Изменить стиль страницы

— Дедушка, а когда японцы пришли к нам в Корею?

Он открывает глаза и грустно смотрит на Мен Хи.

— Давно это было, внучка, давно. Сорок раз с тех пор созревал урожай и каждый раз омывался слезами народа.

— И так всегда будет?

Старик молчит. Он долго молчит, и Мен Хи не тревожит его больше. Но вот он заговорил сам:

— Каждые сто лет корейский народ рождает богатыря. И каждый богатырь сильнее прежнего. Первый богатырь был охотником на тигров. Когда на него бросался зверь, он выставлял вперед копье. Тигр сжимал острый наконечник зубами, и тогда богатырь загонял ему копье через горло прямо в сердце. Он приносил добычу в деревню, и люди, снимая с тигра шкуру, все искали, где же она порвана, в какое место ударило зверя копье. И не находили и восторгались охотником.

Потом появился новый богатырь, еще более сильный и отважный. Звали его Кан Гам Чан. Это было в ту пору, когда нашу страну хотело завоевать сильное и лютое племя кидан. Но богатырь Кан Гам Чан, которому народ передал всю силу тигровых охотников, разбил врага.

Пятьсот лет тому назад, в тринадцатый день четвертой луны, гиены, шакалы и волки в образе людей, самураев, набросились на нашу родину. В тот день богатырь Ли Сун Син взошел на гору Пэктусан и увидел, что со стороны японских островов движется несметное количество разбойничьих кораблей. Богатырь спустился с горы-великана, сел на свой корабль — черепаху, одетую в железный панцирь, и повел ее на врага. Много дней сражался Ли Сун Син и потопил пятьсот японских судов, а сам остался цел.

Старик умолк. Он по-прежнему сидел с закрытыми глазами, слегка покачиваясь, и, казалось, видел великие морские сражения.

Мен Хи молчала. Она смотрела на старика, и ей тоже виделись морские сражения, богатырь Ли Сун Син, огнедышащая черепаха.

— Дедушка, но это же сказка!

— Да, внучка. Но каждое слово в ней — правда. Весь корейский народ помнит богатыря Ли Сун Сина. Много таких людей на нашей земле, и, когда они умирали, вся их сила передавалась горам. Рождались новые богатыри, и горы отдавали им ту силу…

Она могла восстановить в памяти каждый день, проведенный в этом доме. Как трудно было ей уйти отсюда! Но поступить иначе не могла.

Рано утром Мен Хи тихонько встала и вышла из дому.

Горы уже ярко осветило солнце. Возле полицейского участка на сопке мерно шагал часовой. Тень от него падала далеко, и плоский штык, примкнутый к карабину, казался огромным и страшным. Мен Хи посмотрела на полицейского и, не задумываясь, пошла в противоположную сторону.

В полиции

Помещик Ли Ду Хан сидит на циновке и думает: как получить побольше в возмещение за причиненные ему убытки? После того как сгорел его дом, прошло много времени, а он все еще не может решить, к кому идти жаловаться.

Ли Ду Хан — человек практичный. Его поместье сожгли, — значит, ему должны заплатить. И заплатить, сколько он потребует, потому что он один знает цену своему добру.

И вот он сидит в собственном доме в уездном городе Пучен и — уже в который раз! — думает: как бы все получше устроить? Прежде всего надо выяснить, к кому обратиться. Это главная задача. Пока ясно одно: в местное управление он не пойдет, все равно там ничего не решают. Надо идти к японцам.

Ли Ду Хан мысленно проходит по главной улице Пучена, останавливаясь у каждого японского учреждения. Вот штаб воинской части. Здесь знают о несчастье Ли Ду Хана. Усадьбу сожгли полицейские и солдаты. Но идти в штаб не стоит. Военные только выполняли приказ.

За штабом филиал Ниппон-банка. Банк и вовсе никакого отношения к делу не имеет. Не поможет Ли Ду Хану и отделение Восточно-колониальной компании. Дальше — здание суда. Но суд пока ни при чем, а вот о находящемся рядом полицейском управлении стоит подумать. Полицейские всегда помогали ему, иначе бы и не справиться с этой оголтелой деревенщиной. Правда, он тоже в долгу не оставался: он щедро оплачивал услуги полиции. Зато и расходы всегда окупались сторицей.

Да, но в полицейском управлении много разных отделов, надо еще прикинуть, в какой из них сунуться. Ни экономический отдел, ни отдел поддержания общественного порядка, ни тем более отдел цензуры ему не нужны. А вот отдел здравоохранения, пожалуй, подходит. Ведь именно этот отдел выискивает зараженные деревни и сжигает их. Но, с другой стороны, что может сделать отдел здравоохранения? Сжечь деревню или убить подозрительно заболевшего корейца. А Ли Ду Хану надо получить деньги. Полиция денег не дает, она только берет деньги.

И вот после долгих раздумий он решает: надо идти к самому начальнику уездной полиции капитану Осанаи Ясукэ. Капитан предупредил Ли Ду Хана о готовящемся поджоге деревни. Ему в уезде принадлежит вся власть. Только он может сделать все нужные распоряжения.

Ли Ду Хан начал разговор с капитаном Осанаи Ясукэ, как и полагалось. Сначала выразил уверенность в победе Японии над Китаем, затем, отметив, что Япония и Корея едины, заверил, что готов идти на любые жертвы во имя божественного императора, который покровительствует Корее и, защищая ее интересы, начал священную войну с Китаем, и только потом перешел к делу.

Капитан Осанаи Ясукэ внимательно выслушал помещика, выразил ему соболезнование и сказал, что дело его безнадежно. Санкция на сожжение деревни Змеиный Хвост была получена от губернатора провинции, и винить тут некого.

Ли Ду Хан остался вполне доволен ответом. По тону разговора, по всему поведению капитана, по каким-то едва уловимым признакам он понял: именно этот человек поможет ему получить деньги. А то, что он не дал положительного ответа, так какой же дурак сразу и без вознаграждения станет забивать себе голову чужими делами? Надо поумнее предложить взятку. Ведь не бывает же так, чтобы нельзя было купить полицейского! Вот, казалось бы, разговор окончен, а капитан сидит и выжидающе смотрит на него.

— Как же честному помещику найти правду? — спрашивает Ли Ду Хан.

— О, правду всегда можно найти, — улыбается капитан, — надо только иметь хорошего друга, который помог бы в таком трудном деле.

— Как жаль, как жаль, что у меня нет хорошего друга! — говорит Ли, качая головой.

— Такому уважаемому и богатому помещику легко найти друзей, — улыбается Осанаи. — Я и сам мог бы стать вашим искренним и бескорыстным другом.

— О, как я вам благодарен! — кланяется Ли капитану. — Я и мечтать не смел о таком высоком друге. Но дружбу обязательно надо чем-нибудь скрепить, — продолжает он, хитро сощурив глаза. — В знак нашей дружбы я прошу принять от меня пожертвование для солдат, сражающихся в Китае. — И он протягивает капитану заранее приготовленную стовоновую бумажку.

— Нет-нет! — испуганно отстраняет его руками Осанаи. — Извините меня, господин Ли Ду Хан, я немножко суеверен. Я не могу принять от вас эту ассигнацию. Она принесет горе. Я фаталист. Я верю в цифру «пять». У меня пять батраков, я обедаю ровно в пять, я провожу на службе пять часов. Вообще человек так устроен, что он должен уважать цифру «пять», — смеется Осанаи. — Что главное в человеке? Две руки, две ноги и голова: всего пять. На каждой руке и ноге по пять пальцев. У нас пять органов чувств. Теперь вы понимаете, — снова смеется капитан, — почему я не могу принять для солдат божественной империи одну стовоновую бумажку?

Ли Ду Хан понял, что хочет от него капитан. Он хочет пятьсот вон. Но это слишком много. Ему жалко отдавать столько денег. Он сидит опустив голову.

— Я уверен, что цифра «пять» и другим приносит счастье, — снова заговорил Осанаи.

Эти слова разрешили сомнения Ли Ду Хана. Капитан, значит, обещает все устроить. Ну что ж! И помещик тяжело вздыхает.

— О, во имя всемогущего императора и победы в святой войне, — говорит он, уже не глядя на капитана, — я готов не считаться с деньгами.

Осанаи Ясукэ и впрямь оказался хорошим другом. Он сразу вспомнил — и как только мог забыть это! — ведь ему уже приходилось сталкиваться с подобными делами. Он все объяснит своему новому другу, он может даже доверить ему текст секретного распоряжения генерал-губернатора Кореи Абэ Нобуюки. Там говорится, что корейцев нельзя обижать. Если кореец может оплатить стоимость дезинфекции своею дома и если этот дом находится в стороне от грязных хижин, то такой дом никто не имеет нрава сжигать. А Ли Ду Хан вполне мог оплатить расходы по дезинфекции, и усадьба его находилась в стороне от деревни.