Ей нужно время. Поначалу она каждый раз вздрагивала, увидев свое отражение в зеркале — чужое, лживое, которому в ней какая-то часть еще противилась. Это как долгое и трудное выздоровление после сложной операции. Пересадки. Новоявленная блондинка мало-помалу привыкала к самым простым жестам. Она постоянно запускала пальцы в свои серебристые кудряшки, словно хотела проверить, хорошо ли они держатся. Потихоньку примеряла для себя позы, подходящие новому образу. Шли недели, и она перестала вздрагивать при виде своего отражения. Приспособилась к нему Другие тоже. Тетя Ана, тетя Грейс, которая снова жила в Лос-Анджелесе, да и все, в конце концов, увидели ее блондинкой, как будто она всю жизнь была такой.

Другое существо внутри нее расположилось вольготнее.

Журналы были от нее без ума, мужчины тоже — и фотографы, и журналисты. Но теперь Норма Джин хотела заключить контракт с «XX век Фокс», «Коламбией Пикчерз» или «РКО Пикчерз», потому что она будет актрисой, а не манекенщицей, ведь так хотела ее мать, когда она была маленькой. Поэтому она каждый день обивала пороги крупных киностудий, с портфолио и резюме под мышкой, неловкая, заикающаяся, торопящаяся получить подтверждение развода, едва сводящая концы с концами (так как Джим, рассвирепев, перестал выплачивать ей содержание), запыхавшаяся, трогательная, жалкая — и ее учтиво выпроваживали. Да-да, мы вам позвоним. По ночам она ходила на голливудские вечеринки в плотно облегающих невозможных платьях — так учатся ходить по битому стеклу. Она тренировалась.

И однажды утром она, наконец, признала себя блондинкой — в самом сердце.

ЧИСТЫЙ ЛИСТ

Итак, отныне она блондинка. Разведенная — за этим дело не станет. Актриса — она уже на верном пути. Год 1946-й стал переломным для Нормы Джин, бывшей Дагерти. Переходным и определяющим во многих отношениях, важнейшим, учредительным и опустошительным, это был год, когда она триумфально прошла кинопробы и заключила свой первый контракт с крупной киностудией. Год, когда она, вероятно, начала коллекционировать любовников и из расчета подчиняться прихотям некоторых мужчин, обладающих мнимой или реальной властью. Год ее двадцатилетия. И год, когда ее попросили сменить имя. Так, мелочь. Просто Норма Джин Дагерти, Бейкер или Мортенсен, как она иногда подписывалась, — это не звучит. Слишком трудно запомнить. Во всяком случае, это теперь тоже не совсем она. Ей нужно имя для блондинки. «XX век Фокс» предложила имя: Мэрилин. А тетя Грейс подсказала идею взять фамилию деда по матери — Монро, она ж все-таки историческая, престижная, и потом, говорят, что двойные буквы приносят счастье. ММ. Мэрилин Монро. Приятное, ласковое созвучие. Легко запомнить. Мэрилин Монро, Мэрилин Монро — да-да, вот так, радуется Грейс Годдард, это то, что нужно, это имя звезды. Ты думаешь? — Норма Джин колеблется. Мысленно повторяет, бормочет шепотом новые слоги, которые теперь будут ею самой — Мэрилин Монро, Мэрилин Монро, как делает новоиспеченная жена, чтобы привыкнуть к своему статусу супруги, убедить себя в этом, как делала она сама четыре года тому назад, когда стала миссис Дагерти. Или как делала всегда, переходя из одной семьи в другую. Норма Джин с самого детства примеряла на себя все последовательно менявшиеся принадлежности. Но на сей раз — это другое. На сей раз все зашло гораздо дальше. Она словно начинает все с нуля, с нового расклада, получив новый шанс. Мэрилин Монро — псевдоним, родившийся от убийства Нормы Джин и всего, что к ней прилагалось («Я сирота, отца никогда не знала, мать умерла», — рассказывала она в первое время журналистам, завороженным этой мрачной историей, хотя Глэдис с недавних пор жила вместе с ней у тети Аны). И при этом он далеко, очень далеко отодвигает все прежние рамки. Все, что сковывало Норму Джин — благопристойность, приличия, лояльность и долги из громоздкого прошлого, — теперь уничтожено. Мэрилин Монро априори ничего не должна и никому не принадлежит. Она свободна. Чтобы обрести свободу, Норме Джин пришлось принести себя в жертву.

Несмотря на первый полугодовой контракт с правом возобновления, подписанный в августе 1946 года, жизнь проще не стала. Все двери не открылись разом. Слава не наступила на следующий же день. Наоборот. Она придет только через годы долгого и упорного труда, маленькими шажками. Долгие годы сомнений, уступок, лишений, уныния, унижений, ожидания, постоянно сокрушаемых иллюзий, ожесточения, любовных разочарований, одиночества, отчаяния, разрывов, которые приведут даже к попытке самоубийства — первой, в 1950 году. Но пока умерла Норма Джин. Кто такая Мэрилин Монро? Что есть Мэрилин Монро вне фигуры, изготовленной в голливудской лаборатории? Заводная кукла? Призрак? Одно имя из сотен в бесконечном списке очередников? Каким боком она выделится из всех? С какой стати выберут ее — ни красивее, ни умнее других?

Ее фигура дважды мелькнула в халтурных, быстро позабытых фильмах — вот и все, что она получила после первой и многообещающей кинопробы, снятой в присутствии ошарашенного и разъяренного Дэррила Ф. Занука, продюсера «XX век Фокс», который все же согласился взять эту «соломенную голову». Но на самом деле хозяин киностудии останется одним из редких людей, так и не разглядевших эротический потенциал юной Мэрилин.

«В этой девушке есть нечто, чего не видели со времен Джин Харлоу. Со времен немого кино. Это взорвет экран», — заикнулись было некоторые технические сотрудники.

Для Дэррила Френсиса Занука (1902–1979), мужчины в сапогах и с блудливыми руками, это было вовсе не очевидно. Он, скорее, был неравнодушен к «дурындам» (так он называл их при своей супруге Вирджинии), стремящимся к славе, которые сновали по коридорам киностудий и которыми он «пользовался» без ограничений. Надо думать, Мэрилин Монро была не в его вкусе. На его взгляд, это было фактически профнепригодностью.

Молодой разведенной женщине пришлось за это расплачиваться. Она теперь осталась без мужа, зато с матерью, ужиться с которой, как она быстро поняла, было невозможно. Настал час сведения счетов между Глэдис Бейкер и ее дочерью. Обе сыпали упреками, горькими замечаниями, осуждениями. Мэрилин никогда не добиться от матери ожидаемого восхищения и благодарности. Вернуться в прошлое невозможно. Мечта о том, чтобы вытащить мать из дурдома и жить с ней в хорошеньком домике, обставленном белой мебелью, рассыпалась в прах. Так и не отделавшись от чувства вины, точившего ее с самого детства, Мэрилин после нескольких недель жизни с матерью перебралась в небольшую однокомнатную квартирку, передав на руки тете Ане еще более суровую, чем раньше, ледяную, погибшую Глэдис. Это было невыносимо. И вот она впервые в собственных четырех стенах, практически в пустой квартире, потому что материальные блага — вещи, даже украшения, всякий внешний признак богатства — вызывают у нее только отвращение. Норма Джин не любит то, что длится долго, потому что ничто не длится долго. Но она больше не Норма Джин, она должна вбить себе в голову, что она Мэрилин Монро, которая больше не оглядывается назад. Даже близкие теперь должны называть ее Мэрилин. Мэрилин довольно матраса на полу и лежащих там же книг, которые она читает или не читает, страстно желая выучиться и доказать всей Земле, что она не пустоголовая. Мэрилин внимательно следит за фигурой и потихоньку привыкает к ощущению защищенности и уверенности, которое, как она заметила, дает ей алкоголь. Молодая женщина, все более красивая и все более одинокая, а кругом белизна — от пола до потолка.

Шесть лет. Долгий период, в течение которого Мэрилин Монро поочередно смеялась и стонала в темноте, ожидая, когда же пробьет ее час, продлится шесть лет[3]. Смутное время со многими неизвестными, о которых мнения биографов расходятся. Некоторые утверждают, что, чтобы платить за квартиру и добиться своих целей, Мэрилин регулярно зарабатывала своим телом — была наемной танцовщицей в баре, девушкой по вызову, да просто проституткой. Говорят о закрытых вечеринках у Джо Шенка — семидесятилетнего заправилы студии «XX век Фокс», связанного с мафией, которому доставляли молодых женщин на лимузине. Говорят об оргиях, абортах. Как узнать? Кому верить? Выдумки? Правда? Мифоманский бред, распространяемый женщиной, которая уже не могла или не желала отделять реальность от вымысла? Возможно, не это главное. Главное не доказать, какими способами начинающая актриса пыталась заполучить роли, спала она с кем-то или нет, чтобы «преуспеть». Очень вероятно, что Мэрилин без зазрения совести старалась извлечь выгоду из своего тела — единственного своего богатства, которое, во всяком случае, не доставляло ей больше никакого удовольствия, поскольку к сексу как таковому она была равнодушна. Мужчины сменяли друг друга — это ее не волновало и не мешало. Она даже принимала это за честь, обретая чувство того, что существует, обладает властью над их безумным, молящим взглядом, их лихорадочными и неловкими жестами, когда они зачастую патетически обнажаются в момент истины. Ведь на самом деле в любви это они раскрывают себя, обнажают свои изъяны. Она лишь обнажалась и предоставляла свои роскошные формы их прихотям. Общество очень пожилых мужчин ее не смущало. Она даже предпочитала его обществу молодых, вечно спешащих людей. Мужчины за шестьдесят — Джо Шенк, а потом Джонни Хайд — не унижали ее молодости. Они придавали ей уверенности. Были так предупредительны, нежны, трогательно неловки — стыд, бессилие и к тому же боязнь умереть. Мэрилин не чувствовала себя в опасности рядом с ними. Их объятия были острыми и искренними. Да и краткими, кстати. Это в большей степени было отчаянным бунтом, чем эгоистическим наслаждением. Именно так она и подходила к этому вопросу. Ну и пусть у них порой сомнительные знакомые. Чем ближе к власти, тем чаще пахнет жареным, образуется банда. Там, где деньги — всегда шампанское, красотки и мужчины в черном. В Голливуде все это в двойном размере. Мэрилин голодна. Ей нужны деньги и ласка. Ей нужен рядом отец или дедушка, который верит в ее талант, поощряет и защищает ее. Способен разглядеть за ней будущее, которого уже не увидит. Пусть даже придется с ним переспать.