Бор написал генералу Грувсу. Бор написал президенту Рузвельту. Мудрый Бор пребывал в полнейшем смятении. Разумеется, старый отшельник прав! Нужно сделать всё возможное, чтобы остановить безумную махину. Бор мерил шагами комнату, дожидаясь ответа. В аудиенции в Белом доме ему было отказано. В Овальном кабинете вершились срочные дела, там было не до терзаний совести разных ученых. Шли недели, Манхэттенский проект крепчал. Бор был один по эту сторону стены, и он бился об эту стену, которая росла всё выше. В мае 1944 года Бор добился встречи с… Уинстоном Черчиллем.

Черчилль готовил высадку в Нормандии. Величайшая военная операция в истории. Напротив него сидит человек, всячески пытающийся ему объяснить, что нужно остановить Манхэттенский проект. А мораль запрещает обладать самым могущественным оружием. Но у Черчилля мысли лишь о жизни сотен тысяч человек, которых он отправит через пролив под прицельный огонь на песчаном берегу Нормандии. А какой-то ученый читает ему лекции о морали! Говорит об оружии, которого еще даже не существует! Более того, человек, отнимающий у него время, хочет, чтобы этой тайной поделились с будущими врагами! Да-да, именно так! Этот Бор хочет, чтобы бомбу отдали Советам, якобы чтобы проложить дорогу в новый мир, восстановить равновесие.

Этот человек безумец, уведите его! Черчилль снова садится за свой стол, затягивается сигарой. Арестовать этого психа, пока он не передал документы Советам!

Но его взгляд притягивает к себе огромная карта, расстеленная на столе, один из красных кругов вокруг черных точек. Пляж Омаха. Он снова затягивается сигарой, проглатывает порцию виски и погружается в созерцание карты.

Один год и миллионы смертей спустя: 6 мая 1945 года в бункере посреди разрушенного города человек, которого едва можно было узнать, с чертами, искаженными приступом безумия, покончил с собой вместе с женой. Через два дня был подписан мир. Германия проиграла войну. После двенадцати лет торжествующего господства Третий рейх рухнул. Союзники победили.

Свободный мир победил?

Нет, Япония еще сопротивляется. Самолеты пикируют на американские корабли. Камикадзе превращают военные суда в огненные могилы. Острова яростно защищаются. Каждую неделю погибают тысячи американских солдат.

8 мая 1945 года Германия сдалась. Япония же никогда не сдастся.

Ученые-пацифисты не признают себя побежденными. Бомбу сбрасывать нельзя! Ее всё-таки собрали в Лос-Аламосе. Атомное оружие скоро будет готово, это вопрос нескольких недель. Силард, один из главных ее создателей, с самого начала 1945 года развил бурную деятельность. Он понимает, что способна наделать эта бомба. Как и Бор, он обращался к Грувсу — напрасно. В марте, когда победа над нацизмом уже предрешена, он продолжает борьбу.

В свое время Силард убедил Рузвельта создать бомбу. Теперь он думает, что сможет убедить его не сбрасывать ее. Ему в очередной раз нужна помощь Эйнштейна. Он отправляется к отшельнику из Принстона за помощью. Просит подписать третье письмо президенту, на сей раз, чтобы отговорить его применять бомбу. Эйнштейн согласен. Как всегда.

Письмо поступило в Овальный кабинет в начале апреля 1945 года.

Рузвельт лежал на смертном одре.

Вице-президент Гарри Трумэн, который занял его место, так и не прочтет это письмо. Да и знал ли он, кто такой Силард?

Зато Трумэн быстро схватывает. Он знает, что имеет в своем распоряжении оружие невероятной мощи. Оружие, созданное для того, чтобы выигрывать войны, не теряя солдат.

Оружие, которое сохранит жизни сотен тысяч морских пехотинцев, до сих пор не могущих сломить яростного сопротивления японцев.

Письмо попало в руки госсекретаря Джеймса

Бирнса. Бирнс удовлетворил просьбу Эйнштейна принять Силарда. Разговор прошел, как будто его и не было. Бирнс, как и генерал Грувс, не понимал опасений ученого, относя их на счет какой-то странности.

Хуже всего, что Силард, заодно с Бором и Эйнштейном, представил этот безумный план, о котором уже говорили Черчиллю. Поделиться секретом бомбы с СССР! Продолжить дорогу к будущему управлению миром. Уравновесить террор. Ученый уверял своего ошарашенного собеседника, что ядерное превосходство США долго не продлится. Лучше поделиться бомбой с Советами.

Госсекретарь наблюдает за человеком, который сидит напротив. Слова Силарда кажутся ему настолько бредовыми, что Бирнс спрашивает себя: этот ученый сошел с ума или ему платят «красные»? Не вздумают ли он и его пособники передать русским чертежи атомной бомбы?

Роберт Оппенгеймер, руководитель программы в Лос-Аламосе, был взят под наблюдение еще с 1943 года. Джон Эдгар Гувер не спускает с него глаз. О малейшем его поступке сразу становится известно. С ним сведут счеты позже…

16 июля 1945 года, половина шестого утра, Аламогордо, глухой поселок посреди Нью-Мексико, в полусотне километров от Лос-Аламоса. В небо возносится гигантское облако пламени, дрожит земля. По пустыне проносится ужасный ветер, вздымая песчаную бурю. Взорвалась первая атомная бомба. Увидев взрыв «Тринити» — близнеца «Толстяка», которого сбросят на Нагасаки, — еще не верящий, потрясенный и одновременно завороженный грибом света Оппенгеймер сказал: «Если сияние тысячи солнц вспыхнуло бы в небе, это было бы подобно блеску Всемогущего… Я — Смерть, Разрушитель миров». Эти слова были взяты из древнего текста об апокалипсисе[101].

«Малыш» и «Толстяк» направлялись к месту погрузки в бомбардировщик.

Город Хиросима, пригород Нагасаки еще спали.

6 августа 1945 года, половина седьмого утра, Хиросима, Япония. Задрав головы, мальчики, отправляющиеся в школу, могут разглядеть вдалеке самолет, медленно летящий в голубом небе.

6 августа 1945 года, 17 часов, Саранак-Лейк в Адирондаке, США. Альберт Эйнштейн находится на отдыхе. «О Боже!» — воскликнул он, узнав от Элен Дюкас ужасную новость.

150 тысяч погибших, 80 тысяч разрушенных домов, 200 тысяч раненых.

9 августа 1945 года, прошло три дня. Настал черед заклания Нагасаки.

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

10 августа 1945 года Япония капитулировала.

Свободный мир победил. Победа на поле скорби.

Эйнштейн слушает новости. Повсюду освобожденные страны празднуют победу. Народы веселятся. Тирания сражена. Человечество торжествует!

Какая победа?

Двести пятьдесят тысяч душ обратились в дым после сброса двух бомб на Страну восходящего солнца. Чтобы ускорить конец уже выигранной войны.

Народы веселятся. Танцы на пепле?

Эйнштейн смотрит, как американские солдаты открывают ворота лагерей. Исхудалые тела, живые скелеты, одной ногой в могиле. Он слушает рассказы уцелевших, прибывших в США. На память приходят речи Гитлера, некогда услышанные по радио. Призывы, подхватываемые толпами. Кто победил в этой войне? Больше половины еврейского населения истреблено. Об их крестном пути рассказывают нехотя. Мужчины толкали стариков в газовые камеры. Женщины, думая, что их ведут в душ, шагали к смерти. Тела отправляли в печи. Земля в лесах Польши пропиталась кровью тысяч трупов. Еще живых людей присыпали известью. Когда поражение уже было неминуемым, батальоны СС с помощью вермахта с безумным усердием выискивали по самым глухим деревням оккупированной Европы последнего еврейского ребенка, еще остававшегося в живых. Интернировать его. Посадить в поезд. Отвезти в Освенцим. Отравить газом. Сжечь его тело. Миллион еврейских детей.

Как и большинство семей беженцев, семья Эйнштейна уплатила свою дань холокосту. Двоюродный брат Роберто, сын дяди Якоба — дорогого Якоба, приобщившего Альберта к физике, — своими глазами видел, как нацисты убили его жену и детей. Ему удалось бежать. Позже он покончил с собой.

Как всё это стало возможно? Почему Эйнштейн ничего не знал? Неужели он невнимательно слушал? Не научился читать между строк, понимать то, что скрывается за молчанием? Почему, черт возьми, не обратились к нему? А что он мог сделать? Он шепчет про себя, что Рузвельт был в курсе. Можно было попытаться что-нибудь сделать. Но не сделали ничего. Думали о другом. Спасение еврейского народа не было приоритетом. Даже когда стало известно, что каждый день венгерских евреев тысячами везут в товарняках на бойню.