Из города уходили через молдаванские катакомбы. Таких узких лазов, как там, не было нигде, о нечистотах и говорить нечего, прошли через все стоки, везде чувствовалось недавнее присутствие людей. Проводники прекрасно ориентировались, моментально отыскивали места отдыха, спрятанную еду, сухую одежду.
— Вера, да это самые настоящие урки, с кем спутались, ты хоть понимаешь?
— Понимаю. Они не меньше нас ненавидят фашистов, и не просто так под землёй. Если бы не приказ, видели бы немцы Одессу, так бы мы их пустили без приглашения, сейчас, разбежались.
«Они ж трусливые «жябы», нихто з них не сунется в катакомбы, ни за какие коврижки. Румыны, так те сразу тормозили и хезали в штаны, как завидят тельняшку, — хрипел провожатый, приговаривая:
— Черти полосатые, черная смерть. «В бой идёт весёлый одессит, дрожите жябы, пощады вам не будет», — вдруг затянул он.
Когда расставались, он сунул Вере с Николаем по отварному яйцу, наверное, заготовили себе на обратную дорогу и револьвер — шпаер. «Это от нас на всякий случай. Сердце разрывается, как вы там живёте. Земля горыть у них под ногами, чтоб я так жил, от Штымп не дасть соврать. С Богом. От тут мы будем ждать от вас товарищей. Там за кустами телега, до свиданья».
От нахлынувших воспоминаний Веру Борисовну бросило в жар, комок подкатил к горлу, глухой кашель сдавливал грудь, она чувствовала, что задыхается от волнения. Недоеденный пирожок уже не казался таким вкусным. Она ещё раз бросила взгляд на афишу. Не будет никогда больше там фамилии Марго-Марии Дмитриевны — Марьи Давыдовны Зингер. Нелепо умерла, не дожив нескольких месяцев до освобождения Одессы. В окно увидела, что подъехала машина с военными, дом оцепили, стали подниматься к ней в квартиру. Решила, за ней, это арест, и приняла яд. Спутала форму приезжали бандеровцы, их много тогда объявилось в городе, хотели, чтобы Мария Дмитриевна выступила перед ними, патриотический дух им подняла.
Вера Борисовна заскочила во двор к Дорке, узнала, в какую больницу увезли Надежду в какую мальчика, и заторопилась в свой «зверинец», обдумывая на ходу свои действия.
Надежда Ивановна Павловская была заведующей отделом, материально-ответственным лицом. Наперво оформить правильно все документы, объявить переучёт, назначить старшего продавца, сверить кассу, успеть сегодня всё до копейки сдать в банк. Переступив порог магазина, Вера объявила на весь зал: «Товарищи, мы закрывается на учёт, ждем вас в другой раз». Сама стала выпускать покупателей, на дверь повесила табличку. «Вера Борисовна, так у нас всё тип-топ, остатки по всем отделам каждый день подводим, зачем закрываться? — опустив очки на переносицу, пыталась переубедить директрису бухгалтер». — «Ну, раз все сто раз перепроверено, тогда акты первая и подписывайте, я не возражаю». — «Как акты подписывать? Я не буду! С какой стати, у меня дети есть. Завтра учёт начнём, всё как положено, на свежую голову». — «Приказ я подписана сегодняшним числом — сегодня и начнём. И пока не подпишем акты по всем отделам — никто не выйдет из магазина. Всё!»
Захлопнув дверь, она из заварного чайника выпила залпом протухшую заварку, ещё Дорка, наверное, заваривала. Фу, отрыжка. Быстро закурила папиросу «Сальве», такую же прогорклую, как её чай. Недостача по кассовой книге съела все её сбережения, не оставила никакой надежды, хоть бы по остаткам всё было нормально, и она тут же уволится. Позвонила в милицию, попросила для кассира провожатого в банк, так, на всякий случай, не дожидаясь инкассатора. К утру все акты были составлены, подписаны, никаких особенных недостач и потерь не выявлено. Она больше всего переживала за Надькин отдел, но там, как всегда, был полный порядок. Сторож так и не появился.
Утром бледные, уставшие продавцы попили чай и стали за прилавки. Вера вышла на несколько минут купить папиросы и что-нибудь перекусить. Когда вернулась, обомлела. В магазине уже была комиссия главка, нагрянули без предупреждения, сам главный ревизор прикатил.
— Ради чего мы такой чести удостоились? — пыталась улыбнуться Вера Борисовна.
— А то вы не знаете? Весь город только и говорит о вас, о вашем магазине, который вы, между прочим, пока возглавляете,
— И что говорят?
— Много чего, проверим и ответим на ваш вопрос.
— Сколько угодно, коли такие тайны нам не ведомы. Екатерина Михайловна, это наш бухгалтер, принесите вчерашние акты по учёту, по всем отделам и по всем группам товаров.
— Вчерашние? У вас что, вчера был учёт?
— Да, плановый по магазину, со сдачей всей выручки, пожалуйста, перепроверяйте, реализации товара ещё не было.
Петр Афанасьевич явно не ожидал такого поворота. Когда же эта нквдэшная сексотка успела всё провернуть? Ему сообщили, что она вчера моталась на Бебеля, не иначе как там эту дуру проинструктировали. Ночью всё обтяпала, в темноте ей привычно, и девок не выпустила, курва, чтоб его предупредили.
— Вы правы, неприятности у нас в коллективе большие. Женщине из дома напротив было плохо, она стучала к нам в дверь, просила вызвать «скорую» для ребёнка. А наш сторож выполнял инструкцию, дверь не открыл. Женщина потеряла сознание, потом мы уже, когда пришли, врача позвали и милицию, отправили обоих по больницам. Если вы об этом ЧП, то мы все в себя прийти не можем.
Настроение у главного ревизора явно испортилось, вчерашние акты, что их проверять, сами всё проверили, успели даже выручку в банк сбросить, не уходить же вот так с пустыми руками. Он осмотрел торговый зал. Молча обошёл все подсобные помещения, свита тихонько тянулась за ним. Зашли в директорский кабинет.
— Грязновато, неуютно стало в вашем магазине, уж не обессудьте за такие слова, я только из-за искреннего товарищеского отношения к вам, — скривил лицо ревизор. — Вижу, стараетесь, не всё пока получается, но что же вы хотите, голубушка. Подучиться надо вам, а потом уже такое серьёзное дело на плечи взваливать. Помощника вам бы дельного, так никуда не годится. А что это сейф у вас нараспашку?
— Старый, поломан давно, я каждый месяц докладную в главк пишу, пока без результата, вот и приходится в банк с выручкой бегать, хорошо милиция рядом, не отказывают с провожатыми.
— Пломбиратор у вас есть? Пломбируйте, дорогуша, и всех делов.
Она посмотрела на эту спесивую гниду с тоненькими беленькими пальчиками в заусеницах; только не сорваться и не погнать его сраной метлой, как любит выражаться Дорка.
— Перестраховщица я, знаете ли, ничего с собой сделать не могу, поставлю пломбу, посмотрю на тоненький проводок и спать не буду всю ночь. Лучше лишний раз в банк сбегать, гарантий больше,
— Так-то оно так, но если всё время бегать, когда же работать?
— А я одинока, магазин моя работа и мой дом. Может, чаю?
— Какой чай? Мы что, по-вашему, бездельничаем? И так только ради вас всех сорвал с заданий, — зло промолвил ревизор и вышел на улицу, свита понуро плелась следом.
«Сбросить такую нелегко, ему приказывают. Аза что? Распустили слух, а там чисто, не за что зацепиться. Им приспичило от неё избавиться — пожалуйста, только без него, — Петр Афанасьевич никак не мог унять гнев. — Какая умная стерва, не теряется, на всё у неё ответ. А я, дурак, не подготовился, решил с наскоку прихватить, так сказать, по горячим следам. Идиот старый, если все бы работали, как она».
Ох, как не любил он, когда порядок, места себе не находил, такой человек, как эта стерва катакомбная, становился для него врагом на всю жизнь. Другое дело, нормальные люди, которым ничего не надо объяснять. Живут сами, как люди, и других не обижают. Такой магазин, а карман пустой — обидно. Он аж сплюнул с досады. Ещё эти прихвостни плетутся за ним, затылок аж горит, такое фиаско потерпел, злорадствуют, видно. Как по одному на проверку пойдут, так в актах полный сговор. А сколько притворства, думают его провести, а то он вчера родился, и его папа пальцем сделал. Любому заведующему легче договориться с проверяющим сразу и разойтись полюбовно. Он-то знает, что с такими актами делать. Главное не спешить, собрать штук десять — и с индивидуальным визитом, разложить, как крапленые карты, на столе и молчать, пока у собеседника не вернётся дар речи. Умный сразу всё понимает, с ним нет проблем, а такая, как эта, будет артачиться, доказывать свою правоту, пока не загремит за решётку. Ты, тюлька полукопченая, у меня ещё попляшешь.