2 августа в Вену проездом прибыл Феликс Фор — он предполагал остаться здесь на целый месяц, — и это доставило Анри большое удовольствие. Он показывает приятелю город; они вместе слушают мессу с музыкальным сопровождением в придворной капелле и присутствуют на ежедневном военном параде в Шёнбрунне, где располагалась ставка императора. Фор находился под сильным впечатлением от этих сборных войск — из всех присоединенных императором стран, а также от красочного разнообразия их мундиров, но Анри видел в них лишь «стадо баранов, которых ведут на бойню». Участие в этой чудовищной кампании отрезвило его окончательно.
В конце октября молодой человек тоже со всем усердием пускается в сражение — только гораздо более личное и гораздо менее кровавое: ухаживает за прибывшей сюда графиней Александриной Дарю. Заботясь о ее безопасности, он сопровождает графиню во всех ее передвижениях. И, поскольку она любезна с ним, впрочем, как и со всеми остальными, он ждет от нее какого-нибудь знака, подающего надежду, — но напрасно. Ему не хватает смелости, он не умеет «взять в разговоре тот галантный тон, который позволяет сказать многое, поскольку все это якобы говорится не всерьез». Он уже буквально в шаге от того, чтобы произнести нужное слово самым прочувствованным тоном, — но только в шаге. Так что напрасно Анри критиковал Пьера Дарю за его неизменную серьезность и недостаток гибкости ума — сам он не представляет собой приятного контраста своему кузену в глазах его супруги. Александрина не проявляет к нему никакой особой благосклонности — и как может быть иначе, если робость мешает молодому человеку растопить лед в их отношениях? Он остается молчаливым обожателем. «…Представь себе пажа, влюбленного в королеву», — доверительно сообщает он сестре. Ему остается лишь постараться утешиться от неразделенной страсти с некоей Бабет: «Я не слишком обеспокоен этой любовной лихорадкой: вскоре все решится, и в случае неудачи я быстро позабуду свои страстные порывы». Успех в очередной раз не заставил себя ждать: не вызывая большой любви, Бабет, по крайней мере, вызывает в нем желание — и он заносит ее в свой список приятных времяпрепровождений.
20 ноября графиня Дарю покинула Вену вместе со своим мужем. «Волнующий момент: мы прощаемся, целуемся, я ничего не предпринимаю». Их отношения не сдвинулись с мертвой точки, но его поцелуй — так ему кажется — «был дан с нежностью и принят без холодности». Он изо всех сил старается обмануть самого себя: в ее сдержанности виноват якобы только он сам — отсутствие в нем галантности и вообще его неправильное поведение: «…что должна была она обо мне подумать?» Он надеется, что в следующий раз сумеет предстать перед ней в лучшем свете.
Некое поручение, суть которого остается до сих пор неизвестной, позволило Анри Бейлю отлучиться из штаба и провести несколько дней в Венгрии, однако здесь тоска охватила его с новой силой — он всем пресыщен. Поступив под начало графа Виллеманци, он покинул Вену и направился в Линц, куда и прибыл 15 декабря. В его служебные обязанности входило все, что касалось речных перевозок и проблем, связанных с прохождением кораблей по Дунаю, — и все это столь же мало интересовало его, как и вечера, проводимые за партией в карты со скучными партнерами. Он все чаще возвращается мыслью в прошлое: «Я останавливаюсь на берегу Дуная, прислушиваюсь к далеким звукам труб и барабанов и стараюсь вспомнить, где я был в этот час (половина первого ночи) в прошлые годы».
2 января 1810 года, не в силах больше выносить тоску службы, интендант Бейль обратился к генералу Дежеану, министру Военного ведомства: «Имею честь умолять Ваше Превосходительство соизволить направить меня в Испанию». Не дожидаясь ответа, Анри спешно покинул Австрию и отправился в Париж — он прибыл туда в середине января.
Аудитор Государственного совета
В Париже Анри сразу снял комнату в отеле «Эспань», что на улице Коломбье, — «подальше от Пале-Рояля с его помпезностью». Вскоре он узнал, что Пьер Дарю предпринимает шаги для предоставления ему места аудитора в Государственном совете. Такой «кульбит» со стороны родственника был для него полной неожиданностью. Однако в соответствии с имперским указом от 28 декабря 1809 года для получения этой должности необходимо располагать личным состоянием. У него вошло в привычку по всем финансовым вопросам сразу обращаться к своему семейству. Шерубен к этому времени уже занимал должность помощника мэра в Гренобле; он уступил настояниям сына и согласился назначить ему ежегодную ренту в 6 тысяч франков, что и было скреплено соответствующим актом 12 февраля 1810 года. Дедушка Анри Ганьон взял на себя переговоры с Пьером Дарю: «Вы изъявили доброе намерение представить Бейля герцогу-канцлеру. Вы завершите это доброе дело, если ему будет предоставлено это достойное место, преимущества которого я понял сразу, как только эти должности были учреждены. Оно было бы еще более благоприятным для моего внука, если бы он мог работать под Вашим началом. Это самое горячее мое желание, так же как и моего внука. Его карьера уже значительно продвинулась бы, если бы он всегда следовал Вашим указаниям, однако у него еще все впереди, если он станет аудитором и будет работать рядом с Вами — исполняя при Вас любые обязанности». Родные Анри всегда принимали близко к сердцу его проблемы и старались подставить свое плечо, чтобы избавить от неблагодарной роли просителя.
Эти общие старания дают Анри вполне обоснованную надежду на благоприятный исход дела, и в ожидании своего назначения он славно проводит время в Париже. «Я не сожалею о той жизни, которую вел последние четыре года. Если бы я тогда стал аудитором, то сегодня был бы уже префектом, но тогда не повидал бы Берлин, Брунсвик и Вену, никогда не узнал бы Вильгельмину, Шарлотту и Бабет. Казалось бы, слишком много имен и названий — но какая разница, срываешь ли ты плоды счастья с однолетнего растения или с векового дуба?» Он вполне отдает себе отчет в своих подлинных чувствах: «Мне не столько хочется быть аудитором, сколько приводит в ужас мысль о том, чтобы продолжать исполнять тягостные обязанности военного комиссара».
Чтобы не испытывать собственное терпение, Анри часто ездит из Парижа в Планси-сюр-Об и обратно: там живет Луи Крозе, которого он теперь всегда находит «грустным, как ночной колпак». Записной театрал, он вновь присутствовал на «Женитьбе Фигаро», в которой мадемуазель Марс «была еще божественнее, чем всегда». Он читает «Сродство душ» Гёте: «…это роман писателя большого таланта, но его можно было написать гораздо трогательнее». Он фланирует по бульварам, завтракает в кафе «Шартр», обедает в «Фрер-Провансо» и не упускает ни единой возможности посетить графиню Дарю.
Единственное примечательное событие: он вывихнул себе большой палец на левой руке. Вывих произошел не только с пальцем: «Этот случай настроил меня на иной лад — я решил серьезно изучить историю Революции». Однако этот «исторический вывих» Анри не двинется дальше замысла: история не его стезя.
Посреди такого блаженного спокойствия его и настиг приказ из Военного министерства, в котором ему предлагалось избрать себе место новой службы. Незадачливый помощник военных комиссаров избирает Лион, но старается как можно дальше отодвинуть момент отправки к месту назначения: ему кажется, что он наконец обрел «привычный разумный образ жизни, который является залогом счастья». Другими словами, он свободен от страсти и хорошо устроился в своем парижском одиночестве.
Привычно наблюдая столичные нравы и характеры, Анри отмечает, что столица стала менее оживленной, чем была прежде, до его отъезда, и что на всех лицах читается тревога. Ему не приходит в голову, однако, отнести эти перепады общественного настроения на счет имперской политики. По его мнению, только мелочность мышления — «тайный, но действенный враг остроумия» — придает излишнюю серьезность разговорам. С самого начала его возвращения в Париж посещение салонов вызывало в нем лишь чувство неудовлетворенности. Например, в присутствии дам Ружье де ла Бержери — «тонких в обращении, но умственно пустых» — он ощущает лишь «огромное количество скуки в чистом ее виде»: из-за церемонности обращения собеседники в этом салоне не разговаривают, а словно чувствуют себя «приговоренными к поддержанию разговора».