- Ай, молодец. Сам догадался или подсказал кто? - перешла на "ты" Маша. Она сегодня была не в духе с утра, когда позвонил бывший и в который раз под благовидным предлогом перенес встречу с дочерью. И теперь нужно было придумывать объяснение для Настены, которая ждала папу. Папа получался весь насквозь больной и с вечно сломанной машиной. Поэтому Сергею сейчас приходилось отдуваться за весь мужской род вообще и некоторых отдельных личностей в частности.

   - Зачем подсказывать? Я и сам прекрасно всё вижу.

   - И что же ты видишь, глазастый ты наш? - Маша вскочила с места, но из-за своего стола не вышла. Сергей и сам не знал, что он там видит, но тоже встал и храбро ляпнул:

   - То, что такую бездушную стерву, как ты, еще поискать.

   Машины глаза опасно сузились.

   - Смотрите, кто заговорил! Мистер Розовые сопли! Ах, я такой бедный-разнесчастный, меня девушка бросила. Да правильно сделала, что бросила! Я б на её месте вообще не подошла!

   - А тебе никто и не предлагает! От тебя даже муж сбежал!

   Маша почувствовала себя так, будто с разбегу налетела на невесть откуда взявшуюся стену. Стояла и хватала ртом воздух, пытаясь сдержать подступающие слезы. Но когда поняла, что сдержаться не удастся, выбежала с кафедры, оставив дверь на распашку.

   Сережа растерянно опустился на стул, осознавая, что сделал что-то непоправимое.

   - Что ж Вы так, Сереженька? - выразила свое неодобрение Вероника Никифоровна. - Вы думаете Машенька из тех женщин, что от нелюбимого мужчины рожать будет? Или что она рада была, когда этот подлец их бросил и семью другую завел, причем на той женщине женился? Девчонка и так из последних сил крутиться одна, дочь растит. Эх, вот глупости у вас, мужиков, тоже не отнять. Шли бы Вы домой, пока Маша не вернулась. Какой женщине понравится, что её в слезах видят, да ещё обидчик.

   Не имея своего мнения по данному вопросу, Сергей решил согласиться с мудрой женщиной. Хотя понял, что поговорить и извиниться перед Машей придется.

   За несколько дней, что Сережа не появлялся на кафедре, он успел многое обдумать и пришел к выводу, что не так уж и виновен. Ну да, последняя реплика была лишней. Но вообще, она первая начала. И этот не хрупкий и не ранимый мужчина решил, что Маша обидела его не меньше, а даже больше. Поэтому и расшаркиваться с ней или, не дай бог, конфеты-цветочки дарить - не надо.

   В итоге, извинение было очень сухим. Стоит ли удивляться, что в ответ Сергею достался лишь короткий кивок. С той поры наши герои прекратили какое-либо общение, даже не здоровались друг с другом. Что, конечно, не ускользнуло от взгляда других преподавателей. Но что конкретно произошло не знал ни один. Даже Юленьке Маша вопреки обыкновению не рассказала всего. Вероника Никифоровна тоже отчего-то молчала.

   Так продолжалось больше месяца. Автор уже сильно обозлилась на непослушных героев и почти решила выдать Машеньку замуж за какого-нибудь отставного военного, а Сергея женить на очень сильно и беспросветно тупой студентке. Но тут подвернулся случай, расставивший все по местам.

   На исходе марта, когда даже в Сибири солнышко светит уже совсем по весеннему и радостно активизируются вирусы, Маша заболела. Очень неудачно и почти фатально для документооборота. Так уж получилось, что девятый корпус, где находилась кафедра Машеньки, был расположен на отшибе. Многие документы нужно было отвозить в главный корпус. Жила же Маша аккурат посередине между девятым и главным корпусами. Поэтому частенько она брала документы домой и утром отвозила их, так как вечером проехать мимо дома казалось просто кощунством.

   Так было и в этот раз, только утром Маша проснулась с температурой и больным горлом. Каким бы ответственным работником она ни была, но добираться под мартовскими, совсем не по-весеннему пронизывающими, ветрами, изображая из себя связного на передовой, - не собиралась. Конечно, никто без бумажек не умрет. С температурой под тридцать девять Машенька спокойно пролежала три дня, на четвертый же выяснилось, что бумажки значительно ценнее человеческой жизни. Особенно расчет часов по кафедре на следующий учебный год.

   Заведующий кафедрой, хороший и умный мужик, которого и самого замучили бесконечные бумажные потоки, позвонил около двенадцати дня. Оказалось, что расчет нужно сдать срочно, буквально сегодня. И всё бы ничего, можно было бы распечатать ещё раз, но вот подпись декана получить уже не удастся - тот укатил на какую-то конференцию на неделю. Так что требовался подписанный экземпляр, находящийся в данный момент у Маши.

   Ведущим инженерам самоотверженности не занимать: и в снег, и в зной, без больничных и роптаний мчатся они на помощь МУМУ (так прозвали в университете УМУ - учебно-методическое управление), обеспечивая стойкий и непоколебимый бумагооборот в природе. Но в этот раз стойкость и преданность бумажному делу были утрачены, а высокая температура не позволяла даже доползти до ванны, чтобы помыть грязную и уже изрядно этим раздражавшую голову. Больничный же был оформлен по всем правилам.

   Заведующего тоже можно было понять: умный и погруженный в науку профессор в вопросах, связанных со всякой отчетностью, становился до удивления беспомощным и боязливым. И ему выслушивать претензии теток из МУМУ очень не хотелось. Но и требовать от Машеньки, отвечавшей по телефону хриплым голосом умирающего ворона, героических поступков, совесть не позволяла. Так что сошлись на том, что заведующий сам приедет за документом или пришлет кого.

   Вероника Никифоровна, присутствовавшая при этом разговоре, мимоходом заявила:

   - Зачем Вам, Павел Аркадьевич, самому ездить? Есть же и помоложе. Вот у Сереженьки и пары закончились, и машина есть, и всё равно он в ту сторону едет.

   Заведующему эта идея понравилась. Отвертеться же от просьбы начальства у Сергея Валерьевича шансов не было. А мудрая женщина делала вид, что она и вовсе тут ни при чем. И всё потому, что в безобразной сцене Вероника Никифоровна, педагог с сорокалетним стажем и тремя сыновьями, разглядела то, что молодые люди ещё сами не поняли.

   Надо ли говорить, что Маша ну никак не ожидала увидеть Сергея на своем пороге, поэтому встречала его в длинном махровом халате, с грязными волосами, стянутыми в куций хвостик, и с медицинской маской на лице. Последнему обстоятельству она очень порадовалась - так её удивление и смущение выдавали только округлившиеся глаза.

   - Я за документами, - входить в квартиру Сергей не спешил. Из-за угла на него глядели большие серые и любопытные глазенки Машиной дочки.

   - Да-да, сейчас. Пройдите, пожалуйста, а то дует, - Маша пошла в комнату за оставленными на шкафу, подальше от шаловливых ручек Настены, документами.

   - А ты кто? - начала тем временем допрос дочь.

   - Э...Дядя Сережа, - он присел на корточки перед девчушкой.

   - А я Анастасия Степановна Петрова, - Настя выговаривала далеко не все буквы, но понять её было вполне возможно.

   - Как официально...

   - Да, она всем так представляется, - с нескрываемой гордостью прокомментировала Маша. - Вот, возьмите.

   Документы были переданы, но Сергей почему-то не торопился уйти.

   - Мама, а кто это? - дочь тянула за полу халата. Всю информацию она всегда перепроверяла. Мать пока была для нее последней инстанцией.

   - Тебе же сказали - дядя Сережа. С работы, - произносить "дядя Сережа" Маше было неловко.

   - А вы в садик не ходите? - поинтересовался Сергей.

   Маша удивилась вопросу, но ответила:

   - Нет, не получилось у нас. Обычно бабушка сидит.

   - Я просто подумал, - стал оправдываться он, - что вы болеете и, наверное, трудно ещё и ребенком заниматься.

   - Что поделаешь. Бабушка сейчас в таком же состоянии, что и я, только у нее еще и возраст...

   - Но вам, наверное, тогда и в магазин сходить некому! - Сережа понял, что эту больную и уставшую женщину, так не похожую на обычную Марию Ивановну, ему хотелось пожалеть. И очень хотелось чем-нибудь помочь.