Не обошлось, впрочем, без столкновения, которое, однако, возникло совсем на иной почве, и среди шумных забав под конец этой ночи было замечено лишь немногими.

Вызвал его вновь назначенный губернатор Перигора, граф де Бланкфор, который в сопровождении мсье де Ля Сов и барона де Трие в боковой комнате, где прислуга охлаждала кувшины с вином, наткнулся на Мартена. Граф был уже полупьян и настроен весьма благожелательно ко всем на свете — даже к тем, кого презирал в трезвом виде. И потому при виде корсара, который, по его мнению, только своей любовнице был обязан за королевскую ласку и свежеиспеченное дворянство, принял покровительственный тон.

— Полагаю, мсье де Мартен, — заявил он с презрительной ухмылкой, — стоит выпить по бокалу вина, раз уж мы тут встретились — и вы, и я в новом качестве. Что вы об этом думаете?

— Как угодно вашей милости, — ответил Мартен холодно, но без особого неудовольствия.

Де ля Сов пожал плечами, но барон де Трие подыграл Оливье, предвкушая какой-то розыгрыш с его стороны, и велел подать четыре кубка.

— За здоровье прекрасной сеньориты! — провозгласил он, обращаясь к Бланкфору.

— Nescias, quod scis, si sapiens! — провозгласил Бланкфор словно бы в ответ, глядя однако в глаза Мартену.

— Что это значит? — спросил тот. — Меня латыни не учили.

— Если умен, молчи, хотя и знаешь, — излишне услужливо перевел де Трие.

Мартен наморщил брови, не будучи полностью уверен в смысле этого намека. Потом заметил, что взгляды графа и барона устремлены в соседний зал, и машинально сам взглянул в ту сторону.

Марии Франческе что-то нашептывал на ухо мсье д'Арманьяк, первый камердинер Его королевского величества. Она явно покраснела и смешалась. Потом подняла взгляд на короля. Казалось, тот ожидал этого, рассеянно беседуя с какой-то дамой, пытавшейся занимать его беседой, ибо в глазах Генриха сверкнул огонек усмешки. Мария опустила ресницы и едва заметно кивнула.

— Вы поняли? — спросил граф Оливье. — Nescias, quod scis…

Он не договорил: ледяное вино из кубка Мартена хлестнуло ему в лицо.

Грабинский не был свидетелем этой сцены, а короткое замешательство, которое после неё последовало, ускользнуло от его внимания, занятого исключительно отзывчивой особой Луизы. В ту минуту они прижимались друг к другу в оконной нише, полускрытой тяжелой портьерой, и целовались до беспамятства, причем Стефан открыл внезапно и вполне неожиданно для себя самого, что всего несколько поцелуев хорошенькой женщины легко отодвинули в тень и рассеяли его сентиментальные мечты и страдания, причиной которых была Мария Франческа. На какой-то миг он почувствовал себя виноватым, словно совершил измену. Но это мимолетное чувство мелькнуло лишь раз, между первым и вторым поцелуями. У него в ту минуту явно было занятие получше, чем оценка своих поступков. Луиза смотрела ему в глаза, и хотя видела в них лишь себя, он об этом не имел ни малейшего понятия. Уста её были слишком свежи и сладки, чтобы от них отрываться и тратить время на наблюдения и рассуждения.

Это сентиментальное тет-а-тет рядом с гудящим говором и смехом залом не могло продолжаться больше нескольких минут. Его грубо прервал какой-то лакей, желавший отворить окно. Наткнувшись впопыхах на сплетенную в объятиях пару и вытаращив глаза он замер с разинутым ртом, словно лишившись от удивления и дара речи, и сознания того, что нужно делать. Потом он коротко заржал и припомнив вдруг, зачем его послали, кинулся к окну.

— Экипаж его превосходительства мсье д'Амбаре! — заорал он во все горло, перегнувшись наружу.

— Потише, осел, — рявкнул у него над ухом Грабинский. — Тут тебе не корчма!

Но в ту же минуту его оттолкнул ещё один переросток в ливрее, который во все горло требовал карету графа де Бланкфора и экипаж барона де Трие.

Это было уж слишком; схватив обоих парней за воротники, он словно двух баранов стукнул их лбами.

И тут же пожалел об этом: крик, который те подняли, привлек Айртона и Карла Фронте, а с ними целую кучу любопытных.

— Капитан Мартен спрашивал о вас, — поспешно бросил ему Айртон. — Случилось нечто чрезвычайное.

— Где? — спросил Грабинский. — О чем речь?

Но их разделили протискивавшиеся к окну, и ответа он уже не услышал, а потому стал встревоженно протискиваться к выходу, оставив Луизу её унылому кузену.

Добравшись до обширной почти пустой прихожей, увидел мсье д' Амбаре и шевалье де Бельмона, которые, казалось, спорят или что-то обсуждают с мсье де Ля Сов и бароном де Трие. Мартен стоял в стороне, заложив руки за спину и нетерпеливо хмурясь.

— Ах, ты здесь! — воскликнул он при виде Стефана. — Это очень хорошо.

Полуобняв его, отвел в сторону.

— Я сейчас должен поехать к Арману, — тихо сказал Ян. — А может к Ля Сов или куда угодно, хоть за сто лье от Бордо, чтобы разделаться с Бланкфором, не оскорбив Его королевское величество. Хочу, чтобы ты взял под опеку сеньориту и проводил её на корабль. Скажи ей это в подходящий момент, так, чтобы не привлечь ненужного внимания. Найми портшез и проводи прямо на борт. Только тебе могу я это доверить. Ждите меня в порту. Постарюсь вернуться поскорее.

Грабинский хотел о чем-то спросить, но шевалье де Бельмон и д'Амбаре закончили переговоры и призывали поторапливаться.

— Потом я тебе все объясню, — бросил Мартен, уходя с ними. — Сейчас сделай так, как я прошу.

Выполнить эту просьбу оказалось гораздо труднее, чем полагал Стефан. Он потратил не меньше часа, ожидая подходящего момента, чтобы приблизиться к Марии Франческе, а когда наконец дождался, что она вслед за двумя дамами направилась в сторону прохода к боковым лестницам, ведущим — как он полагал — к комнатам для дам, то добравшись туда окружной дорогой увидел только две женские фигуры, поднимавшиеся по ступеням. Ни на одной не было платья цвета резеды с золотым отливом, которое он высматривал.

Развернувшись, на пороге зала приемов он наткнулся на короля, который в сопровождении одного лишь д'Арманьяка, казалось, норовил потихоньку ускользнуть оттуда, вероятно чтобы не прерывать торжества.

Отскочив в сторону, он замер в темной нише окна, выходившего в переулок, где скопились кареты и коляски. И услышал слова д'Арманьяка:

— Туда, сир; налево за дверью. Портшез ожидает Ваше королевское величество у ворот сада.

— А она? — спросил король.

— И она там, разумеется.

Двери тихонько скрипнули, а Стефан с бьющимся сердцем высунулся из укрытия, чтобы осторожно их приоткрыть и выглянуть наружу.

Разглядеть он смог немногое: среди туманного полумрака двигались едва различимые тени. Две из них замаячили у кованой ограды дворцового сада и миновали распахнутую калитку, которая громко за ними захлопнулась.

Грабинский заколебался. Неужели то, что он услышал, относилось к Марии? «И она там, разумеется» — эти слова звучали, казалось, достаточно ясно! Кстати — так куда же она девалась? Мария исчезла у него из виду так внезапно, словно провалилась сквозь землю…

Он выскочил на крыльцо, сбежал вниз по нескольким ступеням и, крадучись вдоль стены, добрался до калитки. Та была заперта на щеколду и отворить её не удалось. Но теперь он разглядел портшез и мсье д'Арманьяка, который опустил занавески и дал знак ожидавшим носильщикам.

Портшез был поднят вверх и двинулся вперед, сразу исчезнув за поворотом, мсье д'Арманьяк зашагал следом за ним, а Стефан услышал за плечами грубый голос, требующий, чтобы он немедленно отсюда убирался ко всем чертям.

Ошеломленно оглянувшись, Стефан увидел двух драбантов, вооруженных алебардами, которые, судя по всему, отнюдь не расположены были шутить. У него хватило ума не поднимать шума и исчезнуть с глаз долой, хотя и промелькнуло в голове, что можно бы попытаться взобраться на забор и спрыгнуть по другую сторону. К счастью он вовремя успел сообразить, что таким образом вызвал бы переполох и погоню, наверняка добром бы не кончившуюся, причем не только для него самого. И потому, сжав зубы, он ушел, близкий к отчаянию от собственного бессилия перед лицом того, что случилось.