— Если все будут думать и переживать — ах, как опасно! — вряд ли мы тогда скоро выиграем войну… Я надеюсь, что вы здесь будете не просто скрываться, но и делать свое дело. Так?

— Так.

— Ну вот и располагайтесь. А о нас не думайте. Мы уж сами как-нибудь о себе подумаем… Анна Лаврентьевна, ты угостишь нас чаем, — обратился он к жене, давая понять, что разговор окончен.

Когда Новак познакомился с хозяевами поближе, выяснилось, что они приходятся родственниками его жене.

— Вот тебе и на! — долго удивлялся Новак. — Поди вот узнай, где найдешь родню. Сглупил я: надо было, когда женился, расспросить у жены обо всех ее родственниках, не пришлось бы тогда нам с вами так долго знакомиться!

Наутро Соловьев разыскал Луця и организовал ему встречу с Новаком. Предстояло перестраивать всю работу. Обстановка требовала этого. Легальные возможности уменьшались. Настала пора уходить в подполье. Это затрудняло дело, но и облегчало его: теперь можно было вовсю развернуть активные действия, не боясь себя обнаружить, ничем не поступаясь ради разведки, которая порядком надоела всем подпольщикам. Отныне не спокойный, осторожный сторож-разведчик Самойлов, а горячая голова Коля Поцелуев должен был стать примером для организации. И Новак с Луцем почувствовали, какой запас этой горячности, безудержного, отчаянного пыла таился под спудом в них самих. Отныне они могли дать себе волю. И первое, что предложил Иван Иванович, — это взорвать фабрику валенок. Он сказал об этом с удовольствием. Только теперь он понял, как осточертела ему эта фабрика.

— Взорвать? — задумался Новак. — Нет, жалко. Вывести из строя — это да. Наши придут — восстановят.

— Добре, — согласился Луць. — Мы испортим электромоторы, но не так, как прошлый раз, а посерьезнее. Совсем остановим фабрику.

— Вот-вот, — одобрительно кивнул Новак. — А взрывать не надо. Действуй, Иван Иванович. Да сам поскорее уходи с фабрики. Не надо тебе там долго оставаться. Испортишь — и уходи.

Так и договорились.

Уже расставаясь с Новаком, ответив на его крепкое рукопожатие, Луць помедлил, посмотрел куда-то в сторону и наконец сообщил другу, что вчера же, после бесплодной охоты за самим Новаком, фашисты арестовали его отца.

Нелегальное положение позволяло действовать решительнее. Новак, Луць и Соловьев надумали прежде всего использовать мину, накануне доставленную из отряда. Объектом был выбран переезд железной дороги, находившийся в самом городе, в двух шагах от хаты Новака.

Было девять часов вечера, когда они пришли к намеченному месту. Кругом пусто. Можно было беспрепятственно подойти к переезду и заложить мину.

В небольшом чемодане помещалось десять килограммов тола. Луць выдолбил дырочку, вставил в нее взрыватель от круглой гранаты-лимонки, за чеку взрывателя зацепил шнур и затем протянул метров на сто пятьдесят к забору. Это был провод, срезанный с телефонного столба.

Все было готово.

Все трое скрылись у изгороди и стали ждать поезда.

Они были вооружены пистолетами и гранатами и могли отбить нападение.

Прошло минут двадцать, а поезд не появлялся.

Вдруг со стороны станции показался велосипедист. Он ехал по обочине насыпи, освещая дорогу фонарем. Путевой обходчик! — поняли они.

Заметит или не заметит мину?

Он ехал медленно, очень медленно.

Подъехал к мине, остановился. Заметил!

— Дернуть шнур? — прошептал Луць и сам себе ответил: — Нет, не стоит. Жалко мину.

Велосипедист внимательно все осмотрел и повернул обратно. Теперь он ехал с большой скоростью, спешил.

Надо было спасать мину. Луць подполз к полотну, отвязал шнур и забрал чемодан. Все хорошо понимали, что эта история с обнаруженной миной не пройдет без последствий. Новак отправился на квартиру к супругам Жук, Луць — домой, Соловьев — к Люсе Милашевской.

— Может, следует мне перейти на другую квартиру? — спросил он у Люси, рассказав ей о случившемся.

— Нет, я вас не отпущу! — решительно сказала Люся.

— Мы вас не отпустим! — заявили родители девушки.

Утром мать Люси собралась за водой. Не успела она выйти, как тут же вернулась.

— На всех улицах — жандармы. Никого из домов не выпускают.

— Ну а кому на работу? — поинтересовался Соловьев.

— Тоже не пускают.

«Вот хорошо! — подумал Соловьев. — Сорвали рабочий день во всем городе!»

В соседнюю квартиру уже входили гестаповцы с автоматами.

Соловьев и Люся сидели за столом, когда гестаповцы, проверив документы у соседей, вошли к ним. Оба беспечно рассматривали немецкий иллюстрированный журнал. В зубах у Соловьева торчала огромная сигара. В боковом кармане находились бумажник и пистолет.

— Документы! — потребовал офицер.

Соловьев спокойно достал бумажник. Фашисты взглянули на документ и остались удовлетворенными.

Как только облава была снята, Соловьев помчался на квартиру к Жуку. Терентий Федорович был здесь. Он встретил возбужденного Соловьева спокойной улыбкой. Облаву он пересидел на чердаке.

Но в дальнейшем это было рискованно. Не хотелось подвергать опасности людей, гостеприимно приютивших подпольщиков. И они решили переселиться.

Соловьев облюбовал киоск, давно пустующий и находившийся в глухом переулке. В этой холодной будке и обосновались они с Новаком.

Несладко жилось им здесь, за фанерными стенками. По ночам они согревали друг друга. Спать не могли.

— Эх, одеяльце бы теперь! — мечтательно вздыхал Новак.

— Хотя бы пальто какое ни на есть! — вторил ему Соловьев.

— Я не отказался бы и от подушки!

Они ловили себя на том, что эти мысли все больше и больше занимают место в их обычных беседах. Новак недовольно поморщился:

— Ну и подпольщики! Размечтались… о постельных принадлежностях!

Как-то в холодную ночь дрожащим от холода голосом он предложил Соловьеву:

— Слушай, Володя, давай все-таки спать под одеялом. У меня на квартире все это есть: и одеяло, и подушки, и даже… граната. Попробуем забрать.

Так они решились на отчаянный шаг. Из дома, за которым, безусловно, была установлена слежка, предстояло вынести вещи и оружие.

Вечером Новак в сопровождении Луця и Соловьева отправился домой. Соловьева оставили караулить под окнами. Новак и Луць вошли в дом. Минут через десять Соловьев, утомленный ожиданием, увидел, как из ворот выехала детская коляска, до отказа нагруженная и сверху покрытая простыней. За коляской следовала странная фигура в шляпе и длинном пальто. Фигура была маленькая, почти вровень с коляской, и настолько нелепая, что Соловьев поневоле рассмеялся. Вслед за коляской вышел на улицу Новак. Они с Соловьевым всю дорогу посмеивались, следя с тротуара за тем, как Луць везет коляску по булыжнику и как она у него подпрыгивает. Коляска резко подпрыгивала, и прохожие с удивлением и жалостью глядели на бедного ребенка, а одна женщина даже сделала замечание бессердечной «няне», после чего Луць старался везти коляску спокойнее.

С этой ночи Новак и Соловьев спали лучше — на подушках, под теплым одеялом — и были довольны «уютом» в их неприхотливой, но зато спокойной квартире.

Новак жил в Ровно на нелегальном положении до тех пор, пока не получил категорического приказа уходить в отряд.

Отправляясь в лес, он оставил своим заместителем Соловьева. Условились держать связь через Люсю Милашевскую.

На третий день пребывания в отряде Новак послал в город связного, шофера, дав ему адрес Люси. Связной должен был передать Люсе, а та, в свою очередь, Соловьеву поручение: во-первых, подготовить взрыв ровенского вокзала, во-вторых, вывезти в отряд семьи всех подпольщиков. Особый приказ был адресован Луцю: ему надлежало немедленно покинуть город и отправиться в отряд. Дальнейшее пребывание его в Ровно считалось нецелесообразным ввиду явной угрозы ареста.

Случилось так, что связной был арестован по дороге и у него нашли адрес Люси Милашевской.

Соловьева в это время в городе не было. Фашисты ввели новое мероприятие — обмен паспортов, и ему пришлось выехать в Гощу за новым паспортом.