Глава 18

Сеанс

Элен Вокье заперла дверь, а ключ положила на каминную полку, как делала всегда во время сеансов. Занавески на арочной нише были сдвинуты, готовые к тому, чтобы их раздернули. В нише возле одной из двух колонн стоял принесенный из холла табурет, он был крепко привязан к колонне, так что сдвинуть его было невозможно. Стол был поставлен на выбранное место, вокруг него стояли три кресла. Мадам Довре сгорала от нетерпения. Селия стояла с отрешенным видом, как бы не замечая происходящего. Ее глаза никого не видели. Адель посмотрела на нее и злорадно засмеялась:

– Как вижу, мадемуазель уже настроилась на нужную волну и готова показать нам свои феноменальные способности. Но знаете, мадам, я думаю, будет лучше, если она наденет перчатки, которые так небрежно бросила на стул. Тогда мадемуазель будет труднее освободиться от веревок, если она пожелает это сделать.

Селия промолчала. Если она откажется, то возбудит страшные подозрения в мадам Довре. Она медленно и обреченно надела перчатки, расправила их до самых локтей и застегнула на пуговки. Освободить руки от веревок, когда они в перчатках, – задача непростая. Но выхода не было. Адель Россинол смотрела на нее, ехидно улыбаясь. Мадам Довре торопила. Повинуясь следующему приказу, Селия приподняла юбку и вытянула вперед изящную ножку, обутую в атласную туфельку того же цвета, что чулки, – бледно-зеленую. Адель осталась довольна: Селия надела те туфли, что ей было нужно. Они были сшиты точно так, как те, что Селия сбросила у себя в комнате. Элен Вокье подтвердила это еле заметным кивком.

Адель взялась за конец длинной веревки.

– Ну, с чего начнем? Пожалуй, я попрошу вас, мадемуазель, завести руки за спину.

Селия повернулась к ней спиной и скрестила руки. Гибкая фигурка в атласном платье, обнаженные белые плечи и руки, маленькая головка, отягченная массой кудрей, нежная шейка, большая шляпа – Селия была олицетворением юности, грации, красоты. Задача ее была бы проста, если бы дальнейшее зависело от мужчин. Но вокруг нее были женщины, которых интересовала лишь их собственная цель: мадам Довре жаждала сеанса, Адель и Элен – завершения своего плана.

Селия стиснула руки, чтобы напрячь мускулы под давлением веревки. Адель быстро их расцепила и сложила ладонью к ладони. И сразу же Селия почувствовала тревогу. Ее обеспокоило не само действие, хотя Адель явно знала, что Делала. Но Селия обладала необычайной чувствительностью и, когда кто-то к ней прикасался, сразу чутко улавливала настрой этого человека, его отношение. Прикосновение сильных, нервных рук Адели вызвало странный дискомфорт. Это длилось одно мгновенье, но ощущение было совершенно отчетливое и мерзкое – шок.

– Пожалуйста, мадемуазель, держите руки вот так, – сказала Адель, – расслабьте пальцы.

В следующий миг Селия зажмурилась и закусила губу, чтобы не вскрикнуть от боли. Тонкая веревка впилась в кисти рук; Адель обернула ее дважды и потом завязала хитрый узел. Селия даже порадовалась, что на ней перчатки, но в следующее мгновенье пожалела. Даже без перчаток освободиться от пут было бы чрезвычайно трудно. Но потом произошло кое-что похуже.

– Прошу прощения, если сделаю мадемуазель больно, – произнесла Адель.

И связала пальцы от мизинца до большого пальца. Чтобы развязать узлы, ей нужны пальцы, хотя бы в перчатках! Селия потеряла эту возможность. Она все больше понимала, что попала в руки хитрого противника. Адель встала и, пропустив веревку под руки, связала их в локтях. Чтобы приложить силу, изгибая руки в попытке освободиться, Селия должна иметь возможность поднять локти – теперь они были так прижаты к спине, что это стало немыслимо. И все это время в душе ее нарастало чувство непонятной тревоги. Она протестующе дернулась, и Адель тут же распустила веревку.

– Мадемуазель возражает против моих мер проверки, – с усмешкой сказала Адель мадам Довре. – Ничего удивительного.

Селия уже с искренним страхом посмотрела в глуповатое, возбужденное лицо старухи.

– Селия, ты что, боишься? – спросила та. В ее голосе слышались раздражение, враждебность и тоже страх – страх перед тем, что ее иллюзии разлетятся в прах.

Селия поняла это и решила больше не сопротивляться. Безрассудная вера в сеансы была единственным, что скрашивало жизнь мадам Довре. Она инстинктивно искала хоть что-то, что разнообразило бы рутину ее одиночества, и потому так легко поддавалась любым обманам. Селия хорошо знала, как сильна эта потребность, как соблазнительна возможность ее удовлетворить, – знала по опыту прежней жизни, когда Великий Фортинбрас был на пике своего успеха. Она проехала много городов, где жизнь была серой, однообразной, без ярких событий, без развлечений. Она все это уже видела. Видела, как религиозные шарлатаны вербуют своих рекрутов – из обитателей серых скучных улиц. Жизнь мадам Довре тоже была унылой и бесцветной, пока ее не наполнили – красками эти пресловутые спиритические сеансы. Нужно любой ценой оставить мадам Довре хорошую память об этих ярких моментах ее жизни.

– Нет, не боюсь, – смело сказала девушка и больше уже не вырывалась.

Ей снова завели локти назад и скрутили. Селия была уверена, что не сможет освободиться. Она в отчаянии посмотрела на Элен Вокье, и в ней забрезжила надежда. Потому что Элен кинула ей ободряющий взгляд, как будто говорила: «Я помогу».

Для полной уверенности Адель бесцеремонно, как куклу, повернула ее, протащила оба конца веревки вперед и завязала их на талии.

– Ну, Селия… – сказала Адель звенящим голосом. Ее охватило такое же возбуждение, как и мадам Довре, – лицо пылало и блестело, движения стали быстрыми и резкими.

Тревога Селии переросла в страх. Она могла бы сказать то же, что сказал на следующий день Ано: «Здесь есть нечто такое, чего я не понимаю». Прикосновения Адели сообщили ей о чем-то таком, что наполнило ее смутной тревогой. Она не могла это выразить словами, а если и могла, то не осмеливалась. Оставалось покорно подчиняться.

– Ну… – Адель развернула ее за плечи и поставила посреди комнаты спиной к нише, лицом к зеркалу, так чтобы все ее хорошо видели. – Ну, Селия… – она уже не утруждала себя словом «мадемуазель», отставив в сторону всю свою ироническую учтивость, – попробуй-ка освободиться.

Девушка пошевелила плечами, дернула руками, но они остались беспомощно скрученными.

– Ах, Адель, сегодня вы убедитесь! – закричала мадам Довре с небывалым энтузиазмом.

Однако за ним Селия чувствовала затаенное сомнение, подозрение. Отчаянная решимость все еще сохранялась. «Я должна победить, – сказала она себе, – должна!»

Адель Россинол присела возле нее на корточки, собрала подол платья и длинной веревкой крепко связала ноги под коленями, наматывая витки поверх складок юбки.

С помощью Элен Селия сделала крошечный шаркающий шажок, чувствуя себя унизительно смешной. Но никто из зрителей не собирался смеяться. Для мадам Довре все это было серьезно, как торжественный церемониал. Адель же волновала прочность узлов. Элен являла собой образец вымуштрованной служанки, знающей свое место. Ей не пристало смеяться, как бы нелепо ни выглядела ее молодая госпожа.

– Ну, теперь свяжем мадемуазель в лодыжках и тогда будем готовы к приходу мадам де Монтеспан, – сказала Адель.

На этот раз за шутливым тоном отчетливо послышалась жестокость. Ужас Селии усилился. У нее было такое чувство, будто в этой женщине пробудился дикий зверь; провал был неизбежен. Напрасно девушка кричала себе: «Я должна победить!» Она чувствовала, что в комнате присутствует личность куда более сильная, которая подавляет ее, обрекает на поражение, оказывает невидимое воздействие на всех остальных.

Ее усадили на стул, Адель связала ей ноги в щиколотках, и это прикосновение вызвало в Селии вспышку отвращения. У нее отняли последние остатки свободы. Она встала или, скорее, попыталась встать, но Элен мягко удержала ее и прошептала:

– Спрячьте свой страх. Мадам смотрит.