«Доминик» закрылся на длительный ремонт, но владелец другого кафе-ресторана Прадер, сам страстный любитель шахмат, отвел «доминиканцам» отдельное помещение, куда более подходящее для серьезных соревнований. У «Доминика» шахматистам крайне мешал шум от стуканья костяшками домино, от щелканья бильярдных шаров, сопровождающегося лихими выкриками игроков, волны табачного дыма наплывали из всех углов. У Прадера было тихо, спокойно, все благоприятствовало напряженным шахматным баталиям между лучшими шахматистами столицы.
К этому времени Чигорин и Шифферс окончательно доказали свое превосходство над Шумовым, который, как писал Ашарин своему другу в октябре 1877 года, «почти полностью отошел от игры. Он почивает на лаврах и играет сейчас только на дачу вперед». Другими словами, Шумов избегал играть на равных с другими шахматистами первой категории и прежде всего – с Чигориным и Шифферсом.
Некоторые свои партии против Шумова (две выигранные и одну проигранную) Михаил Иванович напечатал со своими комментариями в «Шахматном листке» 1876 года. Здесь мы встречаемся с редкой даже в наши дни самокритичностью Чигорина. Очень многие мастера и гроссмейстеры не любят возвращаться к своим поражениям, и тем более по собственной инициативе печатать проигранные ими партии. Чигорин же не боялся публиковать свои неудачные партии, если они давали повод для содержательного творческого разговора.
К сожалению, стареющий Шумов болезненно реагировал и на освещение в печати его поражений и вообще на оттеснение его талантливой молодежью. Его доброжелательное отношение к Чигорину постепенно сменяется враждебным, и в следующие годы он во «Всемирной иллюстрации» начинает систематически обстреливать мнимого врага.
Главным соперником Михаила Ивановича в 1878 году оставался его прежний постоянный партнер в игре на дачу вперед Эммануил Степанович Шифферс, но теперь между былыми учителем и учеником началась решающая борьба на равных. По существу это была первая попытка определить тогдашнего фактического чемпиона России, так как вряд ли кто из московских и провинциальных шахматистов мог успешно соперничать с ними.
Шифферс, хотя и ровесник Чигорина, обладал большим опытом и теоретической подготовкой, и ему было, конечно, неприятно, что тот столь быстро «догнал и перегнал» его. Однако он в противоположность Шумову всю свою жизнь относился к Чигорину доброжелательно и корректно и не раз подчеркивал в печати явное превосходство Михаила Ивановича над всеми русскими шахматистами.
Если Чигорин тридцать лет считался шахматным королем России, то Шифферс достойно мог претендовать на звание «шахматного вице-короля» страны.
Шахматист острокомбинационного стиля, мастер атаки и комбинаций, Эммануил Степанович был знатоком теории. Он перевел на русский язык с немецкого популярный шахматный учебник Дюфреня и сам написал оригинальный «Самоучитель шахматной игры», ставший настольной книгой дореволюционных русских шахматистов. Это был интереснейший сборник классических партий XVI–XIX веков, подобранных по дебютам и умело прокомментированных Шифферсом. В конце «Самоучителя» был большой раздел, посвященный теории эндшпиля, не потерявший ценности и в наши дни, как, впрочем, и вся книга.
В 1889 году Шифферс первым в России начал читать публичные лекции по теории игры, пользовавшиеся большим успехом и иногда собиравшие до ста слушателей (громадная аудитория для того времени). Он был редактором «Шахматного журнала», издававшегося в девяностых годах неким Макаровым, и вел большой шахматный отдел в самом распространенном в дореволюционной России журнале «Нива».
Шифферс гастролировал по стране и восемь раз выступал в международных турнирах, дважды добившись крупного успеха.
Почему такой одаренный и эрудированный человек не стал, подобно Чигорину, звездой международной арены? Только потому, что буквально разменялся на мелочи! Всю свою энергию и талант Шифферс с молодости тратил на игру на ставку в петербургских кафе против второстепенных противников, а позже – на литературную поденщину.
Но в 1878 году Шифферс, как и Чигорин, был в расцвете сил, и сыгранные весной подряд два матча на равных оказались, пожалуй, самыми напряженными и трудными из всех шести матчей, состоявшихся между ними на протяжении двадцати лет. Пять матчей выиграл Чигорин, и только один матч закончился победой Шифферса. Всего оба ведущих русских маэстро, не считая бесчисленного количества партий на дачу вперед в годы чигоринского «ученичества», сыграли между собой на равных условиях сто турнирных и матчевых партий. Пятьдесят одна партия закончилась победой Чигорина, двадцать девять – его поражением, двадцать партий закончились вничью. Для Шифферса это надо признать почетным результатом, так как если он по силе игры соответствовал теперешнему международному мастеру, то Чигорин по нынешней квалификации ФИДЕ (Международной шахматной федерации) был бы ведущим международным гроссмейстером.
Надо, кстати, объяснить, почему в этой книге я не прибегаю к столь знакомым уху советского читателя понятиям «мастер» и «гроссмейстер», а именую всех шахматных корифеев, включая чемпионов мира, титулом «маэстро».
Ответ прост: таких спортивных званий в прошлом веке не существовало.
Звание «маэстро» вошло в общеевропейский обиход с давних времен, потому что в живописи, музыке, пении, фехтовании и шахматах в XVI–XVIII веках доминировала итальянская школа, и при квалификации ее лидеров, естественно, использовался итальянский термин.
В третьей четверти XIX века на турнирах старейшего в Европе Германского шахматного союза сильным шахматистам (или, как тогда говорили, игрокам), набравшим определенную норму очков, стали присуждать звание «мейстер» («мастер»).
В русских турнирах мастерской нормы не было до 1909 года, когда впервые звание маэстро за победу во всероссийском турнире любителей было присуждено Александру Алехину, будущему чемпиону мира. До этого русские шахматисты получали такое звание, выступая в турнирах Германского шахматного союза и в других международных соревнованиях. Но термины «мейстер» и «мастер» не употреблялись в царской России. Говорили: «маэстро».
Позже, в двадцатых годах нашего столетия, сильнейших из маэстро, бравших первые призы в международных турнирах, в порядке любезности стали называть «гроссмейстер». Примерно так же во Франции к крупнейшим ученым, прославленным писателям и художникам принято обращение «метр» («Дорогой метр!», «Уважаемый метр!»), хотя оно никем не присваивается и не утверждается. По этому образцу Ласкера, Капабланку, Алехина, Рубинштейна, Боголюбова, Нимцовича и некоторых других сильнейших шахматистов двадцатых годов стали именовать гроссмейстерами. В Советском Союзе это звание было введено официально лишь в 1935 году. Первым его получил М. М. Ботвинник. Звания же «международный гроссмейстер» и «международный мастер» были официально учреждены Международной шахматной федерацией лишь после второй мировой войны.
Поэтому даже такие великие шахматисты, как первый чемпион мира Стейниц, Андерсен, Чигорин, Блекберн, Цукерторт не были «гроссмейстерами», а только скромными «маэстро».
Возвращаюсь к борьбе Чигорина с Шифферсом.
Первый матч игрался до семи выигранных партий. Длился он с 28 февраля по 26 марта 1878 года. Играли в дни, когда обоим партнерам это было удобно. Однако состоялось всего десять партий: Чигорин одержал убедительную победу, выиграв семь и проиграв только три.
Огорченный Шифферс тотчас вызвал Михаила Ивановича на матч-реванш на тех же условиях. Чигорин великодушно согласился, и противники в тот же вечер, когда была закончена последняя партия первого матча, сыграли первую партию матч-реванша!
Как просто тогда устраивались соревнования даже сильнейших шахматистов! Ни официальных вызовов, ни длительных переговоров, ни скрупулезного обсуждения регламента и всяких подробностей и, уж конечно, никаких тренеров и секундантов, как в наше время.