Таким образом, параллельно с теорией, мы решили снова обратиться к практике. Натурный эксперимент был гораздо хлопотнее и опаснее, но так приучила нас жизнь. «Только в полете живут самолеты, только в полете растет человек». Только в космосе можно построить по–настоящему большие и почти невесомые, но реальные конструкции, недоступные на Земле, если не считать, конечно, виртуальных картинок, генерируемых электронными мозгами суперкомпьютеров. Путь в космос лежал через техническое решение (ТР), его требовалось составить, согласовать и утвердить у руководства. Это ТР, состоявшее из полета пунктов, собравшее более ста подписей, но так и не получившее официального статуса, подготовили к середине лета 1997 года. К этому времени мы практически развернули конструкторские, производственные и испытательные работы. Как раз в этот момент грянула беда: «Прогресс–М» на полном ходу врезался в орбитальный «Мир». Он торпедировал не только модуль «Спектр», но и наши планы, наше «Знамя».
Понимая, что в такой обстановке соваться с экспериментом к руководству безнадежно, мы, уже не спеша, продолжали работать. Во второй половине 1997 года было сделано немало.
В конце 1997, когда почти оправились от столкновения «Прогресса» и стало окончательно ясно, что «Спектр» полностью не восстановить, мы снова взялись за ТР по «Знамени-2,5». В первый рабочий день после православного Рождества, 9 января, собрали всех основных участников работ. Совещание начали с призыва сделать еще одну, может быть, последнюю попытку развернуть «Знамя» на орбите. До пуска «Прогресса М-40», который смотрелся, оставалось 7,5 месяцев. Давайте «переподпишем» наше почти готовое ТР. Почти… И все началось почти сначала.
Всего пришлось получить около 150 подписей начальников разного уровня. За каждой из них стояли исполнители и работа: чертежи и схемы, приборы и кабели, эксперименты и испытания. Подпись генерального получили 21 февраля. Однако и до официального статуса, до присвоения ТР № 16 удалось активизировать работы. Требовалось спешить, чтобы войти в общий график работ по грузовику.
Только в марте мы закончили последние испытания в барокамере. Испытания показали, что дополнительное, периферийное, почти сплошное пленочное кольцо, выбрасываемое наружу сразу после открытия створок под действием центробежных сил, резко уменьшало скорость вращения, и процесс развертывания нарушался. Опробовав несколько вариантов, решили ввести маховик и еще ряд усовершенствований. Постепенно вся аппаратура, приборы и дополнительные кабели стали поступать в цех главной сборки.
Параллельно с основной инженерной деятельностью надо было думать о деньгах. Это могло стать дополнительным стимулом для руководства.
В конце апреля я предпринял попытку прорекламировать нашу экспериментальную программу за рубежом, воспользовавшись приглашением на ежегодный съезд института AIAA. Мои выступления слушали с интересом, но реагировали вяло. Реальные результаты появились только через несколько месяцев. Еще одна попытка «поднять фонд» для продолжения эксперимента совпала с последней миссией Спейс Шаттла к «Миру» STS-91, состоявшейся в конце мая. Находясь в Хьюстоне, я почти договорился с финансистами Центра Джонсона о корректировке контракта. Однако большие начальники, встретившиеся в это время на полигоне в КЦК, смешали все наши карты. Все оставшиеся средства перебросили на МКС.
Еще весной, опубликовав страницу Интернета, посвященную эксперименту «Знамя-2,5», мы стали получать отклики по каналу электронной почты. Вскоре поток писем превысил несколько десятков в сутки. В половине откликов нашу инициативу приветствовали и одобряли. Большинство астрономов, напротив, всполошилось. Некоторые ругались и даже угрожали нам. Один астроном–любитель из Чикаго, возможно, потомок американских мафиози, даже обещал нанять киллеров — видимо, русских профессионалов. Я решил поместить открытый ответ через Интернет. Привожу его здесь с небольшим сокращением.
Открытый ответ астрономам, профессионалам и любителям
Уважаемые ученые коллеги! В ответ на ваши письма, в своем большинстве окрашенные слишком большими эмоциями и содержащие необоснованные обвинения и даже оскорбления в наш адрес (стыдно читать), считаем необходимым ответить следующее:
Научно–техническая программа экспериментов «Знамя» направлена на проверку больших тонкопленочных конструкций, формируемых центробежными силами, и на прикладные эксперименты, такие как формирование траекторий, телеуправление, подсветка Земли, наблюдения. В будущем большие тонкопленочные конструкции планируется использовать для различных целей таких, как солнечные паруса, энергетические спутники, подсветка из космоса, экранный рассекатель, защита от микрометеоров, космические антенны и телескопы.
В части эксперимента «Знамя-2,5» по подсветке необходимо добавить следующее. Основной целью является оценка отражающих характеристик рефлектора, управление отраженным лучом, наблюдения светового пятна космонавтами, а также «ручного» управления им. Подсветка будет проводиться в течение короткого времени (3—5 минут), только в ранние часы и не может представлять угрозы, в том числе людям, вовлеченным в наблюдения ночного неба или озабоченным этой миссией.
Что касается будущей системы подсветки Земли из космоса, которую разрабатывали корифеи мировой науки, русские и американцы, немцы и французы, отмечаем следующее. К подсветке, безусловно, нужно подходить осторожно, после всесторонних оценок, в том числе с учетом интересов астрономии и астрономов, но при этом спокойно, без истерик и невежества. Освещение понадобится, прежде всего, для полярных районов в зимний период наименьшего воздействия на природу, в «дневные часы» полярных ночей. Такой осторожный подход никак не нарушит течения биоритмов. Искусственное освещение окажется бесценным во время стихийных бедствий, при спасательных работах. Освещение может быть также полезным в борьбе с преступностью и терроризмом. Свет из космоса может помочь во время специальных строительных работ. Повышение температуры в пределах лунетты (сравнимой с Луной) ничтожно. Луна оценивается в повышении температуры на Земле в 0,1°С.
Мы, разработчики больших космических конструкций, надеемся не только досаждать астрономам своими экстремальными экспериментами, но и создать для ученых уникальные инструменты для настоящего проникновения в еще не изведанные доселе глубины вселенной, так же как послужить цивилизованным людям на Земле, в нужде и в трудную минуту.
После этого количество и уровень обвинений резко понизились. Зато появились оригинальные обращения. Молодой инженер из Монреаля предложил свои услуги — поработать в консорциуме. Вспомнив своего англичанина из «Роквелла», не получившего ответа от Советов после полета Гагарина, я тоже не ответил, но по другой причине. Что можно было предложить ему, нашу инженерную зарплату? Так он там, будучи безработным, получал гораздо большее пособие.
В июле 1998 года состоялся Совет ГК по следующей экспедиции ЭО-26 на «Мир». Все шло согласно заведенному ритуалу, и в конце с экспертным заключением выступил представитель ЦНИИмаш. В тот раз им оказался новичок в этом деле. Он в целом неплохо доложил заключение головного института, а в конце упомянул об интересном эксперименте под названием «Флаг–два–точка–пять». На недоумение председателя кто?то среагировал мгновенно: «Так это же наше «Знамя-2,5». Я подумал, что искажение названия произошло в результате двойного перевода, похоже, наука стала действительно интернациональной.
Гораздо серьезнее обернулись дела вскоре после «всеобщего» одобрения, в планы вмешалась экономика. Еще раз мы оказались у критической черты. Для сокращения расходов на содержание орбитального «Мира» из двух грузовиков, запланированных на конец 1998 года, решили оставить один. К тому же № 239 (будущий «Прогресс М-40») не успевал к назначенному сроку. Все ползло вправо, однако самым страшным для нас стало то, что с борта стали выбрасывать науку, то, без чего можно прожить. Через несколько дней стало известно, что все эксперименты, включая «Знамя-2,5», сняли. Я решил бороться до конца.