Теперь же каждый день моего путешествия нов и полон событий.

Тогда я жила медленно, созерцая, как побеги превращаются в могучие деревья; теперь каждый день вместе с этим юным торговцем стоит нескольких десятилетий.

Ночь и утро того же дня всегда совершенно не похожи друг на друга. Утром ругаемся, днем уже помирились настолько, что за обедом убираем друг другу крошки с лица; выхватываем друг у друга из-под носа пищу за ужином, но можем спокойно говорить о будущем после наступления темноты.

Такие дни, полные перемен и неожиданностей, – что-то подобное я уже испытывала раньше.

Кажется.

В прошлом мне несколько раз доводилось путешествовать вместе с людьми. И некоторые из воспоминаний тех времен поистине незабываемы.

Но сейчас я была уже не в пшеничных полях, где скучные дни тянутся один за другим, и число их больше, чем шерстинок на моем хвосте; сейчас у меня нет времени на сентиментальные воспоминания.

Что мой спутник сделал вчера, что он делал сегодня. И о чем он думает прямо сейчас. Мне просто-напросто не хватало времени, чтобы как следует обдумывать все это.

И только после встречи с моим спутником я смогла позволить себе неспешно предаваться воспоминаниям о доме.

Привыкнув к непрерывному течению тоскливых дней, когда времени хватало, чтобы пересчитать все шерстинки на хвосте, да не по одному разу, я сейчас совершенно не желала пачкать столь бурные дни малейшей тенью печали.

Сказать, что я несчастна, – значило бы солгать.

Скорее, я была чересчур счастлива; счастлива до такой степени, что меня саму это слегка настораживало.

«…»

Повертевшись немного, я нашла наконец более удобную позу. Вздох.

Поскольку человеческий облик я принимала нечасто, я сперва собиралась спать так, как это делают люди. Только почти во всех позах мне спалось плохо.

Удобнее всего было лежать ничком или свернувшись калачиком.

Мой спутник спит лицом к небу, распрямившись, как глупая кошка. Недавно я поймала себя на мысли, что если человек не может расслабиться даже во время сна, влиться в их мир может быть слишком уж утомительно.

Люди живут лет до семидесяти; при столь короткой жизни неудивительно, что они каждый день куда-то спешат.

Заставить бы их поучиться у деревьев.

Для деревьев вчера или сегодня, прошлый год или позапрошлый – все равно; они почти не меняются.

Размышляя, я вдруг внезапно сообразила, что кое-что напрочь вылетело у меня из головы.

«Ох, пастушка…»

Наконец я вспомнила, в чем корень моих проблем.

Тогда я сама себя поставила в неловкое положение.

Но здесь не было никого, кто бы мне докучал.

Думаю, позже мне надо будет как следует подокучать этому тупице.

И поделом ему будет. За то, что лишь с этой пастушкой все время болтал, а на меня даже взгляда пожалел.

Он же явно полагался на меня, Мудрую волчицу, когда ему надо было выбраться из той ямы. И, тем не менее, я никто рядом с этой белобрысой, худой как палка пастушкой?

При этой мысли я ощутила, что мои веки вновь тяжелеют. Плохо.

И куда сбежал этот тип?

Я вся кипела из-за того, что мой спутник не соизволил побыть со мной в такое важное время, но тут мои уши уловили слабый звук шагов.

«!»

Я рывком поднялась и села.

Впрочем, я тут же осознала, что веду себя совсем как собачка, и, устыдившись собственного поведения, снова улеглась.

Столь легкомысленное поведение, да еще в придачу и то, что в моем полном достоинства сердце явно притаилась капелька счастья…

И тем не менее, постыдное остается постыдным.

В дверь постучали.

Пожалуй, лучше не отвечать, решила я и отвернулась от двери. Минутная тишина, и дверь наконец отворилась.

– …

Обычно я сплю, укрывшись одеялом с головой. Поскольку сейчас моя голова осталась снаружи, это означало, что я более-менее бодрствую.

Похоже, у моего спутника были те же мысли; он вздохнул и закрыл за собой дверь.

Я не стала оборачиваться – по-прежнему смотрела в сторону.

Раз уж тебе так нравятся слабые девушки, то при виде меня, прикованной к постели, тебе наверняка захочется излить на меня поток заботы. Шанс одержать победу!

Мой спутник уже у самой кровати.

Охота началась!

С этой мыслью я уверенно обернулась и состроила нежно-страдальческую гримаску.

Не то чтобы я намеревалась молчать – но вдруг оказалось, что я не в силах произнести ни слова.

Отчасти в этом виновата жажда, а кроме того – выражение лица моего спутника заставило меня умолкнуть.

– …

Я просто не знала, что сказать.

Может, от этого мое немощное лицедейство только выиграло.

И, однако, если бы кто-то узнал, о чем я подумала затем, он бы сильно удивился.

Все дело в том, что, когда я обернулась, то увидела лицо моего спутника, полное вовсе не сострадания, а гнева.

– Если тебе было плохо, почему ты сразу не сказала? – вот такие слова были произнесены первыми.

– …

Я была слишком ошеломлена, чтобы что-либо ответить.

Он был сердит как никогда, и я вновь спросила себя, уж не сон ли все это.

– Ты же не ребенок, как тебе удалось за весь вчерашний день так ничего и не заметить, пока ты не упала в обморок?

Впервые я видела своего спутника настолько разгневанным.

Если говорить о прожитых годах, или о силе мысли, или о физической силе – он мне совершенно не ровня; и тем не менее, лицо его сейчас внушало страх.

Мне по-прежнему нечего было ответить.

До сегодняшнего дня я прожила бессчетное число месяцев и лет; но случаи, когда из-за меня люди выходили из себя, можно было пересчитать по пальцам одной руки.

– Только не говори, что ты просто хотела умять побольше мяса и вина.

– Какого!..

Конечно, мой спутник злился, потому что мне же желал добра, но быть обвиненной в том, что я скрывала болезнь только из-за вкусной еды, – это было невыносимо.

Я никогда не собиралась изображать богиню, но все же мне долгое время поклонялись как богине; я осознаю всю важность празднества – его просто нельзя прерывать, тем более – обрывать на середине.

Неужели бы я смогла, по такому мелкому поводу…

– …Прости, я неправ. Я только что неудачно выразился.

Наконец-то мой спутник успокоился. Он испустил тяжкий вздох.

Только тут я осознала, что невольно обнажила клыки.

– Я бы не стала так поступать лишь ради этого…

Как я и думала, волчье поведение было совершенно неуместным.

Именно по этой причине мне следовало бы возблагодарить небеса за то, что сейчас я в облике человека – сейчас нужно вести себя как подобает человеку.

– Я ведь вправду о тебе беспокоюсь. А если бы мы были в дороге, что тогда?

Наконец-то я поняла, почему мой спутник так зол.

Он – бродячий торговец, он все время в пути.

Если человек заболевает во время путешествия, далеко не всегда рядом оказываются надежные спутники.

Как правило, человек страдает в одиночестве вдали от жилья.

Мне вспомнилась грубая пища и неудобные ночлеги, которые мне приходилось выдерживать за время моего путешествия.

Если путешественник серьезно заболеет – не будет преувеличением сказать, что он заглянет в лицо смерти.

Он не такой, как я – я, которая вечно плачется о своем одиночестве, но на самом-то деле привыкла жить с другими людьми.

– …Прости, – произнесла я тихим, хриплым голосом. И это было не притворство. Мой спутник – редкостный добряк, и он действительно тревожится обо мне.

Я же, напротив, думаю только о себе. При этой мысли мне стало стыдно.

Я опустила голову, не смея взглянуть моему спутнику в лицо.

– Да ладно… все хорошо, если только ты здорова. У тебя ведь не простуда и не какая-то еще болезнь, верно?

В его словах слышались радость и печаль одновременно. От этого меня охватила еще большая робость.

Причина моей робости проста. Я волчица, он человек. Понять такие вещи просто невозможно.

– Ну, это… я просто переутомилась, не больше того.