Теплота таких встреч ощущалась повсеместно: в аплодисментах, которыми награждали советских спортсменов, в горячем стремлении получить автограф, и не только от чемпиона, но от любого члена советской делегации, в желании сфотографироваться вместе, наконец, просто в дружеской, приветливой улыбке, появлявшейся почти у каждого итальянца, к которому кто-нибудь из нас обращался.

А разве можно забыть искреннюю радость и забавный энтузиазм девушек, обслуживавших работу конгрессов международных федераций, когда, выбежав в зал, где мы ожидали результатов голосования конгресса Международной ассоциации спортивной прессы по вопросу о приёме в её члены Всесоюзной секции, они горячо зашептали нам: «Приняли, приняли! Поздравляем! Поздравляем!»

Можно ли забыть, как, не зная смысла произносимых слов, отчаянно кричали зрители со стоячих мест вслед за советскими туристами: «Мо-лод-цы! Мо-лод-цы!», радостно приветствуя советских хоккеистов.

Навсегда сохранят советские люди в своих сердцах память об этих дружеских встречах. Да и те, кто встречался с нашими спортсменами, вернувшись на родину, на многое посмотрят другими глазами, и не так уж легко будет внушать им плохие мысли о советских людях, к чему стремится реакционная пропаганда.

В отеле «Тре крочи» часто проходили интересные вечера, на которые приезжали не только наши туристы, но и многочисленные гости. Они знакомились с выставкой, смотрели советские кинофильмы, участвовали в самодеятельных концертах. Царила удивительно тёплая атмосфера. Импровизированные концерты обычно начинали члены советской спортивной делегации, певшие русские и советские песни и даже итальянские песни на итальянском языке, что неизменно приводило в восторг всех присутствовавших при этом итальянцев. Затем к микрофону выходил американец, или немец, или англичанка, приехавшие к нам в гости, просто, без всяких церемоний.

«Я не встречал ни одного русского, который бы не проявил к нам любезности и предупредительности», — сказал американский прыгун Девлин. Отметив, что американцы шутили с русскими как с членами своей собственной спортивной команды, Девлин продолжал: «Я думал, что они совсем другие. Я хочу сказать, мы не предполагали, что они такие простые. Ясно, что кое-кто распространяет много всякой чепухи о русских».

«Поведение русских достойно подражания», — констатировало агентство Рейтер.

Несомненно, эти Игры ещё больше укрепили авторитет наших спортсменов, расширили их связи с зарубежными коллегами. Наши атлеты выступали с подъёмом, помня, что являются посланцами великой страны, которая следит за успехами своих спортсменов, радуется им.

Каждый день в час «последних известий» мы слушали голос Москвы. Это был священный час.

Каждый день поступали к нам десятки телеграмм. Вот некоторые из них.

«Желаем успехов советским спортсменам на VII зимних Олимпийских играх. С приветом 4-й кл. „В“ 39-й школы Москвы».

«Желаем успехов в предстоящих Играх. Не оставляйте золотых медалей. Берите все. Группа студентов Полтавского строительного института».

«Поздравляем победой командой США, желаем успеха матче Канадой. Москва, школа № 10».

«Горячо поздравляем успехом, желаем дальнейших побед во славу любимой Родины. Спортсмены города Омска».

«С возрастающим интересом следим за успешной игрой нашей команды. От всей души желаем дальнейших побед Олимпийских играх во славу советского спорта, шлём горячий привет всем членам команды. Коллектив станции Северный полюс-5».

Из этих телеграмм можно было бы составить целую книгу. Со всей Советской страны, из сёл и городов, от коллективов школ, заводов, учреждений, от отдельных граждан, от детей и взрослых, шли в адрес советской делегации эти тёплые радостные весточки, согревавшие сердца наших спортсменов, вдохновлявшие их на победу.

Мельбурн

1956

ПОД ЮЖНЫМ КРЕСТОМ

Из Москвы в Одессу мы выехали вечером 5 октября. «Мы» — это группа советских спортсменов, тренеров, специалистов из Центрального научно-исследовательского института физической культуры, журналистов, кинооператоров. Основная группа спортсменов должна была лететь в Мельбурн самолётами. А уж возвращаться мы собирались все вместе.

…Сумерки быстро опустились над Подмосковьем, над проглядывающими за осенне-голыми деревьями дачами, над полями, перелесками, над проносящимися за окнами вагона сёлами и городками.

Путь в Одессу недолог. Рано утром 7 октября наш поезд подошёл к перрону красивого одесского вокзала.

Когда мы уезжали, в Москве было не холодно, а здесь и подавно. Город ещё в зелени, немного сонный, весёлый: было воскресенье.

Уже стемнело, когда мы поднялись на борт теплохода «Грузия». Словно ледяной айсберг, сверкал он в лучах прожекторов кинохроники.

Последние прощальные слова, традиционный сигнал сирены — низкий, мощный, всё заглушающий рёв повис на мгновение над городом, и теплоход двинулся в свой далёкий путь. Мы провели на «Грузии» 32 дня на пути в Мельбурн и 22 — на обратном пути.

В дорогу захватили хорошо укомплектованную библиотеку, много кинофильмов, шахматы, штангу, боксёрские перчатки и другой спортинвентарь. Запаслись десятками тысяч бутылок «Куяльника» (замечательной одесской минеральной воды).

Команда теплохода состояла из опытных, много раз бывавших в дальних рейсах, моряков, из искусных поваров и кондитеров, мастерство которых мы не раз сумели оценить во время пути.

Капитан «Грузии» — Элизбар Шабанович Гогитидзе, депутат Верховного Совета Грузинской ССР, 25 лет отдавший морю. Гогитидзе в одном только Нью-Йорке побывал 83 раза! Сидя однажды у него в рубке и просматривая с ним судовые журналы, мы обнаруживали всё новые и новые страны, где он был. Побывал он несколько раз и в Австралии.

По синему Чёрному морю шли весь день. Припекало солнце, и можно было загорать. Нашлись даже смельчаки, купавшиеся в бассейнах. Вечером вдали засинели берега Болгарии. На теплоход залетел с берега воробей. Он метался между палубными надстройками и вскоре исчез так же неожиданно, как и появился.

А из сплошной тьмы на нас, словно весёлая собачонка, беззвучно лаял своими частыми вспышками далёкий маяк. Подошёл маленький катер с лоцманом. Катер подбрасывало и раскачивало на волнах, а наш гигант даже не ощущал качки.

Лоцман поднялся по трапу на борт, и через полчаса мы уже швартовались к причалам Варны. На борт к нам поднялась группа болгарских и венгерских спортивных руководителей, тренеров и журналистов, которые вместе с нами направлялись в Мельбурн.

Стоянка была недолгой, и вскоре наш теплоход снова шёл вперёд полным ходом, рассекая ночную мглу. Впереди был Босфор. Задолго до пролива мы стояли у бортов, обвешанные фотоаппаратами и биноклями. Кинооператоры Михаил Ошурков и Юрий Леонгардт осаждались бесконечными вопросами: «Какую ставить выдержку? У меня чувствительность плёнки 32. Сотку или двухсотку?» «А если 5 и 6, то, может, 60?».

С этими кинохроникёрами мы были в Кортина д'Ампеццо на VII зимних Олимпийских играх. И не уставали поражаться их изобретательности, выносливости, безразличию к трудностям и препятствиям. Они провели там поистине самоотверженную работу.

Для оператора кинохроники мало уметь снимать в любых условиях. Он должен ещё обладать незаурядной силой, ловкостью, быть отличным спортсменом.

«Вот что, — заявил наконец Ошурков, — чем заниматься самодеятельностью, давайте организуем фотокружок!»

Кружок был действительно организован и работал добросовестно.

…Босфор. На мачтах нашего теплохода взвились сигналы: «„Грузия“. СССР», «Идём без остановки. На борту больных нет», «Просим лоцмана».