– Элен Дрисколл.

– Вот-вот. Вероятно, ты прав, предполагая, что она очень хочет вернуться в этот дом и мысленно посылает тебе свое желание. Кроме того, она, возможно, оставила в доме какую-то заряженную ее мысленной энергией вещь, на которую ты наткнулся.

– Значит, никаких привидений, – вздохнул я и рассказал Алану о своей уверенности, что нашел доказательство жизни после смерти.

– Было бы очень неплохо иметь такое доказательство, – усмехнулся Алан, – но, к великому сожалению, его не существует независимо от того, что по этому поводу говорят наши друзья-спириты. Насколько мне известно, именно телепатия лежит в основе всех паранормальных явлений. – Он заложил руки за голову, потянулся и продолжил: – Хотелось бы поверить в существование простенькой схемы: никогда не исчезающая полностью жизненная энергия существует в бесконечном цикле между сном и явью, покоем и активностью, жизнью и смертью, причем последнее – просто неудачно подобранный термин. Но, увы... доказать это невозможно. – Алан снял очки и с улыбкой посмотрел на меня: – По-моему, хватит теорий. Сейчас я тебя усыплю и выведу всех тараканов из твоей головы.

Как я запомнил его последние слова!

Глава 16

Когда я на следующий день пришел с работы, Энн встретила меня прямо у двери. Она ничего не спросила, но ее глаза настолько светились робкой надеждой, что я не выдержал и улыбнулся:

– Кажется, сработало.

– Слава богу, – облегченно вздохнул Энн и поцеловала меня. – Слава богу.

Мы вместе отправились на кухню, и, пока она готовила ужин, я подробно рассказал обо всех своих ощущениях. Очевидно, Алану удалось убрать то, что так меня беспокоило. Я мирно спал всю ночь без всяких сновидений, проснулся посвежевшим и отлично отдохнувшим, рабочий день тоже прошел без происшествий, мою голову не посетила ни одна чуждая мысль.

– Даже трудно поверить, – оживленно рассуждала Энн, – что всего один визит к Алану смог остановить весь этот кошмар.

– Так ведь твоему брату тоже не потребовалось больше времени, – фыркнул я, – чтобы заварить эту кашу.

Я рассказал Энн, как Алан моментально погрузил меня в гипнотический сон, а затем, как он выразился, разгладил несколько лишних психических морщинок мягкой ладонью внушения. Проснувшись, я сразу почувствовал перемены. Ушло напряжение, постоянно державшее меня в тисках всю последнюю неделю. Взамен появилось ощущение отличного самочувствия, которое сохранилось и до сих пор. Энн радостно улыбалась.

– Он никогда не узнает, насколько стало легче мне, – прошептала она. – Не знаю, как долго я смогла бы еще терпеть.

– Понимаю, дорогая. – Я виновато всматривался в милое побледневшее личико. – У тебя была очень тяжелая неделя. Я постараюсь загладить свою вину.

Энн радостно засмеялась и похлопала меня по щеке.

– Ты вернулся, а это самое главное.

– Да, я вернулся.

Переодеваясь, я сказал Энн, что Алан собирается написать обо мне статью в каком-то из специальных журналов, разумеется не называя имени. Значит, случай показался ему достаточно интересным.

Я был на пути в ванную, когда Энн меня остановила:

– Если ты идешь умываться, боюсь, ничего не получится. Сток засорился. Полчаса назад вода из умывальника вообще перестала уходить.

– Ты сказала Сентасу?

– Я звонила целый день, но их не было дома. Если хочешь, попробуй еще раз.

Я подошел к телефону и набрал номер. Миссис Сентас ответила сразу. Я попросил позвать к телефону мужа, и через несколько секунд трубка прорычала:

– Ну что там еще?

– В ванной засорился сток, мистер Сентас, и мы были бы вам очень признательны, если бы вы решили эту проблему.

– Я только что пришел, – буркнул он, – еще даже не ел.

– Тогда, возможно, вы сможете заняться этим после ужина, – очень вежливо предложил я, – поймите нас, пожалуйста, мы же не можем не пользоваться ванной.

Даже не обладая особенно развитым воображением, можно было легко представить хмурую и до крайности раздраженную физиономию нашего домовладельца. А перспектива поработать сантехником отнюдь его не порадовала.

– Зайду позже, – буркнул он и бросил трубку. Так что мои изъявления благодарности были утоплены в пронзительных коротких гудках.

Я вернулся в кухню.

– Приветлив, как всегда, – поделился я своими наблюдениями с женой, – просто очаровашка.

Энн едва заметно улыбнулась:

– Возможно, у него тоже есть проблемы.

– Конечно, они у всех есть, – покладисто согласился я, – но это еще не повод кидаться на людей.

Я потоптался посреди кухни и, чтобы не мешать, подошел к окну. Ричард и Кэнди играли в соседнем дворе. Они сидели в песочнице и увлеченно копались ложечками в песке.

– Как хорошо они играют вместе, не правда ли? – с умилением глядя на малышей, спросил я.

– Я бы не сказала, – сообщила Энн, – в основном они целыми днями дерутся. Просто ты в это время на работе. А к тому времени, как ты приходишь домой, они уже слишком устают и теряют бойцовский дух. Причем обычно Кэнди задирает Ричарда. Мне кажется, понятие дисциплины ей совершенно незнакомо. Впрочем, мне не хочется сейчас это обсуждать. Лучше скажи, когда ты собираешься съездить в магазин.

– Много покупок?

– Немало. Мы же не ездили на прошлой неделе, когда меня стукнуло банкой по голове.

– Ужин скоро? – деловито поинтересовался я.

– Я готовлю мясной пирог... наверное, через час.

– Хорошо, тогда я поеду прямо сейчас. Кстати, а как твоя голова?

– Нормально.

– Было бы забавно, – решил я блеснуть остроумием, – если бы теперь ты начала читать мысли.

– Очень смешно.

Сообразив, что мою шутку не оценили, я молча достал карандаш и блокнот и приготовился составлять список покупок.

– Слушай, – вспомнил я, – а куда ты дела мои каракули?

– Спрятала.

– Мы покажем их внукам.

Энн попыталась снова улыбнуться, но в ее глазах стояли слезы. А я наконец сообразил, что она еще очень тоскует о матери, и замолчал. В блокноте я аккуратно начертил шесть прямоугольников (по количеству отделов в супермаркете). Продукты, которые необходимо купить, я всегда заранее распределял по отделам. Эту полезную привычку я приобрел в первый год нашей совместной жизни. Такая сие тема позволяла избежать лишних перемещений по магазину, что на необъятных просторах лос-анджелесских супермаркетов давало экономию в несколько миль.

Сосредоточившись, Энн начала диктовать список:

– Значит, так: сахар, мука, соль, перец, пасло, хлеб, апельсиновый сок, яйца, бекон...

Я аккуратно заносил наименования продуктов в соответствующие прямоугольнички.

– Супы и каши...

Энн на несколько секунд замолчала, изучая содержимое шкафа, я вопросительно посмотрел на нее... и оцепенел. Моя рука продолжала писать. Сама. Я тупо уставился на бегающий по бумаге карандаш, не в силах осознать, что за новая напасть свалилась на мою голову. Карандаш остановился. С колоссальным трудом овладев собой, я почти нормальным голосом попросил:

– Дорогая, повтори, пожалуйста.

– Крекеры, печенье и ореховое масло.

Дождавшись, когда Энн отвернулась, я быстро зачеркнул написанные сами собой, причем не моим почерком, слова. И продолжил составлять список покупок. Я ничего не сказал Энн. Нет никаких оснований для беспокойства. Произошла ничего не значащая случайность. Я изо всех сил старался убедить в этом самого себя.

Десять минут спустя я уже ехал к ближайшему супермаркету и не переставал думать о словах, написанных в моем блокноте, моей рукой, но чужим почерком.

«Я – Элен Дрисколл».

Сентас появился только после девяти. А я весь вечер возился в гараже с фургончиком Ричарда. Я уже несколько недель собирался покрасить его и заменить несколько болтов. Сидеть дома я все равно не мог, боялся, что опять что-нибудь случится. Вот и перебрался в гараж.

Я сказал «боялся», но это был уже совсем не тот страх, который я испытывал ранее. Теперь я опасался за Энн. Тут не было никакой телепатии. Я не мог знать, что творится у нее в голове, но справедливо считал, что за последние дни на ее долю выпало слишком много напастей. Даже в обычных условиях смерть матери, к которой она была очень привязана, – серьезное испытание. А к нему еще добавился навалившийся на нас спиритический кошмар. Такой напор неприятностей может сломить и сильного духом мужчину. А то, что все это свалилось на беременную женщину... Честно говоря, я вообще не понял, как она сумела с этим справиться. Поэтому я и не мог рассказать ей о том, что написала моя рука. Боялся.