10
Уборочная страда окончена, а в лесу я пока работать не собираюсь, разве что пообрезаю суки. Теперь бы надо заняться ремонтом техники, да зацементировать навозную площадку, да перекрасить машинный зал.
А я все лентяйничаю, упускаю день за днем.
Бывает, что, вернувшись из коровника, ложусь в кухне на деревянную кушетку и смотрю в потолок. В окно смотреть не решаюсь, потому как там видно все мои несделанные дела. Иногда читаю «Ланд» — от корки до корки, включая строчные объявления во второй части и некрологи в местном приложении. Браться за что-либо после этого бессмысленно: скоро уже следующая дойка.
Пять лет назад нас, фермеров, оставалось в деревне хотя бы двое. Как и я, Бенгт-Йоран пошел по отцовским стопам, и мы с ним не раз сидели вечером за кружкой пива, обсуждая, как будем пасти скот на общем выгоне и построим там доильню. Но его зять, который служит бухгалтером в муниципалитете, подсчитал, что такое вложение капитала себя не окупит. А потом Бенгт-Йоран встретил Вайолет и выяснилось, что она любит ездить в туристические поездки. И ему стали мерещиться юнцы с черной волосатой грудью и золотым крестом на шее, которые отобьют у него зазнобу, и Бенгт-Йоран в один миг продал дойных коров и начал тоже разъезжать по курортам. Скотину он вместо молочной завел мясную, и в его отсутствие за ней приглядывает городской чувак из зеленых. Зимой Бенгт-Йоран подрабатывает на расчистке снега. Видимся мы с ним теперь редко.
Еще год назад, прежде чем я узнал про материну болезнь, я каждый вечер садился в машину и ехал кого-нибудь навестить. Ясное дело, из тех знакомых, что еще не подались в город. Старики угощали меня кофе и рассказывали про свои болячки, молодые же вечно были заняты: кому-то надо укладывать детей, кому-то — красить ставни на кухне. Но если в доме гостила женина подружка или мужнина двоюродная сестра, меня обязательно звали приехать снова в пятницу, чтобы скоротать вечер вчетвером, и тогда уже можно было пропустить несколько рюмок и отведать жаркого из лосятины, а зачастую и потанцевать. В конце концов нас с девушкой оставляли наедине, и если я к тому времени хорошенько набирался, то затаскивал ее в постель (продолжения у таких историй не было). А этой осенью я ни разу не завел вечером машину, чтоб куда-нибудь смотаться. Изредка, правда, гости наведываются сами. Мне кажется, в таких случаях у них на лбу написано: «Я — хороший сосед». А может, это мое воспаленное воображение.
На днях я ездил в город — нужно было зайти в банк — и опять увидел кладбищенскую тусклятину. Она заходила в библиотеку… между прочим, безо всяких книг. Тут только до меня дошло, что она может там работать. И что же? Я разобрался с банковскими делами, а потом… оглянуться не успел, как мои ноги уже вносили меня в библиотеку! Не слабо…
Очутившись в помещении со стеклянной крышей, я подошел к стойке — и занервничал, даже принюхался: не воняет ли куртка хлевом?
Тут я и углядел тусклятину. Она наклонилась к какой-то малышке и разговаривала с ней, тыча пальцем в книгу. Обе смеялись.
Я протопал к ним и хлопнул тусклятину по плечу. Она в некотором раздражении выпрямилась. При виде меня на лице ее мелькнуло смущение… пожалуй, даже испуг. Я смутился не меньше.
— Ээээ… привет… у тебя тут нет книг… по пчеловодству? — выдавил из себя я, очень стараясь не расплыться в своей вампирской улыбке.
— Конечно, есть, — отрывисто бросила она. — И тебе привет! Только спроси в справочном отделе. У меня сейчас обед!
Главный Простофиля собрался с силами для решающего шага.
— Ты не хочешь… того… съездить со мной на кладбище?
Она долго молча смотрела на меня.
— Да ну тебя, ты это наверняка говоришь каждой встречной! — наконец сказала она и улыбнулась… своей улыбкой школьницы на летних каникулах.
С этой минуты у меня начинаются провалы в памяти, но я точно знаю, что больше уже не смущался и мне казалось, мы с ней знакомы тыщу лет.
Она забрала с вешалки пальто, и мы вышли из библиотеки. Теперь мне нравилась даже ее фетровая беретка с грибами.
Мы посидели в кафе, хотя я понятия не имею, что мы там ели и о чем болтали. Впрочем, одну деталь я запомнил. Когда я предложил заплатить за нас обоих, она ответила: «Спасибо, не откажусь. У меня сегодня день рождения. Пусть это будет мне подарком на тридцатипятилетие».
И тут я понял сразу две вещи.
Во-первых: на другие подарки она не рассчитывает.
И во-вторых: я в нее влюблен.
Не стану утверждать, что меня поразило громом. Скорее было такое чувство, будто я прислонился к проволочной изгороди и меня дернуло током.
11
В ежегоднике полно именин
неизвестных мне людей
и обещанных полнолуний
Бери, не хочу
Я стояла в библиотеке и разговаривала с сердитой маленькой девочкой, которая посчитала Белоснежку глупенькой. «Она же не узнала свою мачеху, когда та пришла с яблоком! Совсем дурочка!» — объяснила малышка. Мы рассмеялись.
Кто-то стукнул меня по плечу. Неужели длинная рука закона? Нет, это оказался Лесовладелец! На нем была всегдашняя разноцветная куртка, но в этот раз он хотя бы снял кепку, так что в глаза ему лезли пряди непокорных пепельных волос. Он что-то сердито, чуть ли не приказным тоном, сказал мне. Я подумала, он недоволен тем, что я плохо слежу за Эрьяновой могилой, и не сразу поняла, что на самом деле он ищет какую-то книгу.
— Спроси в справочном отделе, у меня обед! — отрезала я.
Он невольно вздрогнул. И тут же предложил вместе съездить на кладбище.
Девчушка с интересом смотрела на Лесовладельца.
И вдруг меня осенило: я совершенно превратно толкую его поведение. Более того, до меня стало доходить многое, о чем я прежде не подозревала.
В общем, мы с ним пошли обедать. Он поглотил огромное количество гуляша со свеклой и хлебом и запил все это молоком — довольно громко прихлебывая. Мне было все равно: я грелась в лучах его улыбки. Без кепки, оживленный или внимательно слушающий, он не был ни жалким, ни скучным, скорее простым и естественным. Мне казались забавными даже его космы (как у тролля).
Разговор тек весело и непринужденно, хотя отнюдь не о Лакане с Кристевой. Помнится, речь шла о земельных участках, тонкостях цементных работ, овсянках, соборе Св. Петра и ногтях (особенно на больших пальцах ног). Лесовладелец схватывал все на лету: можно было подумать, он умеет читать мысли.
Стоило мне упомянуть о дне рождения, как парень уже знал, что я не получила подарков.
— Ну-ка, пошли! — сказал он и, нахлобучив кепку, с мужицкой решительностью помог мне надеть пальто. Затем едва ли не бегом поволок меня в «Домус», где принялся накупать подарки. При этом ни разу не спросил, чего мне хотелось бы самой, только велел зажмуриваться, когда уже что-то выбрал. Обойдя все три этажа универмага, мы сели там же в кафе и заказали пирожные.
Лесовладелец разложил на столике завернутые в подарочную бумагу покупки и выжидательно посмотрел на меня. Я с неподдельной радостью кинулась разрывать аккуратную упаковку, то и дело восклицая: «Ой!», «Надо же!» и «Право, не стоило!»
На первом этаже он купил мне сережки с Микки Маусом, кусок мыла в виде бабочки и пару лиловых колготок. На втором — ярко-красный мяч, плакат с силуэтом влюбленной парочки, рука об руку плывущей в гигантской раковине навстречу восходящему солнцу, и кепку — такую же уродскую, как у него, только без надписи.
В последнем свертке оказалась губная гармошка.
— Умеешь играть? — осведомился он.
Я покачала головой.
— Отлично! Я тоже не умею! Вот у нас и нашлось что-то общее! — улыбнулся он.
Лесовладелец уже собирался взяться за третье пирожное, как вдруг оцепенел: заметил, сколько набежало времени.
— Мне пора! — вскричал он. — Я давным-давно должен быть дома!
Он вскочил из-за стола, разметав по сторонам подарки и оберточную бумагу, и широким шагом двинулся к эскалатору. Вступив на него, Лесовладелец обернулся и заорал: