«Мы сейчас столкнемся!» — «Я все вижу, — отвечает, посматривая на экран радара, капитан. — Разойдемся. Все идет нормально…» Самонадеянность и безответственность двух капитанов привели к непоправимой беде.

Невиданная безалаберность потрясала. И вызванная этим гибель «Нахимова», огромное людское горе… И снова безответственность: на берегу нет полных списков пассажиров и экипажа; приходится по самым разным свидетельствам восстанавливать их.

Алиев там почти не спал. Как и его помощник Ухов. Владимир Сергеевич до двух-трех часов ночи готовил протоколы — кому, что и когда следует сделать, а утром все начиналось сызнова. Алиев к девяти утра отправлялся из гостиницы в штаб, который разместился в пароходстве…

На пятнадцатый день Горбачев распорядился, чтобы Алиев передал комиссию Пастернаку, заведующему отделом транспорта и связи ЦК, а сам возвращался в Москву:

— Рассмотрим вопрос о «Нахимове» на Политбюро.

Чем была вызвана эта команда? Только ли тем, что в Москве Алиева ждали другие дела, а здесь уже могли обойтись без него? Сомневаемся. И вот почему. Планировалась поездка Горбачева в Краснодарский край, встречи, выступления. Алиев с его новороссийскими делами, вообще вся история с «Адмиралом Нахимовым» Горбачеву мешали. В Краснодар генсек прилетел 17 августа и с аэродрома поехал в один из районов края. «По дороге он остановился в станице Новотитаровская и беседовал с ее жителями», — сообщали корреспонденты ТАСС. Жителей загоревший генсек спросил, довольны ли они тем, что «мы делаем сейчас в стране». Журналисты зафиксировали голос: «Довольны».

…30 октября Гейдар Алиев доложил на Политбюро о выводах правительственной комиссии по расследованию причин аварии теплохода «Адмирал Нахимов». Накануне, с утра, в зале заседаний Политбюро развесили карты и схемы — для наглядности. На этом фоне товарищи сначала потолковали о плане и бюджете на следующий год, потом заслушали отчет Комитета партийного контроля при ЦК КПСС о рассмотрении апелляций, направленных в адрес XXVII съезда КПСС… Наконец Горбачев предоставил слово Алиеву. Гейдар Алиевич докладывал коротко и емко. Собственно, все и так было ясно: преступная халатность капитанов судов, грубейшее нарушение правил безопасности мореплавания.

В решении Политбюро говорилось, что семьям погибших оказана необходимая государственная помощь. Непосредственные виновники катастрофы — капитаны судов «Петр Васев» и «Адмирал Нахимов» арестованы и привлечены к уголовной ответственности. Исключен из партии и снят с работы начальник Черноморского морского пароходства С. А. Лукьяненко. Освобождены от занимаемых должностей и строго наказаны в партийном порядке заместитель министра морского флота СССР А. В. Голдобенко и член коллегии председатель Всесоюзного объединения «Мореплавание» Б. С. Майнагашев, привлечен к партийной ответственности заместитель министра морского флота СССР Б. А. Юницын. Коллегии Минморфлота СССР предложено принять меры по коренному повышению безопасности судоходства, дисциплины и организованности в работе морского транспорта.

Помощники — люди наблюдательные. Видят то, о чем шеф и не подозревает. Вот о какой детали вспоминают, не сговариваясь, и Гаврилов, и Ухов.

— Заходишь в кабинет Алиева и прямо-таки чувствуешь по лицу Гейдара Алиевича — он сейчас погружен в свои мысли, о чем-то размышляет.

Появление помощника возвращает к текущим заботам.

— Владимир Сергеевич, сегодня у меня будет встреча с председателем правительства Югославии. Вам следует подготовить: первое… второе… А вы почему не записываете?

Ухову неловко признаться, что в момент вызова был в приемной, свой любимый капитанский блокнот оставил в кабинете. Такие блокноты выдавали всем капитанам, которые в первый раз проходили по Кильскому каналу. Владимир Сергеевич, в недавнем прошлом капитан торгового судна, им очень дорожил.

— Я запомню, Гейдар Алиевич!

— Да? Сам Алиев при своей потрясающей памяти обязательно делал пометки в блокноте. И спрашивал, если поручение было выполнено неточно.

Сотрудники аппарата Алиева обычно уходили в отпуск вместе с шефом. На хозяйстве оставался Владимир Сергеевич Ухов. Коллеги завидовали: отдохнешь теперь!

— Ну да! — отвечал Ухов. — Вы же знаете, как отдыхает Гейдар Алиевич…

Знали. Уже привыкли. Алиев уезжал в отпуск в Азербайджан. Но в праздности не проводил ни дня. Первый звонок в Москву, Ухову в десять утра:

— Алиев. Здравствуйте, Владимир Сергеевич, что сделано? Следует короткий отчет.

— А по этому вопросу решения еще нет, Гейдар Алиевич.

— Позвоните мне в три часа.

И еще один разговор по ВЧ следовал в 6–7 часов вечера. Иногда телефонистка предупреждала о том, что «в данном районе защиты нет». Это значит, что Алиев забирался куда-то в глубинку, где по открытой связи не обо всем можно было говорить.

В технике есть такое выражение: усталость металла. Конструкции выдерживают нагрузки до определенной поры. Дальше мосты, или фермы, или перекрытия надо менять. Усталость металла можно точно определить приборами. А как определить усталость человека? Нет пока таких приборов.

После одного из совещаний у Рыжкова Юрий Петрович Баталин поднялся к себе, в кабинет на третий этаж; мельком взглянув на Ивановскую площадь, как всегда, полную машин, взялся за бумаги. И в эту минуту к нему зашел Алиев. Баталин, конечно, удивился: первый зам, член ПБ, не к себе пригласил, а сам зашел. Что случилось?

Гейдар Алиевич говорил о строительстве БАМа, об огромном комплексе проблем, которые еще предстояло решать на трассе, о том, что неспециалисту трудно разобраться в обоснованности тех или иных вариантов. И попросил Баталина взять на себя рассмотрение вопросов по БАМу.

Баталин возразил, что и ему трудно вникнуть во все дела.

— Все-таки вам легче, к вашему заключению, учитывая ваш профессиональный опыт, специалисты отнесутся с большим уважением.

Этот разговор, о котором знали только двое его участников, представляется нам очень важным. Сколько раз в давней и недавней истории вершители власти считали, что обладание властью моментально делает их корифеями всех наук: от агрономии до языкознания, от космонавтики до балета и изобразительного искусства. На счету дилетантов судьбы генетики и кибернетики в Советском Союзе, программы переброски северных рек на юг и многое другое.

Объяснение Гейдара Алиевича Алиева с человеком, который уступал ему в партийной и хозяйственной иерархии, — бесспорно, мужественный шаг.

— У меня к вам простая человеческая просьба взяться за это дело, — так закончил ту беседу Алиев. Таким тоном здесь никогда не говорили.

Баталин согласился, заметив, что вопрос надо согласовать с Рыжковым. Николай Иванович тоже понял Алиева. Так Баталин стал во главе правительственной комиссии по БАМу и Северо-Муйскому тоннелю.

В число министерств и ведомств, которые курировал Алиев, входил Госкомиздат. Возглавлял его Борис Николаевич Пастухов.

— Я не раз обращался к Гейдару Алиевичу, — рассказывает он, — и должен сказать, что Алиев очень внимательно, творчески относился ко всем проблемам запущенной отрасли. Предстояло развивать, точнее создавать на современной основе полиграфию, производство бумаги, красок… Он решал крупные вопросы. Решения принимал взвешенно…

— Например?

— Алиев поддержал нас с развитием полиграфической промышленности, он был среди тех, кто поддержал нас в одной совершенно неожиданной идее. Мы решили объявить на Пушкина, а потом на Лермонтова безлимитную подписку. Эта подписка — на трехтомник Пушкина — собрала более 10 миллионов заявок. А где взять бумагу? Мы рассчитывали, что будет самое большее миллионов пять, но когда выскочило за десять, — пришлось чесать голову. Или извиняться перед подписчиками и возвращать деньги, или умирать, но найти резервы. И нашли. И был еще один очень интересный момент, — продолжает Борис Николаевич. — Мне — пятьдесят лет. Обычно — председателей комитетов, министров награждали. Но перед этим я был награжден орденом Ленина, а по нормам между награждениями должен пройти определенный срок. До следующей награды не хватало полгода-год. В общем, правительство награждает меня ценным подарком, — улыбается Пастухов. — В виде бездарнейшей картины в деревенском багете. Меня приглашают в Кремль и Алиев как первый зам, куратор, вместе со Смиртюковым, управляющим делами Совмина, эту картину вручают. А кабинет Алиева (сейчас его уже нет) окнами выходил на Москва-реку. Октябрь, уже холодно было…