Анка часто встречала подростков в возрасте Игнася, которые не могли по окончании школы получить никакой работы, не имели денег на то, чтобы продолжать образование, и по целым дням били баклуши, курили папиросы, сделанные из подобранных на земле окурков, играли под забором в карты, привыкали бродяжничать и воровать.

«Игнась — хороший мальчик, это верно, но если он будет сидеть без всякого дела…» — огорчалась Анка, думая о брате.

Он был способным, учителя хвалили его. Но о том, чтобы он продолжал учиться, не могло быть и речи. Она понимала, что не сможет из своего заработка помогать брату. Хорошо, что хватает и на то, что есть, — на квартирку на окраине города, стол и одежду, хотя с одеждой всегда были затруднения.

Она не начинала разговора с ним, так как не видела никакого выхода. Что она может посоветовать? А ведь посоветовать должна она, старшая сестра.

Огорчала ее и Зося. Теперь, когда соседка присматривала за Адасем, у Зоей уже не было так много работы. Когда Адась пойдет в школу, работы будет еще меньше. Взять сестру на фабрику она не хотела. Сейчас она еще мала, а в будущем…

Нет, на фабрике слишком тяжелая работа. Вредная. Ведь Анка сама вечно покашливала от этой хлопковой пыли, которую вдыхали легкие каждый день в течение многих недель, месяцев. Она видела, как быстро теряют силы и здоровье работницы прядильной. Это было совсем не то будущее, какого она желала сестре. Но что делать? Ведь надо как-нибудь обеспечить будущее Зоей, дать ей в руки какую-нибудь профессию. И опять всплывал вопрос о деньгах — откуда взять их на обучение?

Словом, — огорчений было много. Легче всего с Адасем: пока он окончит школу, не надо думать о его дальнейшей судьбе.

— Вы что-то плохо выглядите, панна Анка, — заметила соседка. — Какие-нибудь огорчения, что ли? Дети ведь, слава богу, здоровы?

— Здоровы-то здоровы, но разве только о здоровье приходится заботиться?

— Здоровье — главное. Так и знайте. Все остальное — пустяки.

Хорошо было ей говорить, но это все-таки не были пустяки, и Анка сгибалась под тяжестью взятой на себя ответственности. Ведь она обещала матери, дала обет после ее смерти, что позаботится о младших братьях и сестре, что заменит им мать.

Это было не так легко, и Анка не одну ночь проплакала, не находя хоть какого-нибудь выхода из положения.

Но оказалось, что Игнась думает о себе сам. Однажды за ужином он неожиданно начал разговор.

— Я говорил с соседом. Как только кончатся занятия в школе, я пойду к нему на стройку.

— Зачем?

— Как зачем? Работать помощником.

— Что ты, Игнась! Ты еще слишком молод!

— Ничего подобного! Уж ты не беспокойся, — если он берет меня, то знает, что делает.

— Значит, ты будешь каменщиком? — с любопытством спросил Адась.

— Нет. Сразу нельзя стать каменщиком. Сперва буду помощником, а потом каменщиком. А может быть, еще кем-нибудь другим, если мне это удастся. Только это не скоро.

— Кем, кем? — приставал Адась, нетерпеливо прыгая вокруг стола.

— Пожарным.

— Пожарным? — удивилась Анка.

— А что, разве плохо? Я видел, как горело на Цегляной. Ребенка снесли по лестнице. Женщину спасли. Людей спасают. Дома их спасают. Только надо еще обождать, пока я буду уж совсем взрослый…

— Это опасно… Недавно в газете писали о том, как пожарный обгорел.

— Да, а сколько человек он спас?

— Анка, — вставила нерешительно Зося, — я тоже должна тебе что-то сказать.

— А ты что? Что случилось?

— Ничего не случилось… Только я…

— Что?

— Видишь ли, я думала о себе… Дома я уже не так нужна, а когда Адась пойдет в школу…

— Ну, говори же!

— Видишь ли, я… у меня… есть место в больнице! — выпалила вдруг Зося.

— В какой больнице?

— На Загурной… Там детская больница… И я говорила там с одной… И она мне сказала…

— Что сказала?

— Ты не сердись, Анка, только я уже говорила с директором и с докторами… И я…

— Да говори же, наконец! — не вытерпел Игнась.

— И мне обещано с осени место сиделки в этой больнице.

Анка посмотрела с изумлением:

— Как это?

— Да так… Я думала, надо же как-нибудь… И когда я там буду работать… при больных детях… Так я думала…

Анка обняла сестру. Слезы навернулись у нее на глазах.

Вечером они вышли в садик. Пахли цветы. Кто-то вдали играл на гармони. Было тихо, хорошо.

— Значит, Игнась, ты будешь спасать людей и их добро… Ты, Зоха, будешь помогать больным детям.

— А я, я что? — вмешался Адась.

— Твое время еще впереди.

— А ты, Анка, что?

— Ну что ж, малыш, я буду продолжать работать на фабрике, — тихо и как-то печально ответила Анка.

— Ты ведь даешь людям одежду, делаешь ткани для перевязок, для пеленок младенцам, на платье детям, на все… на все…

— Правильно! — успокаиваясь, согласилась Анка. — Каждый из нас будет делать полезную работу.

Пахли цветы. Слух ласкала далекая музыка. Они сидели тихо, без слов, как будто глядя на свое будущее — трудное будущее детей рабочих в стране, где правят капиталисты.

1940