило распоряжение установить личности всех приезжих. Ищут, я понял, кого-то».

«Ха-ха, чего выдумал! – нервно хохотнул Сапрыкин, однако тем не менее торопливо зашагал к воротам, кинув Саше: – Добегу до аптеки, пока не закрылась, а то голова раскалывается».

«У меня цитрамон есть, враз вылечишься».

Тот не оглянулся, будто не услышал.

– Ну, я не стал догонять, не моя забота алименты взыскивать, – рассказывал Саша инженеру, – но до сведения милиционера данный факт довел.

– И что же он предпринял?

– Да ничего. Только спросил, какие имеются вещи, и конфисковал сапрыкинский чемодан. Попросил нас всех присутствовать при вскрытии, составил акт.

Тут он вспомнил о листке бумаги, который крутил все это время в руках, положил перед инженером.

– В чемодане обнаружил. Там, на самом дне, оказалась такая толстая тетрадь – их называют общими, – милиционер стал ее просматривать, а листок этот вывалился:

– Зачем он тебе? – поморщился инженер, не притрагиваясь к листку, – Тащишь всякое г… на обеденный стол.

– Эдуард Антоныч, это ведь ваши же какие-то записи! Почему я и заинтересовался.

Инженер поглядел на Сашу, спрашивая взглядом, не спятил ли тот, однако все же склонился над листком, вгляделся в поблекшие карандашные строчки. И оторопел: они были написаны его собственной рукой!

– Вижу, ваш почерк, – бубнил над ухом Саша, – я и заинтересовался.

«Долина ручья на 572-й отметке, – с трудом разобрал инженер, – делится на два рукава, причем левый почти сразу поворачивает круто к северу…»

У него перехватило дыхание, он прошептал растерянно:

– Отец… Рабочий дневник моего отца…

Вскочил, ухватил Сашу за полы распахнутого полушубка.

– Где она?

– Тетрадь, что ли? Ну, как-никак личное имущество, милиционер внес ее в акт и оставил в чемодане… Я же не знал!

– Саша, милый, он не должен уйти! Понимаешь? Мы не имеем права его упустить!

– Сапрыкина?

– Никакой он не Сапрыкин, это изменник Родины Захаров. Изменник и убийца.

Метнулся к вешалке, набросил на плечи полушубок; изнутри поднималась, сотрясая всего, знобкая дрожь.

– Но он наверняка вооружен, а у нас… Где сейчас может быть милиционер?

– Дома, наверно. Забрал чемодан, сказал, что пойдет домой.

– Ты знаешь, где он живет?

– Найду, пожалуй… Может, напрямую, огородами махнем?

Выбрались огородами в проулок, добежали до угла, тут Саша притормозил, гадая, влево им или наоборот вправо.

– Сюда, – сообразил, наконец, поворачивая к мерцавшим вдалеке огням довольно большого здания.

Луна над селом только-только начала подниматься, но недавно нападавший снег светился, казалось, сам по себе, вечерняя улица просматривалась довольно далеко.

Шагов, может быть, на двадцать. Именно на таком расстоянии они и углядели распластавшегося на дороге человека в белом полушубке.

– Угораздило кого-то надрызгаться,- громко ругнулся Саша. – Посреди села спать улегся.

Человек шевельнулся, попытался подняться на колени.

– Помогите!

Приблизившись, инженер разглядел охваченную портупеей спину; рядом валялся надломленный кол.

– Опередил нас этот гад, – сказал Саше, подхватывая лежащего.- Увидал – чемодан с тетрадью уплывает, и скараулил.

Саша помог инженеру поднять милиционера, заглянул в лицо.

– Как вы?

Тот, не отвечая, стянул шапку, ощупал затылок.

– Башка целая, однако-то, – проговорил слабым голосом. – Гудит шибко.

– Идти сможете? – спросил инженер, подставляя ему плечо – он оказался почти вровень с ним.

– Не знаю… Пробовать надо.

Нахлобучил шапку, потоптался на месте.

– Ай-я, ит котон, гудит шибко! Угостил шайтан… Алиментщик проклятый!

– Он не алиментщик, – сказал Саша. – Эдуард Антоныч узнал его: это изменник Родины. С войны затаился.

Милиционер как-то встряхнулся, что ли, перестал виснуть у инженера на плече, поспешно отогнул рукав полушубка.

– Нет, не вижу, глаз мутный стал,- пожаловался инженеру.- Смотри ты, пожалуйста.

Инженер глянул на светящийся циферблат.

– Девять без минут.

– Скорей, дома мотоцикл… Должны успевать.

– Думаете, рискнет на рейсовый автобус?

За милиционера ответил Саша:

– Вообще-то говоря, больше не на чем отсюда выбраться.

У себя во дворе милиционер совсем приободрился, постучал в освещенное окно, крикнул выглянувшей молодой женщине – должно быть, жене:

– Я скоро!

– Куда? – донеслось из дома.

– Почта.

Накрытый брезентом мотоцикл стоял под навесом; когда выкатили, инженер кивнул на коляску, предложил хозяину:

– Думаю, вам лучше сюда сесть, а руль мне доверьте… Простите, не знаю ваших имени и отчества?

– Зовите, однако-то, просто Митхас. Я шорец.

– Товарищ Митхас, – сказал инженер, не видя у него на поясе кобуры, – товарищ Митхас, оружие прихватить бы.

– Зачем прихватить? – отозвался Митхас, ныряя рукою за пазуху.- Оно тут.

Переложил пистолет в карман полушубка, сел в коляску.

Инженер давнул на стартер, закинул ногу на седло. Саша пристроился у него за спиной.

Рейсовый автобус делал в селе одну остановку – возле почты, там и группировались пассажиры. Вырулив за ворота, инженер спросил у Митхаса, как туда проехать кратчайшим путем. Митхас махнул рукой вправо:

– Вон много огней – клуб, от него…

Не договорив, перевесился через борт коляски: его стошнило.

– У тебя же сотрясение мозга! – запоздало догадался инженер, перейдя незаметно на «ты». – В больницу надо.

– Ай-я, ит котон! – ругнулся Митхас, вытирая губы. – Погоняй!

– Но…

– Ты здесь чужой, а Митхаса шофер знает, пассажиры знают – помогут. Больница – после. Погоняй!

Посадка уже закончилась, но автобус еще не отошел. Громкое название «рейсовый» носил кузовок на колесах, вмещавший, надо думать, не больше двух десятков пассажиров. Что делалось внутри, рассмотреть не представлялось возможным, стекла покрывал слой изморози.

Да к тому же и света в салоне не было.

Инженер подрулил к автобусу спереди, остановившись так, чтобы автобус не мог тронуться. Спрыгнув, помог милиционеру выбраться из коляски, повел к двери водителя. Водитель опустил стекло, высунул голову:

– Не знаю, мужики, втиснетесь ли, еле двери закрыл. Вас двое, что ли?

Митхас попросил:

– Вылезай, пожалуйста, говорить, однако-то, надо!

Водитель вгляделся, узнал милиционера.

– Митхас, ты? У тебя же свой транспорт.

Тем не менее молодцевато выпрыгнул из кабины, протянул Митхасу руку. Митхас кивнул на инженера:

– Он говорить будет.

Сам шагнул в сторону, переломился надвое: его вновь стошнило. Саша поспешил к нему, подхватил под локоть.

Водитель ухмыльнулся, поднял на инженера нагловатые глаза.

– Никогда не поверил бы, что Митхас может так надрызгаться!

– Он болен, – сухо произнес инженер и, переходя па шепот, попросил: – Прикройте дверцу, чтоб в салоне нас не слышали. И окно поднимите.

Водитель недоуменно хмыкнул, но повиновался.

– Значит, так, – сказал инженер, наклоняясь к уху водителя, – среди пассажиров находится человек, который… Ну, словом, преступник, он может на все пойти. Вероятно, вооружен.

– Нич-чего себе! – отпрянул водитель. – Как же будете брать его? В салоне света нет, проход забит. Я еле двери закрыл.