Анри по-прежнему не имел никакой военной должности. Пьер Дарю вспомнил о своей роли влиятельного родственника и предпринял нужные шаги, чтобы добыть ему чин младшего лейтенанта. Он обратился к двум высокопоставленным чиновникам Военного министерства и стал хлопотать о продвижении юного кузена — в обход существующего порядка. Его должность, репутация и связи сыграли свою роль: 23 сентября 1800 года государственный советник и генерал-аншеф Луи Брюн возвел гражданина Бейля в чин «младшего лейтенанта в качестве признания его талантов и хорошего поведения» — предварительно. 23 октября Луи Даву, дивизионный генерал, главнокомандующий кавалерией армии, назначил его «пешим младшим лейтенантом в 6-м драгунском полку». Это служебное письмо, также имевшее силу предварительного, было завизировано Никола-Шарлем Удино, генерал-аншефом Итальянской армии.
15 ноября Дарю повторно обратился к начальнику бюро кавалерии Военного министерства: «Мой дорогой старый товарищ, позвольте мне напомнить вам о ваших добрых чувствах ко мне в связи с гражданином Бейлем, моим кузеном, которого генерал Даву соизволил назначить младшим лейтенантом в 6-й драгунский полк. Генерал Брюн назначил его на эту должность своим приказом от 1 вандемьера Девятого года. Направляя его в вашу кавалерию, я надеюсь, что вы не откажете ему в некоторой благосклонности и дружеских чувствах. Мне хотелось бы, чтобы вы помогли ему утвердиться на новом месте; вы меня очень обяжете, оказав эту услугу молодому человеку, которого вы, возможно, знали лично, когда он работал со мной в первом дивизионе». Таким образом «негодный родственник» добился просимого: Анри был отправлен в свой полк.
Миланская «dolce vita» сменилась суровыми военными буднями, к которым Анри никак не мог привыкнуть. Так, например, находясь 7 декабря 1800 года без права отпуска в альпийской деревушке в трех лье от Бреччиа, он записал: «Мы испытываем нужду абсолютно во всем, и хуже всего то, что полковник не может дать нам разрешение отправиться в Бреччиа, потому что атака ожидается с минуты на минуту». Новоиспеченный младший лейтенант возмущен: у них в полку «нет даже книг», и за неимением хлеба они «вынуждены есть polinta — обычную пищу животных с человеческим лицом, которые живут в этой стране. Я никогда не видел и даже не мог себе представить людей столь скотоподобных, как итальянское простонародье. К невежеству, свойственному нашим крестьянам, здесь прибавляются еще лживость и коварство, самая низкая трусость и отвратительный фанатизм». Как видно, хоть он и очарован Италией, — его любовь к народу не выросла ни на йоту: он остается верен предубеждениям своего класса.
В конце месяца он снова сумел посетить Ла Скала, присутствовал на первом спектакле карнавала, восторгаясь красотой декораций и роскошью костюмов. В каждой ложе были «зажженные свечи, стол, карты; дамам обычно заказывают прохладительные напитки». Он уже почти привык к зимним туманам Ломбардии — густым и зябким.
1800 год застал Анри в гарнизоне — в Бреччиа и Бергамо. Но, как только предоставляется возможность, он совершает короткие вылазки в Милан. Он состоит при штабе генерала Мишо, который благоволит к нему, — юный лейтенант даже питает надежду стать адъютантом генерала. А пока его служебные обязанности оставляют ему достаточно свободного времени — в этот смысле нашивки определенно хороши.
С 18 апреля Анри Бейль начинает вести свои первые автобиографические записки — создает свой «Журнал». В него будут записываться анекдоты, повседневные факты, различные замечания и литературные размышления, но только те, что позволяют юноше лучше разобраться в самом себе, — отсюда их фрагментарный характер. При этом он продолжает переписку со своей сестрой Полиной, начатую еще до отъезда в Италию. Взяв на себя роль просвещенного старшего брата, жаждущего приобщить сестру к свободолюбивым идеям эпохи, Анри засыпает ее литературными советами, побуждает к изучению истории, арифметики, орфографии. Но его адресатка, не пользовавшаяся в семье тем вниманием, которое уделялось в свое время воспитанию старшего брата, с трудом поддерживает диалог на том интеллектуальном уровне, который он стремится установить в их общении. Такая переписка, похоже, была не лучшим способом развития ее способностей.
13 мая у Анри случился первый приступ лихорадки, которую он пытался лечить большой дозой хинина. Поскольку его болезнь продолжала усугубляться, он получил разрешение съездить в Милан на консультацию к доктору. В своем нетерпении расстаться с девственностью Анри, судя по всему, подхватил сифилис — он несколько раз употребляет слово «verole» (оно было тогда в ходу) в своем «Журнале». Лихорадка усиливалась. Он старательно лечится, чередует прием тонизирующих и рвотных, продолжает принимать хинин. Ничто не помогает — он слабеет. Однако его ум по-прежнему жаждет деятельности: он берет уроки контрапункта и игры на кларнете, ходит на спектакли, не перестает читать и переводить.
4 июня военное начальство предписало младшему лейтенанту Бейлю покинуть штаб генерала Мишо: ему не разрешено служить адъютантом. С военными порядками не шутят — будь ты родственник Пьера Дарю или нет. По существовавшим правилам только лейтенанты, принявшие участие в двух военных кампаниях, могли претендовать на эту должность. Анри не сдается: «У меня нет доброго советчика, нет друга, я измучен долгой болезнью, и все же я полон решимости: я уверен, что храбрость и настойчивость помогут мне стать адъютантом генерала Мишо». Он тешит себя иллюзиями, но в конце сентября ему не остается ничего другого, как исполнить распоряжение Ле Барона — полковника 6-го драгунского полка. Зато теперь он был официально утвержден в должности младшего лейтенанта «на замену гражданина Милло, отправленного в отставку» — приказом Первого Консула от 5 мессидора Девятого года (14 июня 1801 года). На это официальное распоряжение он отреагировал лишь горьким замечанием: «Нельзя быть доверчивым к людям. Как правило, люди такого и заслуживают. Но нужно остерегаться показывать им свое недоверие».
Здоровье Анри продолжает ухудшаться. Он отказался от услуг учителей фехтования и кларнета, но нанял учителя итальянского языка — он продолжает бороться. Болезнь дает ему пищу для размышлений: «Надо торопиться радоваться жизни: ее моменты сочтены. Время, которое мы тратим на огорчения, приближает нас к смерти ничуть не менее. Надо работать, так как работа — мать удовольствия. Тосковать нельзя. Надо сначала здраво рассудить, прежде чем принять решение. Но, приняв решение, нельзя его переменять. Если мы будем последовательны, то всегда придем к цели. Надо развивать свои таланты: когда-нибудь я могу сильно пожалеть о потерянном времени. Утешением в этом отношении может служить только то, что нельзя успеть всего сразу».
Осенью Анри отправился наконец в свой полк. В его багаже, на спине осла, рядом с военным обмундированием мирно путешествуют книги по грамматике и литературе. Он везет с собой в Турин и Салюццо — Гомера, Расина, Буало, Мольера, Вольтера, Вергилия, Горация, Ариосто и Кондорсе.
Передышка, отпущенная ему болезнью, оказалась краткой. Страдая от желудочных колик и болей, причину которых он объясняет лечением ртутью, он принимает декокты хинина с опиумом. 27 октября врач поставил ему десять пиявок, а затем трижды делал кровопускание. Страдалец не в состоянии определить сам, болен он еще или уже выздоравливает. Он написал сестре: «Видишь ли, дорогая, мы всегда находимся под принуждением чего-либо, так что лучшее, что мы можем сделать, — это приспособиться к своему положению и извлечь из него как можно больше выгоды. Вот единственно настоящая философия». 9 декабря новые кровопускания принесли ему ощущение улучшения. Впрочем, врач утверждает, что у него наблюдаются явные «симптомы меланхолии и ностальгии». Полковая жизнь действительно не приносит ему удовлетворения. Прозябание в этой замкнутой среде — не по его характеру: у него другие устремления. Он решился попросить об отпуске для поправки здоровья и получил его через несколько дней. 26 декабря он прибыл в Савилиано, где располагался штаб, — здесь он уладил последние формальности и присутствовал на общем обеде.