Перед глазами Савла простерлась синева Галилейского моря, сияющая от солнечных бликов. Он прошел через Тивериаду и Кафарнаум, не подозревая, что здесь несколькими годами раньше перед безмолвной, внимающей толпой прозвучали притчи Иисуса. Он поднялся на Голанские высоты и продолжил путь на высоте 700 метров над уровнем моря по каменистой степи. Здесь почти всегда дул резкий ветер, который — единственное преимущество — немного смягчал жар солнца. Слева от караванной тропы тянулась огромная стена хребта Антиливана. Отовсюду была видна благодаря высоте в 2814 метров и заснеженной вершине священная гора Герм.
Цель путешествия приближалась. Пейзаж преобразился: развесистые платаны, шумящие веерами листьев пальмы, благоухающие розы и жасмин, сады, через которые текла вода по ирригационным каналам, — все радовало глаз путешественника, измученного засушливой пустыней. Караван подходил к Дамаску.
И тут случилось нечто невыразимое: ослепительный свет ударил в глаза, объял Савла. Он зашатался и рухнул в пыль на дороге. Спутники кинулись к нему, окружили. Он открыл глаза, но увидел лишь черную тьму. Савл ослеп.
Забудем картины Рубенса, Караваджо и Микеланджело, изображающие Савла упавшим с коня. Он не был римским всадником и не состоял в свите царька Ирода Антипы, а следовательно, мог путешествовать только пешком. О том, что с ним на самом деле случилось, Савл рассказывал неоднократно словами, над каждым из которых следует поразмыслить. Для него не было никаких неясностей: он встретил Иисуса. Павел пишет в Послании к галатам: «Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам…» (Гал 1:15–16); в Первом послании к коринфянам: «Не видел ли я Иисуса Христа, Господа нашего?» (1 Кор 9:1); и далее: Христос… «после всех явился и мне, как некоему извергу» (1 Кор 15:8).
То, что ему выпало, было столь невероятно, что навсегда врезалось в память. Встреча обрела для Савла такую реальность, что он уподобит ее явлению воскресшего Христа двенадцати апостолам. Позднее Павел, желая, чтобы его воспринимали как равного Петру, Иоанну, Андрею, Матфею, Варфоломею, Фоме и остальным, сам станет называть себя апостолом — посланником. Такая дерзость вполне соответствует его характеру, поскольку численность апостолов — двенадцать — была определена еще в тот момент, когда заменили отпавшего Иуду Искариота. Откроем Апокалипсис: «Стена города имеет двенадцать оснований, и на них имена двенадцати Апостолов Агнца» (Откр; Апок 21:14). Никто не предвидел появления тринадцатого апостола. Тем более что апостолы должны были свидетельствовать как очевидцы: воскресший Иисус был тем самым человеком, которого они знали как своего учителя. Заметьте, что Лука в Деяниях ни разу не называет Павла апостолом. Однако это не мешало Павлу в своих письмах постоянно указывать этот «титул». В Послании к римлянам: «Павел, раб Иисуса Христа, призванный Апостол…» (Рим 1:1), «…через Которого мы получили благодать и апостольство…» (Рим 1:5); в Первом послании к коринфянам: «Павел, волею Божиею призванный Апостол Иисуса Христа» (1 Кор 1:1); в Послании к галатам: «Павел Апостол, избранный не человеками и не через человека, но Иисусом Христом и Богом Отцем» (Гал 1:1). Он повторял вновь и вновь: его апостольское призвание дано было свыше: «Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор 5:17).
Павел не сообщает об этой встрече никаких точных сведений, никаких деталей, которые придали бы занимательность его рассказу. Никогда с его уст не слетит ничего, не достойного такого исключительного дара. Лука, однако, не стал следовать этому и дал шанс биографам. Деяния не могут быть поставлены под сомнение, потому что Лука трижды возвращается к тому, что произошло на дороге в Дамаск, и каждый раз изменяет свой рассказ. Если бы речь шла о тексте, созданном для восхваления заслуг Павла в распространении христианства, Лука, наверное, постарался бы все три раза воспроизвести идентичный текст.
Сравним эти версии. Первая вписывается в рассказ о жизни Павла, представленный Лукой: «Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь… встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать. Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя. Савл встал с земли и с открытыми глазами никого не видел. И повели его за руки, и привели в Дамаск» (Деян 9:3–8).
Второй вариант представляет собой отрывок из речи Павла, произнесенной в 58 году перед враждебной ему толпой в Иерусалиме: «Когда же я был в пути и приближался к Дамаску, около полудня вдруг осиял меня великий свет с неба. Я упал на землю и услышал голос, говоривший мне: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Я отвечал: кто Ты, Господи? Он сказал мне: Я Иисус Назорей, Которого ты гонишь. Бывшие же со мною свет видели, и пришли в страх; но голоса Говорившего мне не слыхали. Тогда я сказал: Господи! что мне делать? Господь же сказал мне: встань и иди в Дамаск, и там тебе сказано будет всё, что назначено тебе делать. А как я от славы света того лишился зрения, то бывшие со мною за руку привели меня в Дамаск» (Деян 22:6—11).
Третья версия тоже основывается на словах Павла, обращенных к иудейскому царю Агриппе в Кесарии, во дворце римского правителя Феста. Эти слова он говорил уже не разгоряченной толпе иудеев, а высокопоставленному лицу: «среди дня на дороге я увидел, государь, с неба свет, превосходящий солнечное сияние, осиявший меня и шедших со мною. Все мы упали на землю, и я услышал голос, говоривший мне на еврейском языке: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Трудно тебе идти против рожна. Я сказал: кто Ты, Господи? Он сказал: “Я Иисус, Которого ты гонишь”» (Деян 26:13–15).
Сопоставим: в первой версии Савла обволакивает свет и он слышит голос; его спутники голос слышат, но ничего не видят. Во второй версии он слышит голос, спутники же видят свет, но голоса не слышат. И в третьей версии он слышит голос, а его спутники видят только свет.
Такие расхождения могут вызвать подозрения: да было ли это на самом деле? Но если мы будем внимательнее, то заметим, что эти слова в уста Павла вкладывает Лука, поступая как искусный автор диалогов, а он таковым и был. Плохие драматурги заставляют всех персонажей говорить на одном языке — языке автора. Другие — изменяют стиль, смысл и интонацию в зависимости от роли. В первой версии Лука говорит от себя как повествователь. В двух других говорит его герой, причем говорит так, чтобы это выглядело убедительно для разных аудиторий: для толпы в Иерусалиме и для царя Агриппы в Кесарии.
Главное — доверять самому Павлу: ему явился Иисус. Я снова процитирую здесь слова Павла, вынесенные эпиграфом к этой книге: Иисус «явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам; а после всех явился и мне, как некоему извергу» (1 Кор 15:5–8).
Один из самых компетентных комментаторов творчества Павла Юрген Беккер, занимающийся толкованием Нового Завета в Киле, полагает даже, что одно это явление Христа — пусть оно не сопровождалось словами — «дало Павлу возможность понять смысл послания и миссию», доверенную ему. Но нет ничего удивительного в том, что случившееся принималось с оговорками и даже с некоторыми сомнениями. С того момента, как встреча обрела мистический смысл, рациональное объяснение уже не нужно. Разум материалиста отвергает подобное рассуждение, но христиане вот уже две тысячи лет принимают его.
Чтобы раскрыть смысл послания и смысл миссии, необходимо обратиться к текстам. Начнем с главного: «Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию, и что явился Кифе, потом двенадцати…» (1 Кор 15:3–5). Эти несколько строк, которые мы читаем без всякого удивления — настолько хорошо они нам известны, — имеют огромное значение, я бы даже сказал, безмерное. Они представляют собой не что иное, как самое раннее свидетельство о воскресении Христа. Послание к коринфянам, откуда взят приведенный выше фрагмент, написано около 57 года. Евангелие от Марка — первое из четырех Евангелий — датируется, самое раннее, 65–70 годами. И текст его точно следует схеме, намеченной Павлом. Также около 80 года поступят Матфей и Лука. Нужно ли подчеркивать значимость этого факта: слова Павла по сути первый письменный источник христианства.