Наиболее ярко основные тенденции каудильизма прослеживаются в деятельности маршала Района Кастильи, дважды занимавшего пост президента республики (1845–1851 и 1855–1862). Он и его сторонники многое сделали для развития страны, для укрепления ее престижа на международной арене, в первую очередь в Латинской Америке. Р. Кастилья, один из авторов декрета об отмене рабства (1854), отменил и «индейскую контрибуцию», состоявшую в бесплатных отработках индейцев в пользу государства и латифундистов. В годы его президентства был разработан первый в истории страны национальный бюджет, введена в строй первая железнодорожная ветка, соединившая Лиму с Кальяо, проложена первая телеграфная линия, получило заметное развитие, просвещение. Кастилья уделял большое внимание усилению армии и формированию флота, укреплению в вооруженных силах патриотических традиций. Именно при нем там служили такие офицеры, как Франсиско Бологнези, Мигель Грау, Леонсио Прадо[65]. Ими гордятся не только перуанцы, но и другие латиноамериканские народы.

В конце 60-х годов XIX в. политическая борьба вновь подняла на гребень волпы крупных торговцев и землевладельцев. Захватив власть, они объединились вокруг так называемого сивилизма (Civil — гражданский (исп.)) — политического течения, главной целью ставившего укрепление позиций перуанской олигархии. Кроме того, сивилисты стремились преградить путь социальному реформаторству, которым, с их точки зрения, слишком увлеклись военные во главе с Р. Кастильей. Эти гражданские деятели способствовали передаче национальных богатств в руки иностранного капитала.

В ходе междоусобной борьбы олигархия и раньше не гнушалась продажей богатств родины иностранным фирмам в надежде получить от них необходимую поддержку. Это отвечало интересам и капиталистических держав, оспаривавших между собой «право» на установление своего господства в Перу.

Особую настойчивость в этом отношении проявляла Англия. Уже в начале 1824 г. ее правительство поспешило направить в Лиму, где еще не улеглась борьба между испанскими и повстанческими войсками, своего консула. Используя заинтересованность ряда государственных деятелей и купцов молодой перуанской республики в дипломатическом признании Перу и в укреплении ее экономических связей с могущественной морской державой, Англия повела тонкую политическую игру и постепенно прибрала к своим рукам ключевые позиции в перуанской экономике. Освободившись от колониальной зависимости от Испании, Перу практически попала в экономическую зависимость от Великобритании.

Проникновение английского капитала заметно подорвало и без того незавидное экономическое «здоровье» страны. К 1827 г. долг Перу английской казне составил около 9 млн. ф. ст. К началу 1842 г. сумма английских кредитов была меньше суммы тех процентов, которые Перу задолжала Англии по этим кредитам с 1825 г. [66]

Если испанцев интересовали в Перу главным образом драгоценные металлы, то англичан привлекало все: медь, сахар, хлопок, драгоценные и редкие металлы, селитра, гуано[67], шерсть альпаки (в Арекипе уже в первые годы существования республики обосновалась английская фирма «Моэнс и К^о», занимавшаяся экспортом шерсти этого редкого животного в Ливерпуль. Королева Виктория даже наградила фабриканта, представившего ей первые метры ткани из альпаковой шерсти).

Статью английского импорта особой важности составляло гуано. Ранее оно ввозилось Великобританией с островов у берегов Западной Африки, но, поскольку значительно уступало перуанскому по содержанию азота, конкурировать с ним не могло. И к 1850 г. гуано на Британские острова поступало уже только из Перу. По подсчетам английского консула в Перу, который получил секретное указание своего правительства провести изучение запасов гуано на островах у перуанского побережья, этого удобрения там имелось около 17 млн. т.

Вопросы, связанные с предоставлением концессий на добычу гуано, дебатировались в конгрессе Перу, обсуждались на страницах прессы, на всевозможных приемах, в салонах и просто на улице. Перу охватила лихорадка, которая по своей силе и накалу страстей отнюдь не уступала «золотой». Однако, как и настоящее, новое перуанское «золото» было использовано не в интересах страны, а лишь для обогащения иностранных компаний и предприимчивых перуанских дельцов. Так, из огромной суммы, вырученной за проданные за границу 1,5 млн. т гуано в 1855–1863 гг., государство получило только 10 %[68]. Лишь в конце века удалось направить часть прибылей от гуано на проведение работ общенационального значения. Так появились в Перу первые железные дороги. Перуанцы шутили, что их «чугунку» построили не люди, а птицы.

Отчисления от торговли гуано дали дополнительный, хотя и негарантированный источник поступлений в казну, и перуанское правительство поспешило почти полностью отменить налоги с прибылей, что сильно ударило по одной из весьма доходных статей государственного бюджета. К тому же в результате постоянно увеличивавшихся поставок гуано на мировой рынок цены на удобрение резко упали. Это не было предусмотрено соглашениями об авансах, предоставлявшихся иностранными фирмами в счет будущих поставок. Быстрыми темпами стал расти внешний и внутренний долг Перу. Тяжелое положение страны усугубил мировой экономический кризис, влияние которого в Перу стало ощущаться в 1874 г.

Бурный период перуанской истории, насыщенный частыми политическими и финансовыми скандалами, связанными с махинациями вокруг гуано, завершился войной с Чили — Второй Тихоокеанской войной (1879–1883). Эту войну не случайно еще называют Селитряной, ибо она разгорелась из-за территорий, богатых селитрой. Дело в том, что чилийские предприниматели добывали это ценное ископаемое в районах, принадлежавших Боливии (район Антофагасты) и Перу (провинция Тарапака). Когда финансовые дела Перу зашли в тупик, перуанское правительство решило поправить их за счет селитры. Все запасы селитры (в том числе и уже добытой) оно объявило государственной собственностью.

В это время Боливия, с которой Перу в феврале 1873 г. заключила тайный военный договор на случай войны с Чили, ввела новые пошлины на добываемую и экспортируемую селитру. Чилийские предприниматели отказались их платить, в ответ на это боливийские власти наложили секвестр на имущество чилийской селитряной компании. Спустя несколько дней чилийские войска высадились в Антофагасте и подняли там флаг Чили. Перуанское посредничество не дало никаких результатов. 5 апреля 1879 г. Чили объявила войну Боливии и Перу.

Не последнюю роль в возникновении войны сыграли острые конфликты между ведущими государствами капиталистического мира, порожденные борьбой за влияние в этом регионе, прежде всего противоречия между США и Англией. Именно эти державы толкали южноамериканских соседей на братоубийственную Тихоокеанскую войну.

Уже в начале военных действий Англия недвусмысленно дала попять, что поддерживает Чили. Это объяснялось не только огромными английскими инвестициями в чилийскую экономику, но и тем, что Англия была главным торговым клиентом Чили, что англичане предоставили к тому времени чилийскому правительству девять крупных займов. Инвестиции английских капиталов были значительны и в Перу, и в Боливии, по оба эти государства, испытывая финансовый кризис, уже давно не выплачивали процентов по английским займам. Не могла, естественно, встретить одобрения среди предпринимателей Англии и национализация селитряных месторождений, проведенная перуанским правительством.

Позиция другой капиталистической державы — США — по проблемам, связанным с Тихоокеанской войной, внешне могла показаться античилийской. Действительно, в первый период войны, когда еще нельзя было предвидеть ее исход, североамериканская дипломатия оказывала моральную поддержку Перу. Позднее, когда перевес оказался на стороне Чили, США, боясь, что селитряные разработки окажутся в ее собственности, стали выступать в роли посредника между воюющими сторонами (своим посредничеством США не только не привели к примирению, а спровоцировали дальнейшее развертывание войны).