Пауза.
Он совершенно успокоился. Тоном рассказчика.
Двое. Один молодой, а другой менее молодой. Расселись, словно гости в кухне за столом. Разговаривают. Один из них говорит — постарше, — тот, кто постарше, всегда говорит: «Зачем давать столько вещей?
Не надо…
Вас скоро выпустят», — таким сладким-сладким голосом, даже не приторным и вовсе не неприятным, нет. Действительно сладким.
Пауза.
В первый раз их много пришло, помнишь?
Очень впечатляюще, точно настоящее развертывание революционных сил.
Теперь же они непринужденно скользили между воздухом и землей, между столом и стульями; слегка касаясь, танцевали в общем что-то очень легкое: сущие ангелы, я тебе говорю. Добрые друзья смерти.
Пауза.
Здесь они вовсе не хотят ничего нарушать. Они просто хотят, чтобы были соблюдены все нормы плана.
Нормы плана.
Плана.
Молчание.
<i>Женщина</i> снова садится за стол, держа голову руками.
<i>Мужчина</i> разрывает лист бумаги.
Подходит к <i>Женщине</i>. Гладит ей волосы.
Однажды я напишу комедию.
Пауза.
Да-да, комедию.
Темнота.
<i>Женщина</i> одна, снова сидит перед гримировочным столиком. Снимает грим. Повсюду разбросаны газеты, здесь же простыня, книга, столовые приборы.
ЖЕНЩИНА. Он никогда не напишет комедии.
Пауза.
Комедии.
Пауза.
Впрочем, ему не очень-то нравилось смотреть комедии в театре.
Пауза.
Ну и что.
Пауза.
Ничего. (Поворачивается. Рассеянно смотрит в сторону авансцены).
Не правда ли?
Темнота.
На авансцене параллельно рампе в длину стоит стол. На нем белая простыня, словно саван.
Под простыней лежит тело <i>Мужчины</i>. <i>Женщина</i> приносит цветочные лепестки, разбрасывает их на тело /саван Осипа/ <i>Мужчины</i>.
<i>Женщина</i> находится на одной линии со столом, она стоит в профиль к публике.
Потом <i>Женщина</i> садится на табурет.
Декламирует. Сначала это речитатив.
Музыка. Но очень слабая, она звучит из плохого кассетного магнитофона, который женщина может, например, держать в руке.
Или же магнитофон может стоять на столе.
ЖЕНЩИНА. Не ищите. Здесь никого нет.
Под последним слоем земли — пустота.
Его накрыл саван ветра; саван — ветер.
Пауза.
Кто-то задыхается, это он.
Тенистая память слов. Ничего больше.
Споры и крики, песни и смех на берегу Днепра в первый раз, когда он…
Пауза.
Кажется, она хочет выйти; возвращается.
На одном дыхании.
И я ничего не высекла на стеле.
И не было стелы, где можно было бы высечь его имя, И не было места, чтобы высечь его имя, и не было времени.
Ничего, кроме слов, пляшущих в воздухе, кроме слов, подобных детским словам для кенотафа.
Пауза.
Она резко срывает простыню.
Появляется <i>Мужчина</i>, встает, садится на стол, у него опущены плечи; трясет головой.
МУЖЧИНА. Нет.
ЖЕНЩИНА. Почему?
МУЖЧИНА. Это смешно.
ЖЕНЩИНА. Нет.
Пауза.
МУЖЧИНА. Я сказал себе, что умер; я сказал себе, что у меня будет камень с высеченным на нем именем; я буду ему завидовать.
Пауза.
Как можно завидовать тому, кто сгнил в общей могиле?
Пауза.
В общей могиле, из-за того что болтал?
ЖЕНЩИНА. Когда?
МУЖЧИНА. Сама знаешь когда.
ЖЕНЩИНА. Где?
МУЖЧИНА. Это тоже ты прекрасно знаешь. Теперь.
ЖЕНЩИНА. Но я хочу, чтобы ты повторил.
Чтобы ты это повторил.
МУЖЧИНА. В пересыльном лагере, в 1938 году, в Восточной Сибири.
ЖЕНЩИНА. Значит, это была не просто болтовня.
Темнота.
Ничего не изменилось.
Они не сдвинулись с места.
<i>Мужчина</i> молчит. Ни одного движения. Очень важно, чтобы мужчина молчал. Не произносил ни звука.
ЖЕНЩИНА. Вот приказ. Вот ветер вздоха. Но я прожила долго.
Это древний голос, как я помню. Но я прожила долго. Вот единственный приказ — вспоминать. Но мне хорошо.
Хорошо.
Повторяю: я жила для того, чтобы вспоминать. Признаюсь.
Разве это сложно — вспоминать, долго; это сложно, просто, тренировать свою память, чтобы вспоминать.
Долго.
В зверином мире.
Темнота.
На авансцене снова стол. Но на этот раз он стоит на попа. Вертикаль. Черная.
Перед ним на полу валяется смятая в шарообразный ком простыня.
<i>Мужчина</i> снова сидит на табурете на авансцене, низко опустив голову — на левом крае сцены.