Мое появление вызывает суматоху: впервые аккредитации на конкурсе «Мисс Бразилия» просит советский журналист. Сразу три девицы, возбужденно хлопая ресницами, бросаются ко мне с бланками анкет, которые необходимо заполнить, чтобы получить пропуск в ложу прессы. Четвертая девица столь же стремительно наливает кафезиньо. Беру анкету, усаживаюсь в кресло и читаю ее: «Фамилия, имя, отчество. Год рождения. Домашний адрес. Орган печати, который Вы представляете. Адрес органа печати…».

— Простите, сеньор! — Подымаю голову и вижу перед собой седого джентльмена в черном костюме. Он деликатен и обходителен, как старый Ферри из оперетты «Сильва». — Простите, сеньор, — говорит он, покашливая в знак извинения за беспокойство, — но я хотел бы узнать, не понадобится ли вам репортажная радиокабина?

— Извините, не понял?

— Я хотел бы выяснить, — терпеливо повторяет Ферри, — будете ли вы вести прямой репортаж из «Мараканазиньо»?

…Ах да! В корреспондентском билете, который я предъявил девицам, указано: «собкор Московского радио»! Нет, я вынужден разочаровать устроителей конкурса: прямого репортажа на Москву не будет.

Ферри удаляется, стараясь не выказать своего разочарования. И в самом деле, какая это была бы сенсация, до какой невообразимой высоты взлетел бы престиж этого мероприятия, если бы в субботу утром можно было бы сообщить в газетах о том, что выборы «Мисс Бразилия» транслируются сегодня вечером Московским радио на Советский Союз!

Мне даже жалко, что я не могу оказать эту маленькую услугу симпатичному Ферри и его девушкам. И я улыбаюсь, представив себе лицо главного редактора «Маяка», в тот момент, когда ему докладывают, что корреспондент в Рио предлагает включить в субботнюю программу прямой репортаж о конкурсе красоты.

— А кто еще из иностранных корреспондентов аккредитовался на конкурсе? — спрашиваю девицу, которая подает мне очередной кафезиньо.

— Никто. Во всяком случае, пока.

И тут я чувствую, как во мне шевельнулся скользкий червячок сомнения: В Рио работают более ста зарубежных корреспондентов. И если ни один из них — даже американцы, которых здесь целая дюжина, — не интересуется конкурсом «Мисс Бразилия», то с какой стати пытаюсь ввязаться в эту затею я? И если уж это мне так любопытно, то разве не правильнее ли было бы, как и предлагал Ариэл, взять билеты на второй ярус и тихо отсидеть там, затерявшись среди тридцати или сорока тысяч зрителей? И волки были бы сыты, и овцы целы: и удовольствие получил бы, и никто не узнал бы об этом. Да и репортаж можно было бы сочинить, сидя на галерке, ничуть ни хуже, чем в ложе прессы. Пожалуй, даже лучше: там, в народе, по-иному ощущаешь и воспринимаешь реакцию зрителей, их отношение к происходящему на сцене… А теперь меня здесь зарегистрируют, да еще небось фотографию попросят для корреспондентского пропуска. Точно! Вот на анкете квадратик: «Место для фото»! Уж, конечно, эти девицы растрезвонят местным репортерам: «Наш конкурс освещает и корреспондент Московского радио!» Кто-то тиснет эту новость в своей газете. Прочитают ее в посольстве. Зададутся вопросом: «А нужно ли это?», «Кому это выгодно?»… И иди докажи им, что развенчивание чуждых нам проявлений буржуазной морали тоже входит в круг обязанностей советского журналиста. И для того чтобы развенчать любое такое «проявление», нужно сначала с ним познакомиться…

Ну а что теперь делать? Не бежать же отсюда? Назвался груздем — полезай в кузов! И я продолжаю заполнять анкету, потягиваю кафезиньо и стараюсь улыбаться с небрежной снисходительностью бывалого репортера, давно уже пресытившегося этими конкурсами.

Но странное дело: по мере того как я заполняю анкету, размышляю над ответами на ее вопросы и делаю вид, что мне совершенно безразличны суетливое внимание девиц и джентльменская учтивость Ферри, где-то в глубине моего естества рождается уверенность. Последние сомнения исчезают, когда меня знакомят с репортером Раулем из журнала «Крузейро».

Сразу видно, что Рауль здесь — свой человек. Войдя в салон, он звучно перечмокал всех девиц в наштукатуренные гримом щечки. И каждой отпустил комплимент: «Мари-Элен, ты сегодня просто неотразима!.. Лурдес, ты опять помолодела лет на десять. Если так будет продолжаться и дальше, то на Рождество я вынужден буду купить тебе в подарок соску!.. Тереза, если ты не хочешь разрушить мою семью, ты должна немедленно дать моей жене телефон своего парикмахера».

Девицы жмурились, как кошки, когда им щекочешь за ухом, и томно шевелили ресницами. Закончив обряд целования, Рауль повернулся к Ферри, похлопал его по плечу и, взявшись прокуренными до черноты пальцами за пуговицу его пиджака, спросил:

— Что нового в этом лучшем из миров?

— Да ничего особенного. У «Мисс Сан-Пауло» — легкий насморк. Но до субботы пройдет. «Мисс Гуанабара» потеряла талоны на питание.

— А как поживает наша главная героиня? — спросил Рауль, сделав ударение на слове «главная». Девицы фыркнули, будто услышав нечаянно шутку, рассчитанную на сугубо мужское общество. Ферри пожал плечами и воздел очи к небу, словно ища у всевышнего защиты от неприятных сюрпризов, сваливающихся на голову человека, посвятившего себя этому неблагодарному делу — конкурсу «Мисс Бразилия»: — Наша главная героиня, — сказал Ферри, тоже делая ударение на слове «главная», — изволит отдыхать после трудов праведных.

Рауль вопросительно поднял брови и оставил в покое пуговицу на пиджаке собеседника. Ферри улыбнулся, посмотрел в мою сторону, как бы извиняясь за то, что вынужден и меня, человека постороннего, посвящать в эти не совсем приятные семейные драмы, и пояснил, слегка понизив голос: — Наша уважаемая Золушка сегодня утром взяла у горничной пылесос и отправилась — представляете себе! — чистить ковры в коридоре отеля на своем этаже…

— Молодец, девчонка! — засмеялся Рауль, достал блокнот и быстро черкнул в нем несколько слов. — Представляю себе физиономии других девиц, когда они это увидели.

— Увидели! Как же! Они еще спали, как ангелы. Эта трудолюбивая «мисс» вскочила с постели ни свет ни заря: в шесть часов. А когда Мария-Августа узнала об этом и сделала ей внушение, наша героиня ответила, что она, видите ли, привыкла вставать рано. И что не может сидеть без дела, когда рядом кто-то работает.

Девицы за спиной Ферри дружно фыркнули. Я понял, что речь идет об Анизин Фонсека, той самой «Мисс Бразилиа» — королеве красоты из столицы, о которой в те дни взахлеб и с умилением писали все газеты: «Золушка из Тагуатинги», «Самая красивая и самая бедная!», «Впервые в истории: прачка на пассареле красоты!», «Домработница из фавелы Тагуатинга признана первой красавицей нашей столицы!» И почувствовал, что устроители конкурса в отличие от газетчиков отнюдь не в восторге от того, что среди их подопечных оказалась эта заблудшая овца.

— Вчера она чуть было не отправилась на кухню ресторана, чтобы ускорить приготовление обеда, сегодня взялась пылесосить ковры, и я спрашиваю вас: а что будет завтра? — благородное негодование Ферри было искренним и горячим.

— Интересно, что вы будете делать, если она действительно победит? — спросил с улыбкой Рауль, вновь берясь за пуговицу Ферри.

— Ну конечно! Как же! Еще чего? — зашумели девицы.

— А ты, брат, большой оригинал, — сказал Ферри. — Если она победит, я первый брошу эти конкурсы и подам в отставку. Но она никогда не победит. И ты, Рауль, это знаешь не хуже меня. И если бы вы, газетчики, не подняли вокруг нее такого ажиотажа, мы вообще не имели бы с ней никаких проблем. Она прошла бы у нас тихо и незаметно. Так нет же, вы устроили ей рекламу на всю страну, и теперь нам придется включить ее, как минимум, в восьмерку финалисток.

Ферри озабоченно покачал головой и укоризненно посмотрел на Рауля, который тоже был причастен к этой шумихе: я вспомнил его репортаж в «Крузейро» со столичного конкурса, когда он писал о победе Анизии Фонсека как о самой оглушительной сенсации в истории всех конкурсов красоты и впервые назвал Анизию «Золушкой из Тагуатинги».