…Корабль, направлявшийся из Пирея в Новый Свет, попав в шторм, чудом не пошёл ко дну. Но Бог миловал, потому что Он — что бы ни говорили атеисты — есть.
— …Слава и ныне, — молилась Евангелия в крохотной тесной каюте нижней палубы. — Не прекратим никогда мы, недостойные, возвещать о могуществе Твоём, Богородица, ибо если бы Ты не защищала нас Своими молитвами, кто бы нас избавил от стольких бед, кто бы сохранил нас доныне свободными? Не отступим, Владычица, от Тебя, ибо Ты всегда спасаешь рабов Твоих от всяких бедствий. Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззаконие моё…
В тот день, 2 декабря 1923 года в Северной Америке, в Нью-Йорке выпал снег, предвещая долгую промозглую зиму. В семье эмигрантов из Греции аптекаря Георгиоса и Евангелии Калогеропулосов, поселившихся в крохотной квартирке в Лонг-Айленде, родился ребёнок. Незадолго до того у супругов умер трёхлетний сын Вассилиос, и они молили Бога, чтобы послал им наследника. Ребёнок, появившийся в тот ненастный день, был крупным, 11 фунтов весом, большеглазым, с тёмными вьющимися волосами, как у брата. Но это была девочка. Евангелия так огорчилась, что четверо суток отказывалась не то что кормить грудью, но даже взглянуть на «самозванку».
Родители долго спорили, как назвать дочку: Георгиосу было по душе имя Сесилия, Евангелии — София. Назвали, пока суть да дело, библейским именем Мария. Но когда три года спустя крестили её, девочка получила целых четыре имени: Сесилия, София, Анна, Мария. Незадолго до того Георгиос и Евангелия поменяли труднопроизносимую для американцев фамилию Калогеропулос на Каллас.
Так что из греческой церкви на 74-й улице после крещения на солнечный свет вышла высокая для своего возраста, полная, черноглазая девочка по имени Мария Каллас.
Как потом вспоминала мать, не из церкви, а откуда-то с высоты, с верхних этажей небоскрёба, будто с самого неба, доносилась ария «Аве Мария»: «Радуйся, Мария, исполненная благодати, Господь с Тобою, благословенна Ты…»
У торговца фруктами Енни Катаподиса Аристо перекантовывался недолго, летом переселился к своему дальнему родственнику в юго-восточный район доков Ла Бока, хотя фрукты ещё некоторое время оставались его основным бизнесом.
Ла Бока — древнейший район города. Здесь в 1536 году маленьким генуэзским поселением было положено начало истории Буэнос-Айреса, здесь первый порт, здесь родина аргентинского танго. Кажется, это самый весёлый район в мире: построенные из шифера и жести дома, изначально уныло-серые, красились сообразно фантазиям, мечтам или снам жителей во все мыслимые и немыслимые цвета (корабельные краски покупались из-под полы, воровались в порту).
Здесь расположен один из старейших футбольных стадионов в мире — «Ла Бомбонера» («Конфетница»), принадлежащий клубу «Бока хуниорс», основанному ещё в 1905 году (родной клуб великого Диего Марадоны, забившего рукой победный гол в финальном матче чемпионата мира по футболу и чистосердечно признавшегося миру: «Да, я забил рукой. Но это была рука Бога»).
Основатели футбольного клуба никак не могли решить, какие цвета использовать в качестве клубных, и положились на случай. Они договорились, что возьмут цвета флага первого же корабля, зашедшего в порт Буэнос-Айреса, и сели ждать в припортовом баре. Первым на горизонте появился и вошёл в порт шведский корабль. С тех пор цвета клуба «Бока» жёлто-синие.
Живя в районе Бока и регулярно посещая футбольные матчи с участием жёлто-синей «Боки», а затем, как правило, спускаясь в порт, чтобы узнать новости со всего мира и весело провести остаток вечера, наш герой мысленно строил планы на будущее. Из всего этого какой-нибудь последователь доктора Зигмунда Фрейда мог бы вывести целую теорию о том, что шведские цвета футбольной команды, за которую болел молодой Аристо, сыграли свою роль в том, что именно в Швеции, в Гетеборге и начался по большому счёту его глобальный бизнес. Но до Гётеборга было ещё далеко.
А пока Аристотель поселился в районе доков и портовых борделей Боки поблизости от легендарных улиц Каминито и Магальянес. Кем он только не работал! И докером, и гребцом, и чернорабочим на стройках: подносил кирпичи, цемент, готовил раствор, красил дома, выносил мусор, мыл посуду в барах и ресторанах, торговал на улицах галстуками, мороженым, возил по городу тачку с морским песком, предлагая детям за несколько монеток найти в песке игрушку, подыскивал в порту клиентов для девочек из окрестных публичных домов…
Проститутка Флора (натурой выплачивавшая Ари причитавшиеся ему посреднические) познакомила его со своим постоянным клиентом-шотландцем, который оказался боцманом и пообещал взять салагу к себе на корабль «Сократ» английской компании «Лампорт и Хольт».
— Если бы ты знала, Флора, как я тебе благодарен! — шептал Ари, глядя в потолок, на котором бликовали портовые огни. — Я вырос на море и мечтал быть моряком. Тем более корабль с именем моего отца — «Сократ»!
— Тебе бы познакомиться с графиней, но она бывает в яхт-клубе, а тебя туда не пустят, милый Ари…
Он уже не первый раз слышал в Боке рассказы о некоей якобы графине Екатерине, бежавшей от красных из России несколько лет назад и начинавшей, как большинство девиц в Боке, но уже имеющей собственный салон в Реколете, в самом престижном районе, в доме напротив кладбища Реколета, где в роскошных склепах покоится высшая аргентинская знать: семьи Арамбуру, Авельянеда, Митре… Салон графини Екатерины для Онассиса был пока недосягаемой мечтой.
Флора и её товарки научили Аристо танцевать настоящее танго.
— Изначально танго был танцем проституток, — рассказывала нам с художницей Наталией старая испанская коммунистка, соратница Пассионарии Долорес Б. К. — Точнее, сперва его танцевали мужчины. В конце XIX века, привлечённые возможностью заработать на купле-продаже земель и прочем, в Аргентину и ехали в основном мужчины. А позже, о!.. каких только женщин не было в Буэнос-Айресе! Будто победительниц конкурсов красоты свозили со всего света! Стройные, как статуэтки, мулатки с изумрудными глазами, рослые голубоглазые славянки, кудрявые итальянки, жгучие испанки, негритянки, китаянки… Естественно, одним из самых выгодных бизнесов стала проституция. В Байрес приходили корабли с европейским, азиатским, африканским «товаром», то есть девушками, которых туда завлекали агенты, обещавшие брак или работу. Многие, конечно, понимали, на что идут, я не встречала ещё нормальной женщины, которая не предчувствовала бы, что её хотят использовать. Но были, конечно, и обманутые глупышки. Впрочем, их чувства никого не волновали: денег на обратную дорогу нет, бежать смерти подобно — на берегу нередко находили выброшенные приливом девичьи трупы. Из трюма девушки попадали прямо в огромные бани, где их отмывали, завивали, накрашивали и отправляли на аукционы, напоминавшие рынки рабов. Шикарно одетые, благоухающие мужчины и женщины, неспешно прохаживаясь вдоль помостов, осматривали обнажённых девушек, приценивались, торговались… За высоких блондинок британского, шведского, голландского типа давали до 100 фунтов. Огромные по тем временам деньги! Европу сотрясали кризисы, революции, войны, и она поставляла этот товар в изобилии. В приличных семьях Парижа и Вены, Стокгольма и Лондона, Мадрида и Одессы девушкам строго-настрого наказывали: «Не ходи вечером одна, попадёшь в Буэнос-Айрес». Байрес стал и пересылочным пунктом, откуда проституток доставляли в Монтевидео, Боготу, Рио-де-Жанейро, другие города Латинской Америки. Дело получило колоссальный размах! Мафии устраивали свои разборки со стрельбой прямо в борделях, при которых часто гибли женщины, клиенты. Я помню, все газеты писали о настоящем сражении в самом крупном публичном доме на улице Перу, который часто посещал Аристотель…
— Он сам рассказывал об этом? — спросил я.
— Конечно! Он всё нам рассказывал и похвалялся своими достижениями в борделях. Кстати, знаете, почему одно из первых танго называлось «Дай жетончик»? Проститутки за каждого обслуженного клиента сдавали мадам жетончик. Так что первыми женщинами, станцевавшими танго, были именно жрицы любви.