Могло ли кому-нибудь прийти в голову, что гийанейцы оставят рацию включенной на автоматический прием именно на этой частоте и именно затем, чтобы перехватить сообщение с их корабля, если таковое последует?
И не мог Игорь Филиппов знать, что впоследствии на Земле было решено поставить на корабль Вийайи только один приемник. Поэтому, когда прошли все мыслимые сроки пролета гийанейского корабля, казалось несомненным, что сигналы услышаны не были.
– Они послали бы нам ответ, – сказал Фогель. – Не могли не послать. Чтобы мы знали: нас услышали. И конечно, они повернули бы обратно, к Земле. Хотя бы для того, чтобы передать нашу радиограмму.
– Да, они не услышали. Впрочем, этого следовало ожидать, – отозвался на его слова Джеммел.
Передатчик остался включенным. К чему было выключать его, пусть работает…
Ровно год экипаж корабля боролся за подвижность. Чего только не испробовали, пытаясь оживить двигатели! Все было тщетно. «Мозг навигации» выполнил свою последнюю задачу настолько основательно, что сделать не удалось ничего, несмотря на все усилия и обостренную опасностью изобретательность. Чуждые землянам агрегаты отказались подчиниться чужой воле.
Оставалось только ждать!
И потянулись дни, месяцы, годы!
Анабиозные ванны ничем не могли помочь. Они сократили бы время ожидания, в лучшем случае, на полтора года. И было решено сохранить их для четверых. Если для землян, которых, считая с техническим персоналом корабля, было шестьдесят человек, объединенных общностью обитателей одной планеты, дружескими чувствами друг к другу и одинаковым умственным и психическим развитием, предстоявшие им годы и годы «заключения» были как-то переносимы, то для четверых дело обстояло во много раз хуже.
– Пусть спят! – решил Фогель. – И ничего не знают. Это единственное и наиболее гуманное, что мы можем для них сделать. Если нас спасут, они проснутся, как и было намечено раньше, а если всем суждена гибель, то совсем не проснутся.
Аэролиты щадили корабль, точно зная, что он не может уклониться от встречи с ними. За все время только один раз локаторы «заметили» некрупный осколок, но и он пролетел достаточно далеко.
Текло время. Прошло пять лет со дня катастрофы.
«Робинзоны» (они привыкли так называть себя с легкой руки Виктора Муратова) с удивлением должны были констатировать, что шестьдесят месяцев прошли совсем не так томительно, как они ожидали. Даже быстро.
Огромную роль сыграло продуманное и осуществленное командованием корабля расписание жизни на «острове». У всех было занятие, никому не позволили проводить время бесцельно.
Космонавты учились. К концу пятого года на корабле практически исчезла разность специальностей. Весь экипаж превратился в универсалистов, могущих заменить друг друга в любой области как в предстоявшей работе на планете Мериго, так и в управлении звездолетом. Все овладели испанским и гийанейским языками.
Исключение составила, по понятным причинам, только одна наука – медицина.
А год назад на звездолете открылась… начальная школа!
Улетая с Земли, корабль имел на борту шестьдесят четыре человека. Теперь на нем было шестьдесят шесть!
Появились два новых «пассажира»… родившихся в космосе!
Мальчик и девочка. Рийагейа и Тамара. Их называли сокращенно: Риа и Тома.
Риа был сыном Виктора и Гианэи, Тома – Владимира и Надежды Поповых.
Первым, четыре года тому назад, родился Рийагейа. Его назвали так по желанию матери.
Когда мальчику исполнилось три года, пришла пора начинать учение. И начальную школу создали специально для него одного.
Предчувствие не обмануло Виктора, когда он пять лет назад начал замечать странности в Гианэе. Ее рассеянность, непонятное равнодушие ко всему, отрешенность – все имело одну причину. Гианэя целиком погрузилась в самоощущения, боясь поверить, что страстная мечта превратилась в действительность.
А когда прошло время и факт уже не вызывал никаких сомнений, ею овладела тревога, разделяемая всеми находившимися на корабле. И особенно, конечно, Виктором.
Всех мучил один вопрос: кто должен родиться?
Землянин или гийанейец? Ответить не смог бы ни один ученый двух планет.
Наиболее вероятным считалось, что родится гибрид двух человечеств, пусть очень сходных, но все же отличающихся друг от друга. Хотя бы продолжительностью жизни, оттенком кожи, особенностями слуха и зрения.
Последнее больше всего беспокоило медиков и биологов. Гийанейцы слышали лучше землян, но слуховой аппарат по конструкции, был тождественным. Иначе обстояло дело со зрением. Гийанейцы видели в инфракрасной области спектра, их глаза были иначе устроены. К чему приведет соединение земного и гийанейского зрения? Кто мог ответить на это?
В одной из бесед с Фогелем глазной врач экспедиции высказал опасение, что ребенок может родиться слепым.
Хорошо, что Виктор и Гианэя не слышали этих слов!
Их обоих интересовало только два вопроса: на кого будет похож их сын (или дочь), и будет ли он здоровым. Все остальное казалось им не стоящим внимания.
– Я хотел бы, чтобы он был похож на тебя, – говорил Виктор.
– Только не это, – отвечала Гианэя. – Он должен быть человеком моей родины.
Под словом «родина» она подразумевала Землю.
Думала ли она о возможности трагического исхода? По-видимому, нет. Ни с ней, ни с Виктором не заговаривали об опасениях медиков.
Год был тревожным.
В составе экспедиции были врачи всех специальностей, от психологов до педиатров. Матери и ребенку не угрожал недостаток высококвалифицированной медицинской помощи. Но волнение, царящее на звездолете, было понятно. Ведь подобное существо должно было родиться впервые!
И вот все позади!
Прошло четыре года. Опасения оказались напрасными, страхи – ложными!
По аллеям оранжерей, в воде бассейнов бегал и плавал, как рыба, стройный красивый мальчик с очень светлыми густыми волосами и равномерно коричневой кожей всего тела.
У него были глаза матери, длинные, косо поставленные, очень темные. Гибкостью движений он походил на кошку – отличительный признак гийанейца. Но видел и слышал он, как земляне. Это было бесспорно установлено. И при самых тщательных и придирчивых осмотрах, которым его систематически подвергали, врачи не находили ни малейшего физического недостатка.
А разум?
Судя по тому, что трех лет от роду Риа свободно владел двумя языками, земным общепланетным и гийанейским, с этой стороны все также обстояло благополучно.
Язык гийанейцев отличался удивительной мягкостью, земной был значительно тверже. Маленький Риа говорил так, что всем невольно казалось – где-то поблизости течет ручеек, переливаясь на камешках.
Гианэя всегда называла сына полным именем – Рийагейа. Виктор и все остальные предпочитали короткое – Риа. Он отзывался на оба имени, привыкнув к ним еще в годовалом возрасте.
Через семь месяцев после Риа появилась на свет Тамара – девочка Земли, которой предстояло стать подругой детских игр сына двух планет.
И через два года они уже играли, как брат и сестра и всегда были вместе.
Рийагейа унаследовал от матери любовь к воде и поразительную плавучесть. Гианэя, нисколько не тревожась, позволяла ему проводить в бассейне столько времени, сколько он пожелает. Но маленькой Томе купать ся еще не разрешали, и девочка часами сидела возле бассейна, наблюдая за резвящимся в воде другом.
Надя Попова была непреклонна, и между нею и Гианэей часто возникали споры по этому поводу.
Две женщины, единственные на звездолете, очень подружились.
Присутствие на корабле, висящем в бездне космоса, двух детей вносило разнообразие в жизнь «робинзонов», отвлекало их от тяжелых мыслей о своей дальнейшей судьбе, но одновременно все чаще и чаще возбуждало еще более тяжелые мысли – о судьбе этих детей.
Что будет с ними?
Если с Земли так и не придет помощь, если спасательной экспедиции не удастся найти корабль, он начнет (вернее уже начал) падение на Солнце. Никто не мог дожить до конца этого падения. И неизбежно настанет момент, когда обреченный звездолет опустеет и в его просторных помещениях останутся только двое – Риа и Тома.