- Вась?..

   - М? - устраивая поудобнее голову на Машиных коленках.

   - А ты уже решил... чем будешь заниматься?

   Он молчит. Молчит так долго, что она понимает: обидела его, рано спросила, надо было подождать.

   - Решил.

   - И что это? - осторожно.

   - Знаешь, Маш, - голос его задумчив. - Я ведь думал об этом. Давно думал. И много. Понимаешь... - вздыхает, - я уже не смогу... быть кем-то иным. Без гор не могу. Я в офисе сдохну. Даже если пойду учиться, получу какое-то образование специальное - экономическое там... - тут его совершенно неосознанно передернуло, - или еще какое... Без толку это. Я только здесь, - неопределенный жест в сторону невидных сейчас из шале, но бывших вокруг повсюду гор, - смогу как-то существовать.

   - Но ты же не сможешь... - как бы поаккуратнее сказать?! - как раньше...

   - Нет, конечно, - он говорит спокойно, может, лишь легкая тень сожаления в голосе. - Это даже не обсуждается. С про-райдерской карьерой покончено.

   - Что тогда? Будешь спасателем, как отец?

   - О, нет! Как отец точно не буду. Он... таких, как он, больше нет. Лучше его быть невозможно, а хуже - не хочу. Он... он понимает горы, он их чувствует. Не знаю, как объяснить. А я так не могу. Для меня горы - это средство для получения фана, кайфа. Среда обитания, средство... но я не понимаю их так, как батя.

   - Тогда кем?

   - Ты будешь смеяться.

   - Не буду.

   - Я решил стать инструктором.

   - Инструктором? - она удивлена. Вспоминает тех инструкторов, что встречались ей. - Что, будешь симпатичных беспомощных дамочек на лыжах учить кататься?

   Теперь уже удивлен он. Поворачивает голову, смотрит ей в глаза.

   - Маша, что за тон? Ты что... - неверяще: - ревнуешь?!

   - Да! - пальцы неосознанно вцепились крепче в его волосы. - Извини, забыла предупредить! Я ужасно ревнивая! Просто ужасно!

   - Запоздало предупреждение, - весело хмыкает он. - Куда теперь деваться-то... Нет, Маш, я неправильно выразился. Я... тренером хочу стать. - Подумал и добавил: - Детским тренером.

   - Детским тренером?!

   - Я понимаю, - он невесело усмехается, - это звучит смешно. У самого еще... молоко на губах не обсохло, а туда же, в тренеры! Но... я когда у отца был, ребятню видел из секции. Свое детство вспомнил... А потом, позже, знаешь... Бывало, тренируешься в парке.. отрабатываешь там что-нибудь. Пацаны подходят, лет по десять-двенадцать, автограф попросят или показать что-нибудь из элементов фристайловых. И потом глаза у них просто... горят. И я когда подумал, что мог бы заниматься с такими... научить всему, что знаю и умею. А умею я действительно немало, я же давно катаюсь, выступаю... выступал... Да не важно! Мне есть чему научить. Ну, мне так кажется...

   - И мне тоже так кажется, - Маша совершенно искренне соглашается. Во-первых, детский тренер - это довольно безопасно, а для нее, это, как ни крути, очень важно. А во-вторых... она действительно так считает. Что у него получится. - Ты очень хороший учитель. Я помню, - мягкая улыбка, - как ты мне стойку исправил.

   - Значит, решено?

   - Тебе что, требуется мое благословение?

   После паузы:

   - Знаешь... да.

   Она даже не находит, что сказать. Наклоняется и крепко обнимает его за плечи. Ее самый дорогой и любимый человек.

   ______________

   Их секс-марафону положила конец физиология. На Маше самые простые, скромные трусики и Басова футболка. Они лежат на постели, он обнимает ее со спины, положив руку на живот.

   - Бас, прекрати себя вести так, будто я при смерти. Это всего лишь месячные.

   - Тебе было больно!

   - Я выпила таблетку! И уже не болит. Почти.

   - Я не хочу, чтобы тебе было больно, - ей в шею.

   - Все в порядке, параноик.

   А, кстати, о паранойе...

   - Маш, тебе же рано или поздно придется возвращаться... домой.

   - Наверное, да...

   - Скажи мне, только честно. ОН настраивал тебя... против меня?

   Маша отвечает после паузы:

   - Вась, это совсем не важно.

   - Важно! Значит, настраивал?

   Маша поворачивается к нему лицом.

   - Я люблю тебя. Это моя жизнь, и я сама решаю - кого мне любить. Пусть ты не нравишься папе...

   - Маш, он сильно на тебя наседает? По поводу того, какой я козел?

   Она морщится, вздыхает.

   - Какая разница? Это не важно...

   - Сильно?!

   - Ну... он недоволен, так скажем. Но я его не особо слушаю, ты не подумай...

   Он вдруг стискивает ее так, что она охает от боли, а он лишь чуть ослабляет давление рук.

   - Не хочу! Не хочу отпускать тебя к нему! Не хочу, чтобы он говорил тебе всякую дрянь обо мне! Маш... - он боится сказать прямо, что не исключает возможности, что Машкин отец может как-то... отдалить их друг от друга. А то и совсем развести. Он ее отец, она его любит и ценит его мнение, и во многом зависима от отца, как бы она сама не утверждала обратное. А сам Бас... у него никаких прав на Машу нет и в помине!

   - Вась, да не думай ты о нем... Он изменит свое мнение, я уверена. Надо только подождать. Что мы еще сделать можем?

   Что он может сделать? Да очевидно, что! Суровый противник вынуждает к суровым ответным мерам. Он резко "подрывается" с постели. Мечется по комнате в поисках одежды.

   - Маша, вставай! Пошли!

   - Какая муха тебя укусила? Что за спешка?

   - Ты меня любишь? - он стоит перед кроватью, полуголый, в одних джинсах, а на нее вдруг накатывает - какой же он все-таки красивый, Да, она необъективна, но хорош необыкновенно именно такой - в не до конца застегнутых джинсах, с голой грудью, лохматый, с каким-то непонятным выражением в этих невозможных зеленых глазах.

   - Да...

   - Прекрасно! И не смотри так на меня! Тебе нельзя, а я не железный, и вообще - нервный в отношении тебя! Собирайся!

   - Куда?

   - Увидишь! Ты же меня любишь? Тогда доверься. Где ключи от машины, кстати?

   - Внизу, на тумбочке у входной двери, - отвечает Маша растерянно.

   - Давай, одевайся, жду внизу, - он на ходу натягивает рубашку и достает из кармана джинсов телефон. Кричит уже из коридора: - Паспорт не забудь!

   ___________________

   - Я до сих пор не верю, что мы это сделали! Это невозможно!

   - Документы утверждают обратное, - он аккуратно складывает свидетельство о заключение брака, убирает во внутренний карман ветровки. - Так что поздравляю вас, Мария Дмитриевна Литвинская, с бракосочетанием. Можете поцеловать супруга.

   У него определенно вид триумфатора, а Маша до сих пор не может поверить, что это произошло на самом деле. Как это возможно? Так быстро? Нет, это какой-то розыгрыш...

   - Я думала... что в Евросоюзе... заключение брака - небыстрая процедура.

   - Так и есть. Наверное, - беспечно отвечает Бас. - Но сына супрефекта Альбервилля отец лично достал из трещины. Так что...

   Маша неверяще качает головой.

   - Смиритесь, Марья Дмитриевна. Что отныне вы замужняя женщина. Пойдем, отметим, что ли? По чашке кофе?

   - Кофе?! Слушай, ну ты вообще... А где мое кольцо, собственно? И хотя бы букет цветов невесте купил!

   - Про кольцо я подумаю, - он берет ее за руку, рассматривает пальцы. - Надо же красивое выбрать. А цветы... Ты ж не невеста, жена уже. Кто женам цветы дарит?

   - Ах ты!..

   Он прекращает спор поцелуем. Потом, все ж оторвавшись от нее:

   - Пошли кофе пить! И букет тебе купим... дорогая.

   - Слушай, я не уверена... - Маша едва поспевает за его широким шагом, он крепко держит ее за руку, - что французское свидетельство имеет силу в России.

   - Ну, если и это не заставит твоего папашу со мной смириться, тогда...

   - Тогда что?

   - Я сделаю тебе ребенка, - остановившись, шепотом на ухо.

   - Что? Ребенка? Сейчас?!

   - Ну, не прямо сию секунду, - он оглядывается, вокруг куда-то спешат люди, серое небо хмурится, собираясь пролиться небольшим дождиком. - Но в перспективе... Если иначе никак... A la guerre comme a la guerre. (фр. На войне как на войне)