Изменить стиль страницы

Молчание нарушил туукали, стоявший на левом фланге. Автоматический переводчик, имплантированный в голову Уокера, без труда перевел сказанное им.

— Пусть первым подойдет ближайшее к нам двуногое существо!

Посмотрев на стоявших справа от него нийува и иолфа, Уокер понял, что приглашение относится к нему. Все глазные стебли немедленно изогнулись, направившись в его сторону. Он с радостью обошелся бы без такого повышенного внимания к своей скромной персоне.

Он обернулся к внушающему доверие и вселяющему надежду Брауку и прошептал:

— Что мы должны делать? Что придется делать мне? Как нам удовлетворить их требования и доказать твоему народу, что мы достаточно цивилизованны и обладаем достаточным здравым смыслом для того, чтобы ступить на землю вашей планеты?

К лицу Уокера приблизились два глаза, каждый размером с его голову. Как же он привык к Брауку, если близость такого гиганта не внушала ему ни малейшей тревоги.

— Делай то же, что и я, друг Маркус.

Уокер искал помощи, а столкнулся с еще одной трудностью. Понимая, что находится в центре внимания, что в этом огромном зале на него во все глаза смотрят чиновники и сопровождающие туукали, он изо всех сил лихорадочно пытался понять, что делать.

— Делать то же, что и ты? Но что? — Он умоляюще протянул руки к Брауку. — Ты же лучше других знаешь, что я могу. Я могу заключать сделки и готовить.

— Ты должен сделать еще одну вещь, Маркус, — непреклонно ответил Браук. — Ты должен сделать то же, что и я. — Пара щупальцев протянулась в сторону группы чиновников. — Покажи им уровень вашей цивилизации. Покажи им свою восприимчивую и чувствительную природу. Расскажи им сагу, расскажи как можно лучше. Очень важны интонации, главное вдохновение, формат здесь не важен.

Суетившийся у ног Уокера Джордж, не осознавая важности момента, хихикнул и весело произнес:

— Давай, Марк, спой им сагу о человечестве. Можешь как трамплином воспользоваться своей человеколюбивой гуманистической профессией.

— Ты мне только мешаешь, — прошипел Уокер. Он едва не пришел в ярость, стараясь придумать сюжет, который удовлетворит требованиям чиновников и позволит ему заслужить пропуск не только для себя, но и для всех людей. Если он потерпит неудачу, это не будет окончательной катастрофой: кто-то из его спутников, возможно, выдержит испытание. Но все же начало будет испорчено. Кроме того, оказавшись здесь, Уокер горел желанием поближе познакомиться с родиной Браука. Здесь сыграла свою роль гордость. Сталкиваясь с серьезными проблемами на работе, Уокер ни разу не подвел свою фирму. Сможет ли он сделать то же для всего рода человеческого? К счастью, ему не надо будет петь, а только декламировать, тщательно подбирая слова и украшая речь подслушанными у Браука интонациями. Прочистив горло и сделав глубокий вдох, Уокер начал свое повествование:

— Далеко-далеко отсюда, в бескрайнем мире плывет по небу голубое пятно. Оно очень далеко, так далеко, что мне не добраться туда. Это мир синий от воды, зеленый от лесов, белый от облаков. Где-то там, на берегу большого озера, стоит особый город, дорогой мне город, мой родной дом. Я скучаю, мне тоскливо без него, и я все время думаю только о нем. Все, что нам теперь нужно, — это ваша великодушная помощь, она нужна нам, мы не сможем жить без нее, и она нужна нам прямо сейчас. Она нужна, чтобы найти Землю, мой дом и дом моего друга Скви.

Голос Уокера продолжал мерно рокотать. Он говорил и говорил, иногда без всяких усилий, иногда останавливаясь и делая паузу, чтобы лихорадочно подыскать подходящие слова (он не знал, учитывается ли быстрота). Чем дольше он говорил, тем легче и свободнее текла его речь. Проведенное рядом с Брауком время не пропало даром. Цветистые обороты давались ему легче, чем он мог предположить.

Удивительно, сколь многое может перенять человек от тех, с кем он постоянно общается, думал Уокер, продолжая нанизывать слова на нить своего мерного рассказа. Чем дальше он сплетал полотно повествования, тем увереннее себя чувствовал, видя, что его внимательно, не перебивая, слушают, тем больше становилось поле доступных для рассказа предметов. Спустя некоторое время сюжет иссяк, Уокер вдруг наткнулся на невидимую стену, голос его сорвался, и он умолк. Если туукали ожидали после паузы услышать продолжение, то они ошиблись. Напряжение от стремления успешно выдержать испытание измотало Уокера морально и физически.

В ногу ему ткнулся мокрый собачий нос. Пес смотрел на Уокера снизу вверх. Человек ни разу не видел такого серьезного выражения на собачьей морде.

— Человек, — торжественно произнес Джордж, — я никогда не слышал, чтобы подобное красноречие исходило из твоих округленных выпяченных губ.

— Спасибо, Джордж.

Нийувы и иолфы столпились вокруг Уокера, чтобы принести ему свои молчаливые поздравления, а Браук, рискуя раздавить своего маленького друга, нежно похлопал его по плечу своими гигантскими щупальцами. Скви, как обычно, воздержалась от прямых похвал. Но, во всяком случае, Уокер не услышал от нее и презрительного шипения. Мало того, скосив глаза на Скви, Уокер заметил, что в углах ее речевого органа появились пузырьки, говорившие о молчаливом одобрении.

Но все это, конечно, не имело никакого значения. Не обращая больше внимания на обступивших его друзей, он с надеждой вглядывался в стоявших в ряд туукальских чиновников. Судьи тоже тихо переговаривались между собой, выслушав выступление Маркуса. Наконец туукали, стоявший у правого края шеренги, дальше всех от чиновника, пригласившего Уокера начать рассказ, раскрыл вертикальные челюсти:

— Рассказ был достаточно хорош для того, чтобы приветствовать на нашей земле вас и ваш род.

Уокер воспрянул духом так, как будто ему только что удалось с тройной выгодой продать залежавшуюся партию красного дерева. Как бы там ни было, но его род сейчас ограничивался только им одним, а значит, он получил пропуск на планету.

Но времени на радость по поводу успеха ему не оставили. Наступила очередь молодого нийувского астронома продекламировать сагу от имени своего народа. У Хабр-века было время подготовиться, слушая ностальгическую балладу Уокера. В манере туукальской саги Хабр-век принялся рассказывать о конфигурации звездной системы Туукалии, о своей надежде ближе с ней познакомиться, о том, что о таком путешествии мог мечтать любой астроном, о надежде, что туукальские братья помогут ему и его товарищам отыскать дорогу к давно потерянному дому. Астроном говорил о долге помочь разумным существам, похищенным космическими пиратами и ожидавшим здесь своей участи. Пока астроном говорил, оборка на его шее пылала алым цветом, а все четыре хвоста мерно покачивались, как штоки метронома, отбивавшего ритм декламации. Единственным недостатком был визгливый голос астронома, с которым он, конечно, ничего не мог поделать. Однако выстроившиеся в ряд туукали внимательно его слушали, не проявляя никаких признаков нетерпения.

Несмотря на этот неизбежный недостаток, астроном тоже прошел испытание. Туукали одобрили его короткую (по туукальским меркам) сагу.

Несмотря на то что у Де-сил-джимда было еще больше времени на подготовку, иолф никак не мог решиться начать. Иолф не нервничал, заметил Уокер, он был просто не уверен. Пауза затягивалась, и туукали начали проявлять нетерпение. Уокер и его друзья обступили упиравшего специалиста по коммуникациям.

— Что случилось? — прошептал Уокер. — Ты не можешь придумать, что сказать?

— Иолфы хорошие бойцы, и это, пожалуй, все, что можно о них сказать, — бестактно заметил Хабр-век. Уокер бросил на него укоризненный взгляд, но дело обошлось без последствий, потому что нийув был не в состоянии этот взгляд истолковать.

Де-сил-джимд выпрямился на своих мощных ногах:

— Нет, проблема не в этом. Мне есть что сказать, и форма декламации не трудна для меня и не чужда нашему народу. — Маленькие черные глаза встретились с глазами Уокера. — Проблема в том, что я могу сильно и выразительно говорить только об одном предмете, и он разительно отличается от предметов, о которых говорил ты или жилистый нийув. Я боюсь, что этот предмет может оскорбить наших гостеприимных хозяев.