Ниро довольно улыбнулся и сказал:

— Рыжик, я это уже сделал вчера. За каждым из них ходят мои ребята. Так что вечером мы будем знать об их передвижении. И если какой-то криминал налицо, то он должен выплыть.

Раздался телефонный звонок. Ниро снял трубку, сказал:

— Да, — потом долго слушал…

Дальше последовала фраза, сказанная крайне недовольным голосом:

— Вы форменный идиот, но мы приедем. — И он в сердцах положил трубку. — Ты представляешь, что учудил этот, с позволения сказать, урод.

— А кто? — вырвалось у меня.

— Ханс «миленовский», естественно! Его достали репортеры и телевизионщики, которые хотят устроить пресс-конференцию. И этот умник, не посоветовавшись со мной, позвонил своему шефу, и тот, не зная ситуации, дал согласие. А этот балбес, в свою очередь, передал все журналистам. Так что сегодня, в три часа дня, в конференц-зале Дома кино состоится пресс-конференция фирмы «Милена».

— А что, ты думаешь, произойдет?

— Ну, а ты маленькая, не догадываешься? Ведь если кто-то приложил столько сил для того, чтобы организовать скандал, то лучшего места, чем пресс-конференция, для того чтобы усилить впечатления, просто не найти.

— И что же делать?

— Сейчас, дай подумать. — Ниро предался размышлениям. Он ходил по комнате и сурою молчал.

Сначала я следила за ним, потом поняла, что это бесполезное занятие, которое лишь вызывает головокружение. Мне это надоело, и я отправилась на кухню. Я вдруг сообразила, что если завтрак приготовлю сама, то мне удастся его сделать менее калорийным. Хотя завтраком это не назовешь, у англичан в это время начинается ленч.

В результате завтрак, состоящий из пары яиц, стакана апельсинового сока и кофе, действительно оказался менее калорийным, но и совершенно невкусным, по сравнению с тем, что мы ели обычно в последнее время.

Когда Ниро присоединился ко мне, он сказал:

— Ничего вразумительного я не придумал, единственное, позвонил Хансу и сказал ему, чтобы он взял с собой образцы их продукции. И попросил одного из своих ребят тоже приехать на конференцию. — Тут он заметил мой завтрак и насупился.

Еда прошла в гробовом молчании. На своего любимого я старалась не смотреть…

И надо же случиться такой невезухе! Больше не буду готовить ему такие завтраки… Наверное, все от его скверного настроения: по дороге в город, когда мы уже вовсю торопились, у нас один за другим полетели два колеса. Первое из них Ниро, чертыхаясь, поменял на запаску, а что делать со вторым, было непонятно. Учитывая, что на его «линкольне» колеса довольно специфические, мы не могли одолжить запаску ни у кого на дороге, и Ниро тащился на спущенном колесе до ближайшей шиномастерской. В результате колесо, как он выразился: «К черту пошло!» Более того, нам пришлось ждать почти полчаса, пока в мастерской разбортируют снятое первое колесо, заклеят камеру и вновь поставят его на место испорченного.

— Ты сильно отстал от жизни, мой дорогой, — ворчала уже на этот раз я, — у себя в «жигуленке» колю колеса постоянно. Мне это так надоело, что я залила туда какую-то белую гадость, которая его герметизирует, если я его прокалываю.

— Тебе везет, — буркнул Ниро.

— Мне не везет, я более современная. Впрочем, хочешь, я и тебе куплю пару баночек.

Вот так, пока мы дырявили колеса, меняли их и препирались, пресс-конференция началась без нас.

А что там было, пока мы развлекались, — это мы потом уже восстановили, по рассказу человека, которого Ниро послал туда. А было следующее…

Многоуважаемый представитель фирмы опаздывал. Времени уже шесть минут четвертого. Куча журналистов возбужденно гудела. Судя по всему, настроение у всех одинаковое. Очевидно, что они собираются растерзать «Милену» и не собирались принимать никаких объяснений.

На сцене, где стояли стол и трибуна с микрофоном, появился молодой человек в сером костюме с пластиковой карточкой, пришитой к лацкану, на которой значилось: «Фирма „Милена“». Он подошел к столу, открыл свой кейс, вынул из него рекламные образцы товара фирмы «Милена» и буклеты и аккуратно разложил их на столике. После этого подошел к микрофону, постучал по нему пальцем, из-за чего зал сразу загудел, сказал:

— Раз, два, три. Прислушался. Кто-то спросил его:

— Уже началось?

На что молодой человек ответил:

— Еще минутку.

Закрыл свой кейс и удалился со сцены.

Журналисты гудели все громче, телевизионщики от нечего делать развернули камеру и снимали зал. Спустя еще три минуты из-за кулис вышла девушка, судя по всему, из обслуживающего персонала Дома кино, и поставила на стол бутылку минеральной воды и стакан. После чего она стала поправлять образцы.

Потом уже, когда что-либо поправить было поздно, кто-то вспомнил, что заметил, как девчонка прихватила со столика тюбик с кремом и зажала его в руке. Уходя, она чуть не столкнулась с Хансом Гельтфульдом.

Тот покивал зачем-то залу головой и вышел на трибуну. Ori немножко помолчал и заговорил, не выпуская «дипломат» из руки. Суть его речи сводилась к тому, что «Милена» очень давно работает на рынке, выпускает хорошую продукцию и вообще у фирмы все замечательно. И он совершенно не понимает, откуда взялись проблемы с их продукцией. Ребенок на его месте бы сказал:

— Чего вы меня мучите, я же хороший!!!

Журналисты были, естественно, неудовлетворены его выступлением. Вопросы, которые раздавались из зала со всех сторон, были один каверзнее другого. Ханс старался отвечать на них как можно более дипломатично. В конце концов шум возрос настолько, что было не слышно, о чем его спрашивают. Немец поднял руку и, сдерживаясь, ждал, пока зал утихнет. Когда шум наконец прекратился, он сказал:

— Вот вы все говорите, что наша продукция калечит людей? Тем не менее я лично на себе продемонстрирую нашу продукцию. — Он открыл «дипломат» и достал несколько образцов. — Хотя это и женский крем для рук, тем не менее…

Вот к этому моменту мы и успели. Так что достоверно видели только следующее: Ханс разрывает маленький пакетик размером пять на четыре сантиметра, выдавливает из него крем на руки, растирает его, для этого он даже расстегнул манжеты и завернул их. Минуты две продолжает потирать руки, втирая крем в них. Даже лизнул руку, поморщился, но с ним явно ничего не случилось. Далее берет следующий пакетик и со словами:

— Прошу извинения за не совсем корректный вид, — проделывает то же самое с кремом для лица.

После того как он старательно натер лицо кремом, вид у него был довольно взъерошенный, но с ним ничего не произошло. Бедняга не видел себя в зеркало, и на щеке у него осталась полоска неразмазанного крема. Тем не менее он важно сказал:

— А теперь я готов дальше выслушивать ваши обвинения.

— Ну, из «дипломата», — раздалось из зала.

— А ты попробуй со стола, — раздался голос из зала.

— Зачем, я их туда не клал, — ответил немец.

— Так твой помощник пять минут назад принес и разложил их там, — это тот же голос из зала.

— Я приехал один, — удивленно ответил немец. — И, как вы успели заметить, задержался на восемь минут.

Возникла пауза.

В этот момент и раздался истошный крик. Скорее это был даже не крик, а вопль, булькающий, переходящий в хрип и какие-то странные звуки.

— А-а-а!!! — неслось из-за кулис, сопровождающееся грохотом, и постепенно затихло.

Немец дернулся, схватил «дипломат» и прижал его к груди.

Ниро за долю секунды успел оказаться около сцены, вскочить на нее и скрыться за кулисами. Репортеры помчались за ним. Следом телевизионщики, подхватив со штекеров свои камеры и освещение. Я замешкалась и оказалась в последних рядах. Все-таки эти журналисты народ жутко шустрый!

— Кто-нибудь! Помогите! Врача! — раздавался голос из-за кулис.

Все еще не добравшись даже до сцены и учитывая большое количество «помощников», я решила вызвать врача. Развернувшись, я выбежала в коридор в поисках телефона. На бегу до меня доходит, что телефон лежит у меня в сумочке. Резко торможу и, еле вписавшись в поворот, останавливаюсь. Набрав «ноль три», я произнесла сакраментальную фразу, что человеку стало плохо, дала адрес и теперь уже почти спокойно направилась за кулисы.