— Должен быть другой выход, обязательно должен…

Гарри смерила его взглядом, чувствуя, как что-то крохотное у нее внутри становится еще крохотнее.

— Значит, ты не хочешь мне помочь, да? — спросила она.

Гарри почувствовала, что в ее голосе звучат недоумение и боль. Она опять сидела на школьной стене. В груди у нее будто свернулся тугой узел. Отец снова юлил — впрочем, как всегда. Какой глупостью, каким ребячеством было надеяться, что на этот раз будет по-другому!

Внезапно его манера переменилась. Он встретился с Гарри глазами и улыбнулся. Улыбка показалась Гарри натянутой. Какой бы ни была предстоящая шутка, его глаза в ней не участвовали.

— Что за чепуха? Конечно, я помогу тебе, Гарри! — Взгляд его ни разу не дрогнул. — Но согласись — мне слегка затруднительно было бы отдать тебе деньги прямо здесь, верно? Ведь не думаешь же ты, что они лежат у меня в карманах!

Он вытянул руки ладонями вверх и пожал плечами — в резко преувеличенной, континентальной манере. Жест этот был скорее французским, чем испанским. Гарри уже видела его прежде. Она всегда подозревала, что отец использовал его сознательно, а вовсе не унаследовал от своих испанских предков.

Дверь за спиной у отца отворилась, и в комнату вошел тюремный офицер.

— Господа, время истекло, — сказал он, встав у открытой двери.

Пожилой мужчина, сидевший по левую руку от отца, неловко встал. Грэйси продолжала сидеть, полная решимости закончить свой монолог, пока ее брат не удрал назад, в тюремную клетку.

Отодвинувшись вместе со стулом, отец Гарри бросил взгляд на охранников и негромко произнес:

— Hablemos esta tarde. Поговорим днем.

— Днем? — удивилась Гарри.

Он встал — прямо, непринужденно. Дыхание его снова стало ровным.

— Встретимся у ворот в два часа дня.

Гарри с недоумением уставилась на него.

— У ворот? Не понимаю.

Отец склонил голову набок.

— Сегодня я выхожу. Подошло досрочное освобождение. Я думал, ты знаешь.

Гарри моргнула.

— Нет… Нет, я не знала… То есть я не знала, что так скоро.

Она вспомнила о телефонном сообщении, оставленном ее матерью. Должно быть, мать как раз пыталась сказать ей об этом.

Значит, именно сегодня, после всех этих лет, ее отец выйдет из тюрьмы. Гарри почувствовала себя плоской и сдувшейся, словно проколотая шина.

Она вздохнула.

— Значит, если я тебя встречу, ты мне поможешь.

Она не дала себе труда придать своим словам вопросительную интонацию. Какой смысл, если ответ не имеет отношения к вопросу?

— Конечно, помогу, золотко. — Отец шагнул к двери. — Не волнуйся, все будет хорошо.

Гарри поглядела ему вслед. Она не верила ни единому его слову.

Глава тридцать шестая

Гарри медленно, рывками ехала мимо пристаней, пытаясь не думать об отце. Не нужно ей было с ним видеться. Она крепче сжала руль и сосредоточилась на дороге, ведущей к дому.

Тучи разродились давно обещанным дождем. Мерное шуршание «дворников» по лобовому стеклу словно разделяло точками обрывки разговора Гарри с отцом, эхом звучавшие у нее в голове:

«Я не хотел тебя во все это впутывать».

«Я сделаю все, чтобы помочь тебе».

«Не волнуйся, все будет хорошо».

Гарри резко выключила «дворники» и затормозила на красный свет. Подперев щеку кулаком, она смотрела, как дождевые потоки стекают по лобовому стеклу — до тех пор, пока не стало казаться, будто стекло плавится.

Отец не собирался ей помогать, это было ясно с самого начала. Но он попросил встретить его у выхода из тюрьмы — интересно, для чего? Для очередных уверток и извинений? Гарри покачала головой. У нее не было ни малейшего желания еще раз оказаться рядом с тюремными стенами.

Дождь превратился в град — по машине забарабанили ледяные дробинки. Водитель сзади посигналил, и Гарри, от неожиданности подпрыгнув на сиденье, лихорадочно нащупала рычаги, которые как назло были тугими, неподатливыми. Гарри ехала на двухлетней «Ниссан-Микре», временной замене, предоставленной ей страховой компанией после того, как ее сотрудники отбуксировали разбитую «мини». Ей удалось убедить их в том, что другие автомобили в аварии не участвовали, так что полиция не вмешивалась. Меньше всего Гарри сейчас хотелось встречаться с детективом Линном. Она с усилием передвинула рычаг и вздохнула, вспомнив, что в ее любимице передачи переключались гладко, как по маслу. Никогда больше ей не придется водить «мини».

Гарри снова включила «дворники» и двинулась дальше, плавно въехав на мост О’Коннелл. Сперва она собиралась вернуться домой, но тут ей пришло в голову, что офис «Лубра Секьюрити» совсем недалеко и пора бы уже выйти на работу.

Перед глазами сразу же возник образ Диллона: его лицо почти касается ее лица, его дыхание обдает ее губы… Вверх по бедрам Гарри прокатилась теплая волна, и смутное чувство переполнило ее сердце. В то утро он ушел от нее, когда не было еще и шести — она не успела даже толком проснуться. Днем ему нужно было лететь в Копенгаген — подписывать договор о поглощении «Луброй» очередной фирмы по компьютерной безопасности. Теперь Гарри увидит его только через пару дней, не раньше. Внезапно ей отчаянно захотелось услышать его голос.

Схватив сумку левой рукой, Гарри отыскала в ней телефон. Она нажала клавишу быстрого набора и подождала соединения, но услышала лишь голосовую почту Диллона. Может, оно и к лучшему. Звонить мужчине, когда тебе плохо, не очень-то удачная мысль. Особенно сейчас, в самом начале отношений, когда о личных неурядицах лучше всего помалкивать.

Гарри вздохнула и бросила телефон на пассажирское сиденье. Телефон почти сразу же зазвонил, и она снова схватила его.

— Алло?

— Ну наконец-то! Мы уже несколько дней не можем тебе дозвониться.

Гарри почувствовала, как у нее поникли плечи. Это была ее сестра, Амаранта.

— Прости, — сказала Гарри. — Я всю неделю была ужасно занята.

— Знаешь ли, у нас у всех дела.

Услышав знакомый тон школьной училки, Гарри закатила глаза.

— Точно.

— Я звоню по поводу отца… — начала Амаранта.

Гарри прервала ее:

— Знаю, он сегодня выходит. Я только что с ним встречалась.

Пауза. Гарри представила, как Амаранта сидит сейчас за столом под лестницей, приводя в порядок блокноты и карандаши. Эта ее черта фанатичной чистюли проявилась еще тогда, когда они с ней делили чердачную комнату. На половине Амаранты, по ту сторону скакалки, все туфли были расставлены аккуратными рядами, а корешки книг на полках были выстроены ровно, как по линейке. На половине, принадлежавшей Гарри, дела обстояли гораздо менее предсказуемо.

— Как он? — спросила наконец Амаранта.

Гарри выпустила воздух, приоткрыв губы, и задумалась над тем, как описать обаятельного и бесчестного проходимца, которого она только что повидала.

В конце концов она просто сказала:

— Постарел.

— Он говорил, где собирается остановиться?

— Мне как-то не пришло в голову спросить его об этом.

Снова повисло молчание. Объезжая Колледж Грин и переключая передачи, Гарри на секунду отпустила руль. Водитель автобуса, ехавшего следом, явно не одобрил ее маневр.

Помедлив, она решилась спросить напрямую:

— Почему ты перестала к нему ходить?

— Что значит «перестала»? Мне нужно было думать об Элле. Сама знаешь, дети отнимают массу времени. Папа все понял. Элла была на первом месте.

Тон Амаранты ясно давал понять, что тема не подлежит дальнейшему обсуждению. Кашлянув, сестра добавила:

— И вообще, все меняется, когда у тебя появляются дети. Начинаешь смотреть на мир по-другому.

— Ты хочешь сказать, что увидела, каким паршивым родителем был наш отец?

— Я его, по крайней мере, не бросала!

Отлично. Теперь она — самозваная совесть Гарри. Неужели все старшие сестры такие?

— Ты имеешь в виду — так, как бросила его я?

— Вот тебя-то он и хотел видеть больше всех. Ты же всегда была его любимицей. — В голосе Амаранты не было и намека на досаду. Она просто констатировала факт, признанный сестрами много лет назад.