В тот же день Колумбу было присвоено дворянское звание и дарован герб с изображением феодального замка, группы островов, пяти якорей и увенчанного короной льва. На гербе были начертаны следующие слова:

Для Кастильи и Леона

Новый мир открыл Колумб.

Имя генуэзского мореплавателя прогремело по всей Европе; индейцы, привезенные им, были крещены в присутствии королевского двора, и гениальный человек, столь долго бывший бедным и неизвестным, поднялся на самую высокую ступеньку славы.

Рассказы о приключениях генуэзского мореплавателя взбудоражили всю Европу. Воображению рисовались золотые россыпи и сказочно богатые земли по ту сторону океана. В сердцах закипали страсти, порождаемые корыстолюбием и алчностью. Колумб, сам одержимый жаждой обогащения и желанием продолжить свои открытия, снова стал собираться в далекое плавание.

В распоряжение Колумба была предоставлена флотилия, состоявшая из трех карак и четырнадцати каравелл. Кроме экипажа и должностных лиц, с Колумбом отправлялись за океан сотни идальго — безземельных дворян, оставшихся не у дел после падения Гренады, и десятки священников и монахов — для обращения индейцев в христианскую веру. Всего в экспедиции участвовало свыше тысячи двухсот человек.

Колумб взял с собой все необходимое для организации испанской колонии на Эспаньоле. На корабли были погружены скот, семена хлебных злаков и овощей, разные сорта виноградной лозы, всевозможные орудия, вооружение, боевые припасы и т. п. Из десяти привезенных в Европу индейцев пятеро возвращались на родину. Они уже успели настолько освоить испанский язык, что могли служить переводчиками.

Христофор Колумб был назначен генерал-капитаном эскадры и получил неограниченные полномочия.

Двадцать пятого сентября 1493 г. семнадцать кораблей подняли паруса и вышли из гавани Кадиса, провожаемые приветственными криками многолюдной толпы. 1 октября показались Канарские острова. На острове Гомера запаслись водой, дровами и свежей провизией для всей флотилии. Здесь же были приняты на борт огромные собаки, специально дрессированные для охоты на людей. 6 октября скрылся из виду самый западный среди Канарских островов — Иерро, и после двадцатидневного плавания при благоприятном ветре и хорошей погоде Христофор Колумб опять увидел новые земли.

Третьего ноября, в воскресенье, при восходе солнца, кормчий флагманского судна «Санта-Мария-Галанте» радостно закричал:

— Добрые вести! Земля!

Это был остров с пышной тропической растительностью. Адмирал, посчитавший его необитаемым, прошел мимо него и прилегающих небольших островков и скоро увидел на горизонте другой большой остров. Первому острову он дал название Доминика (то есть Воскресенье), второму — Мария-Галанте (теперь Мари-Галант). Эти названия сохранились до наших дней. Затем был открыт третий большой остров.

И, говорит в своем рассказе о втором путешествии Пьер Мартир, современник Колумба, «когда они подошли ближе, то узнали, что это был знаменитый Остров каннибалов, или карибов, о котором они столько слышали во время первого путешествия».

Испанцы увидели на берегу поселок из тридцати круглых деревянных хижин, покрытых пальмовыми листьями. Внутри хижин висели плетеные постели, которые индейцы Эспаньолы называли гамаками. При приближении чужеземцев дикари убежали в лес, бросив несколько пленников, предназначавшихся для очередного людоедского пиршества. Матросы нашли в жилищах обглоданные человеческие кости, отрубленные руки, ноги и головы. По-видимому, местные жители и были теми самыми карибами, о которых с ужасом говорили туземцы Эспаньолы.

Этот остров, который адмирал приказал исследовать и на котором были изучены основные реки, получил название Гваделупе по причине своей схожести с одним из уголков Эстремадуры. Матросы привезли нескольких женщин, их вскоре отпустили на берег, хорошо обойдясь с ними на адмиральском судне. Христофор Колумб надеялся, что его хорошее обхождение с островитянками заставит индейцев подняться на борт. Но его надежда была тщетной.

Восьмого ноября Колумб отдал приказ плыть дальше и направился со всей своей эскадрой на северо-запад, к острову Эспаньола, где он оставил тридцать девять человек в форте Навидад. Поднявшись к северу, Колумб открыл большой остров, которому туземцы, спасенные от зубов карибов и получившие приют на борту каравеллы, дали название Маданино. Туземцы утверждали, что местное население состоит из одних только женщин, а так как в книге Марко Поло говорилось об одной азиатской стране, где проживают исключительно женщины, то у Христофора Колумба были все основания верить, что он плывет вдоль азиатского побережья. Адмирал страстно желал осмотреть остров, но противный ветер помешал подойти к берегу.

В двух лигах от этого места увидели другой остров, окруженный высокими горами, который был назван Монсеррат;[101] на следующий день был открыт еще один — Санта-Мария-де-ла-Редонда[102], а через день — два других — Сан-Мартин[103] и Санта-Крус.

Эскадра стала на якорь перед Санта-Крусом, чтобы набрать воды. Там разыгралась очень жестокая сцена, и Пьер Мартир рассказывает о ней так, что стоит привести его слова, потому что они очень красноречивы. «Адмирал, — пишет он, — отдал распоряжение, чтобы тридцать человек с его корабля сошли на берег и осмотрели остров; и эти люди высадились, обнаружили на пляже четырех собак и столько же молодых мужчин и женщин, подойдя к ним и протянув руки, как бы умоляя о помощи и прося защиты от жестокой расы. Каннибалы, увидев это, побежали, точно так же, как и на Гваделупе, и скрылись в лесу. И наши люди в течение двух дней оставались на острове.

А в это время те, кто находились на судне, увидели, как издалека подплывает каноэ, в котором сидят восемь мужчин и столько же женщин; наши люди подали им знак; но те, приближаясь, стали — как мужчины, так и женщины — весьма легкомысленно и весьма жестоко осыпать наших своими стрелами, прежде чем наши сумели прикрыться щитами; в итоге один испанец был убит стрелой женщины, и еще одна ее же стрела попала в другого испанца.

Стрелы у этих дикарей были отравленными; они были пропитаны ядом; в числе дикарей была женщина, которой все другие подчинялись и кланялись. Это, как можно догадаться, была королева, и ее сопровождал сын, здоровый юноша со львиным лицом и злым взглядом.

Наши посчитали, что лучше схватиться врукопашную, чем дожидаться еще большего зла, сражаясь на таком большом расстоянии, и они приблизились к их суденышку, заставив натиском своей шлюпки их отступить, причем из-за высокой скорости шлюпки она врезалась в каноэ тех людей.

Но индейцы, очень хорошие мореплаватели, двигаясь ни быстрее, ни медленнее, не переставали осыпать наших стрелами, причем сражались как мужчины, так и женщины, и не прекращали стрельбу до тех пор, пока не достигли скалы, прикрытой водой, на которую они высадились, и стали сражаться еще яростнее. Тем не менее дикари в конце концов были захвачены в плен, один из них был убит, а сын королевы получил два ранения; и они были доставлены на адмиральское судно, где проявили не меньше свирепости и жестокости, чем ливийские львы, когда оказываются в сетке. Люди эти выглядели так, что никто не мог посмотреть на них, без того чтобы сердце его и все нутро не содрогнулись от ужаса, такими мерзкими, грозными и страшными были их взгляды».