- Обходи его стороной, пожалей беднягу. Я ведь не сдержусь. В последнюю встречу не добил, так сделаю это сегодня. 

    Пора заканчивать с пустой ревностью. Не ровен час, мой синдром наворотит дел - вовек не разгребешь. 

    - Между мной и Тёмой. Ничего. Никогда. Не было, - сказала я раздельно и четко. 

    Муж посмотрел, прищурившись. 

    - Врешь. Вы целовались. 

    - То есть? - я растерялась. - Когда?... Как ты?... И вообще!... - словарный запас исчез, и я вскочила с лавочки. 

    - Значит, целовались? - утвердил Егор, сделав затяжку. 

    - Да! Но это было не всерьез, а для дела! 

    - Ах, для дела? 

    - И вообще, когда мы целовались, ты был для меня никем! Сам-то тоже не скучал! 

    - Неважно. Вы целовались. Нет, вы сосались, прилипнув друг к другу как пиявки. 

    - Знаешь, что! Я уж молчу о твоей вечной подружке Штице! И об Изабелке! И об этой... как её... Ляльке из лицея! Ты ничего не знаешь, а смеешь обвинять меня! Говорю, что ничего не было - значит, ничего не было! - топнула я ногой. 

    - Ну, так расскажи, - предложил Егор, усаживаясь поудобнее. - Поделись, как вы жались друг к другу. Точно agglutini* приклеились - не оторвать. 

    - А ты откуда знаешь? - спросила подозрительно. Нет, Тёма не мог разболтать. 

    Вот ведь человек! Прошло больше полутора лет, а он попрекает меня случайным поцелуем, хотя сам далеко не святой. 

    - Я многое о тебе знаю. Черт, что они здесь курят? - муж посмотрел на остаток тлеющей папиросы. - Сильная штука. 

    - Махорка, - ответила я машинально. 

    То ли от взвинченности, то ли от запаха курева, но у меня закружилась голова, и я рухнула на скамейку. 

    - Эвочка! - передо мной возникло бледное лицо Егора. - Эвочка, тебе плохо? Где болит? Черт! - вскочил он. - И где в этой чертовой дыре найти врача? Черт! Черт! Эва, я ведь говорил тебе, что не нужно сюда ехать! 

    - Нигде у меня не болит. Ты обвиняешь меня в том, чего в помине не было, - отозвалась слабым голосом. 

    - Хорошо, Эвочка, больше не буду. Успокойся и дыши глубже. Пошли в дом, замерзнешь. 

    Он придерживал меня и помог улечься. То ли встряска подействовала, то ли свежий воздух, но я отключилась через минуту. Сон оказался крепким, но недолгим. Меня разбудил Егор. 

    - Вставай, пора собираться. Нужно выезжать, пока не жарко. 

    ____________________________________________________ 

    agglutini *, агглутини (перевод с новолат.) - приклеивание, склеивание 

    gelide candi*, гелиде канди (перевод с новолат.) - морозный сгусток 

     

     

    -44- 

    Утро на хуторе начинается с восходом солнца. 

    Егор зевает. Бессонная ночь дает о себе знать. Вдобавок муж недоволен, потому что не привык бриться ручным станком. Да и пена для бритья без вис-добавок раздражает кожу. 

    Тёма заявил под хихиканье девчонок, что покрасовался пару недель без волос на лице - и хватит. Представив парня с усами и бородой по грудь, фыркаю, не сдержавшись. 

    Хуторские мужчины бреются поочередно, намыливая щеки и подбородок. Не приглядываюсь, но вижу в их руках помазок и бритвенный станок. Они бреются аккуратно, смотрясь в зеркальце неправильной треугольной формы в деревянной оправе - вероятно, это бывший осколок. 

    И зубы чистят желтоватым порошком. К мужчинам не решаюсь лезть, а с хозяйскими дочками делюсь зубной пастой. Младшая смешно кривится и загоняет воздух в раскрытый рот. Ей непривычна свежесть ментола. У каждой из девчонок - отдельная зубная щетка с щетиной. На деревянных ручках вырезаны имена "Марья" и "Ольга". 

    Вообще, за состоянием полости рта здесь тщательно следят. К примеру, после каждого приема пищи полощут рот водой с насыщенным вкусом прополиса. Оно и понятно, зубы нужно беречь смолоду, тем более в отсутствии стоматологии на побережье. 

    Старшие женщины готовят завтрак, а молодежь поливает грядки, пока свежо, и жара не накалила воздух, испещрив землю трещинами. Мужчины набирают воду из колодца. 

    - Еще неделя такого пекла, и с водой здесь станет туго, - замечает Тёма. 

    Нас кормят блинами и оладьями со сметаной и медом, с молоком и душистым чаем. На блюде высится внушительная гора печёностей. Ужас, сколько еды нужно готовить на большую семью, в том числе и на нас, трех нахлебников. Вдыхаю чайный аромат. В паре, поднимающемся от кружки, улавливаю бадан, душицу, зверобой. Егор не подает виду, но я знаю, что ему приходится ломать свои принципы в отсутствии ежеутренней порции кофе со сливками и тремя кусочками сахара. Блюдо быстро пустеет. Хуторским предстоит немало потрудиться, а на сытый желудок и работается легче. 

     

    Залив в бензобак топливо из пластмассовой канистры, Тёма возится с внутренностями машины. Егор присоединяется, и их головы исчезают под капотом. 

    На дорогу для нас заворачивают в чистую тряпицу кусок сыра, оладьи, промазанные медом, и ломоть хлеба. Я говорю сердечное спасибо хозяевам и взамен отдаю девчонкам футболки. Правда, для младшей Ольги одежка великовата, но будет на вырост. Марья разглядывает с восхищением сложную вышивку на своем подарке. 

    - Вот это да! Очень красиво. 

    - Так ведь машина вышивала, а не человек, - поясняю я. - Задал программу, и она штампует целый день одно и то же. 

    Вдобавок вручаю туалетное мыло с ароматом клубники и апельсина. Поначалу Марья категорически отказывается брать скромный презент, но я убеждаю и снова благодарю за отзывчивость и гостеприимство. Ведь неважно где - на Большой земле или на побережье - доброе отношение дорогого стоит. 

    Сборы подходят к концу. Егор заполняет бутылку колодезной водой и скептически изучает содержимое на свету. 

    Хозяин выводит за ворота лошадь, она тянет за собой пустую телегу. Тимур бросает в повозку бурдюк с водой и запрыгивает следом. Парень по-прежнему игнорирует наше присутствие - моё и Егора. Должно пройти время, прежде чем он станет спокойно воспринимать каждого встреченного висората. Пока же Тимуру мешают свежие воспоминания о недавно уплаченном долге.