– Двадцать минут двенадцатого, – сказал я. – Помните о нашем свидании в полночь. Веди меня, Макдуф!

– Ваша рубашка, – сказал он, – будет маяком в темноте. Переоденьтесь.

Я быстро выбрал самую незаметную рубашку в шкафу.

– Револьвер есть? – спросил он.

Я кивнул и указал на левую подмышку. В клубе я пополнил свой арсенал, который опустошил Консардайн.

– Суньте его в ящик, – к моему удивлению, попросил он.

– А почему?

– У вас появится искушение его использовать, капитан.

– Но если оно и появится, у него будет достаточное основание.

– Заодно можете прихватить сигнал тревоги, – сказал Баркер. – Он вам сделает столько же добра. Или вреда. Но больше вреда. Мы ведь не хотим рекламировать наше путешествие, капитан.

Мое уважение к Гарри стремительно выросло. Я спрятал пистолет в стоявшую поблизости вазу. Отстегнул кобуру и сунул ее под подушку.

– Оставляю тебя, искушение, – сказал я. – Что теперь?

– Тапочки, – объявил Баркер и протянул мне пару домашних туфель на толстой подошве.

– Кастеты. – Он сунул мне в руку пару прекрасных медных кастетов.

– Хорошо, – сказал Баркер. – У них, конечно, нет дальнобойности пистолета, но если будет схватка, постараемся, чтобы было потише. Действовать нужно быстро и жестко.

Он выключил свет в гостиной. Вернулся, двигаясь абсолютно тихо, и взял меня за руку. Провел к стене спальни.

– Положите руку мне на плечо и идите за мной, – приказал он.

Я не слышал звука раздвигающейся панели и не видел во тьме никакого отверстия. Но панель открылась, и я прошел через то, что только было сплошной стеной. Он остановился, несомненно, закрывая отверстие. Потом повернул под прямым углом направо, я за ним. Я насчитал пятьдесят шагов, прежде чем он остановился. Длинный коридор. Он на мгновение зажег свет, передо мной был один из маленьких лифтов. Баркер сжал мне руку и ввел меня в лифт. Он пошел вниз. Баркер облегченно вздохнул.

– Тут опасно, – прошептал он. – Но дальше будет легче.

Лифт шел, казалось, очень долго. Когда он остановился, я был уверен, что мы глубоко под большим залом, где-то на уровне фундамента.

– Мы идем одним из его собственных путей, – снова прошептал Баркер. – Не думаю, чтоб даже Консардайн его знал. Но Сатану мы здесь не встретим. Знаете почему? Я хочу вам показать.

Мы пересекли широкий, около десяти футов, коридор, темный, как тюремное подземелье. Потом, по-видимому, через противоположную стену и еще по одному коридору – восемнадцать шагов. Здесь Баркер остановился и прислушался.

Затем прямо передо мной появилась светлая линия в волос толщиной. Медленно, очень медленно она расширялась. На ее фоне стал виден силуэт головы Баркера. Он осторожно заглядывал в щель. Затем уверенно кивнул. И двинулся дальше.

Мы находились в полутемном узком коридоре. Два человека с трудом разминулись бы в нем. Коридор был выложен каким-то полированным черным камнем, в котором тонул свет из скрытого источника. Мы были в самом конце коридора. Пол постепенно опускался в виде пандуса на протяжении более ста футов; свет был таким тусклым и обманчивым, что точнее я не могу сказать.

– Похоже на вход в ад, не правда ли? – прошептал Баркер. – Ну, через одну-две минуты вы сами поймете, так ли это.

Он угрюмо шел вперед, я за ним. Я подошел к участку пути, который ставил меня в тупик. Это был крутой поворот. Освещения за ним не было совсем; тьму слегка рассеивал лишь свет сзади. Конца его я не видел. Мы двигались в сгущавшейся тьме. Пол стал ровным.

Неожиданно Баркер остановился и прижал губы к моему уху.

– Ложитесь. Ни звука, пока смотрите. Ради вашей жизни! Даже не дышите!

Я взглянул в щель. И почувствовал, как по спине и в корнях волос пробежали мурашки.

Чуть подо мной и не далее, чем в пятидесяти футах сидел Сатана. Он открывал ворота своего черного рая перед погибшими душами рабов кефта.

При первом же взгляде я понял смысл этой сцены. Сатана сидел, наклонясь вперед, на троне из черного камня с алой подушкой, стоявшем на невысоком широком помосте. Он был в алом. Сбоку присел на корточки обязьяноподобный палач Санчал. Слева стояли два человека с закрытыми вуалью лицами. Один из них держал большой кувшин, а другой – золотой кубок.

У ног Сатаны поднималась с колен женщина. Не старая, светловолосая и когда-то, должно быть, очень красивая. Ее тело, видимое сквозь белую рубашку, – ее единственную одежду – не потеряло стройности. Глаза ее с ужасной алчностью были устремлены на другой золотой кубок в руке Сатаны. Рот ее был полуоткрыт, губы плотно прижаты к зубам. Тело дрожало и было напряжено, будто она собиралась прыгнуть.

Палач взмахнул своей петлей и улыбнулся. Она отшатнулась. Сатана высоко поднял кубок. Раскатился его звучный, лишенный выражения голос:

– Ты, женщина, которая была Гретой фон Бонхейм, кто я такой?

Она так же без выражения ответила:

– Ты Сатана.

– А кто я – Сатана?

– Ты мой Бог!

Я почувствовал, как дрожит Баркер. Думаю, что и сам я вздрогнул. Нечестивая литания продолжалась.

– У тебя не должно быть Бога, кроме меня!

– У меня нет Бога, кроме тебя, Сатана!

– Чего ты хочешь, женщина?

Она поднесла сжатые руки к сердцу. Голос ее дрожал, она говорила так тихо, что я с трудом расслышал:

– Мужчину и ребенка, которые умерли!

– Благодаря мне они сживут для тебя! Пей!

В его голосе звучала слабая насмешка, в глазах застыла издевка, когда он протянул кубок женщине. Схватив обеими руками, она осушила его. Потом поклонилась и отошла. И вышла из поля моего зрения, ступая при этом более твердо, лицо у нее было восторженное, губы шевелились, как будто она разговаривала с кем-то невидимым, шедшим рядом с ней.

Снова я почувствовал, как холодок ползет по спине.

В том, что я видел, было нечто истинно дьявольское, нечто подлинно отдававшее князем проклятых. Оно проявлялось в холодном высокомерии и гордости Сатаны во время этой богохульственной литании. Оно было в его лице, в его сверкающих глазах, в позе его огромного тела. Что-то действительно адское владело им, излучалось им, окутывало его. Я уже описывал это впечатление: будто он механизм из плоти и крови, в который вселился дьявол.

Мой взгляд следовал за женщиной, пока я мог ее видеть. Помещение было громадным. Через щель мне была видна едва ли треть его. Стены розового мрамора без шпалер или каких-нибудь украшений. В стенах отверстия, похожие на входы в глубокие ниши, с серебряными занавесями. Большой фонтан отбрасывал звенящие струи воды в кроваво-красный бассейн. Повсюду были разбросаны кушетки из розового камня, покрытые богатыми коврами. На них лежали, как во сне, мужчины и женщины. Их несколько десятков, только в моем ограниченном поле зрения я насчитал не менее двадцати. Потолка я не видел.

Я подумал, что занавешенные отверстия – входы в помещения, где живут рабы.

Прозвенел гонг. Занавески отошли. В каждом отверстии стоял раб, глаза рабов в ужасном рвении не отрывались от Сатаны. Я вздрогнул. Похоже на исход проклятых.

Сатана поманил. К возвышению подошел мужчина. Я принял его за американца с запада. Высокий и тощий, походка выдает человека, привыкшего к верховой езде. Лицо орлиного типа, такие часто встречаются в горах; бледность и отсутствие зрачков в глазах делали его лицо похожим на гротескную маску. Рот тонкий и озлобленный.

Как и женщина, он лег на пол перед Сатаной. Человек в вуали протянул кубок держателю кувшина, тот налил в него зеленую жидкость. Кубок был передан Сатане.

– Встань, – приказал Сатана. Проситель вскочил на ноги, не отрывая горящего взгляда от кубка. Нечестивый ритуал начался заново!

– Ты, человек, бывший Робертом Тейлором, кто я такой?

– Ты Сатана!

– А кто такой Сатана?

И снова богохульное признание:

– Ты мой Бог!

– У тебя не должно быть Бога, кроме меня!

– У меня нет Бога, кроме тебя, Сатана!

– Чего ты хочешь, человек?