Такова была новая странная империя, на западе прислонившаяся к Балтийскому морю, а на восточных границах своих решавшая вопрос: соединяется ли Азия с Америкою? Но немало людей в России и за границею должна была занимать мысль о будущем этой империи, мысль о том, кто будет преемником великого человека, давшего новое значение своему народу. Старший сын был принесен в жертву этому новому значению; младший, царевич Петр, на котором сосредоточились надежды отца, скоро потом умер; оставался внук, сын Алексея, Петр; но о характере этого шестилетнего ребенка нельзя было сделать никакого удовлетворительного вывода, как нельзя было сделать его и впоследствии; притом объявить маленького Петра наследником престола значило возбудить надежды людей, жалевших об отце его как представителе известного порядка вещей, возбудить опасение людей, которые высказались против Алексея, а на этих-то людей император всего более рассчитывал для поддержания своего дела. В начале 1722 года, во время торжеств Ништадтского мира, происходивших в древней столице, Петр издал устав о наследии престола: «Понеже всем ведомо есть, какою авессаломскою злостию надмен был сын наш Алексей и что не раскаянием его оное намерение, но милостию божиею всему нашего отечеству пресеклось, а сие не для чего иното у него взросло, токмо от обычая старого, что большему сыну наследство давали, к тому ж один он тогда мужеска пола нашей фамилии был, и для того ни на какое отеческое наказание смотреть не хотел. Сей недобрый обычай не знаю чего для так был затвержден, ибо не точию в людях по рассуждению умных родителей бывали отмены, но и в св. писании видим; еще ж и в наших предках оное видим (пример Иоанна III). В таком же рассуждении в прошлом, 1714 году, милосердуя мы о наших подданных, что партикулярные их домы не приходили от недостойных наследников в разорение, хотя и учинили мы устав, чтоб недвижимое имение отдавать одному сыну, однакож отдали то в волю родительскую, которому сыну похотят отдать, усмотря достойного, хотя и меньшому мимо больших, признавая удобного, который бы не расточил наследства. Кольми же паче должны мы иметь попечение о целости всего нашего государства, которое с помощию божиею ныне паче распространено, как всем видимо есть; чего для заблагорассудили сей устав учинить, дабы сие было всегда в воле правительствующего государя: кому оный хочет, тому и определит наследство, и определенному, видя какое непотребство, паки отменит, дабы дети и потомки не впали в такую злость, как выше писано, имею сию узду на себе» Не довольствуясь побуждениями, высказанными в этом манифесте, Петр поручил Феофану Прокоповичу написать подробное оправдание меры; сочинение Феофана вышло под заглавием Правда воли монаршей.

Петр хотел, чтоб подданные присягнули в признании этой воли. В некоторых местах оказалось сопротивление. Раскольники толковали: «Взял за себя шведку, и та царица детей не родит, и он сделал указ, чтоб за предбудущего государя крест целовать, и крест целуют за шведа, Одноконечно станет царствовать швед». Монахи говорили: «Видишь, государь выбирает на свое место немчина, знамо к царевне, а внука своего сослал, и никто про него не ведает, а ныне прикладывают руки, кого он, государь, изволит выбрать». Тарские жители не пошли к присяге; возмутили их полковник Иван Немчинов, козак Иван Подуша, Петр Богачов, Дмитрий Вихорев, Василий Исецкий. В Тару для розыску приехал из Тобольска полковник Батасов, в инструкции которого было сказано, чтоб не ожесточать сопротивляющихся, не заставить их разбежаться. Вследствие этого Батасой освободил Подушу из заключения, отдав на поруки. Но кротость не помогла. Богачов, первый заводчик смуты, ушел, а Немчинов с 60 человеками заперся в хоромах; 49 человек он выпустил, а с остальными поджег под собою порох, но неудачно; все были взяты живые; Немчинов и четыре человека, наиболее пострадавшие от взрыва, умерли, но остальные выздоровели.

Манифест отнимал право у великого князя Петра Алексеевича, который мог быть преемником только по воле деда, если успеет понравиться ему. Но если не понравится, не изберет же Петр совершенно чужого? В церквах поминали царскую фамилию так: «Благочестивейшего государя нашего Петра Великого, императора и самодержца всероссийского, благочестивейшую великую государыню нашу императрицу Екатерину Алексеевну. И благоверные государыни цесаревны. Благоверную царицу и великую княгиню Параскеву Феодоровну. И благоверного великого князя Петра Алексеевича. И благоверные царевны великия княжны». Великий князь Петр стоял ниже теток своих, цесаревен, и потому, естественно, обращали внимание на дочерей Петра, тем более что знали влияние императрицы Екатерины на мужа, и вопрос о браке цесаревен был, следовательно, вопросом первой важности. Беспокоились не в одной России; беспокоились в Вене, где считали своим интересом и своею обязанностью поддерживать права великого князя Петра, родного племянника императрицы римской по матери Австрийский посол вошел с представлениями к петербургскому двору, что великий князь Петр не получает достойного воспитания, живет во дворце окруженный женщинами, вследствие чего может оказаться ни к чему не способным; из этого видно, что его императорское величество не хочет объявить его наследником престола; но может ли отсюда произойти что-нибудь доброе, кроме нарушения союза между двумя империями? Посол объявил при этом, что слышал, будто цесаревна Анна Петровна будет выдана замуж за Александра Нарышкина, которого император объявит своим наследником, а цесаревна Елисавета выйдет замуж за герцога голштинского.

Слух о браке цесаревны Анны с Александром Нарышкиным, попавший, как мы видели, и в иностранные газеты, оказался ложным. Петр, сильно хлопоча, чтоб младшая цесаревна вышла замуж за французского короля, долго медлил дать свое согласие на брак старшей с герцогом голштинским. После Ништадтского мира герцог остался в России, но Петр молчал о свадьбе. Император сбирался в далекий Персидский поход, с ним уезжала и Екатерина, особенно расположенная к герцогу, а тот все не объявлялся женихом. Бассевич обратился к Петру с письмом: «Ваше императорское величество, милостивейше рассудить изволите, как доволен и сердечно рад я был, когда его королевское высочество поручил мне свои дела и ваше величество обнадежили меня в Вене чрез генерала Ягужинского. А теперь с особенною печалию вижу, как его королевское высочество сердечно сокрушается, что ваше величество так затрудняетесь выдать за него одну из государынь цесаревен. Что может ваше императорское величество удерживать от заключения этого союза? Род его между владетельными домами один из самых знаменитых; он, слава богу, достаточно умен, никакого лукавства в нем нет, а богобоязливость и скромность его обещают цесаревне жизнь самую желанную. Права его на короны и княжества явны. Цесарь никогда не отступится от своей гарантии насчет Шлезвига; несомненно, что цесарь лучше желает видеть шведскую корону на голове его королевского высочества, чем принца гессенского. Если бы возможно было вашему императорскому величеству примириться с королем английским, то Англия за согласие на уступку Бремена и Вердена всячески помогла бы его королевскому высочеству в делах шлезвигском и шведском. Прусский двор исполнит желание герцога, который дал свое согласие насчет Померании. Голландия желает помочь герцогу, король польский также. Кардинал Дюбуа посланнику герцогову обещал, что когда ваше величество своим министрам указ дадите, то Франция помогать герцогу готова. Любовь шведской нации к его королевскому высочеству во Франции довольно известна, а когда бы узнали, что герцог стал зятем вашего величества, то еще сильнее стали бы помогать в надежде на будущую дружбу, и таким образом большая часть государств и знатные люди в Швеции, которые, может быть, еще не склонны к герцогу, возьмут его сторону; а ваше императорское величество такое важное и славное дело без войны совершите. Вашему величеству, как прозорливому монарху, довольно известно, что все государства завидуют вашему увеличивающемуся могуществу, которое они по смерти вашего величества будут стараться подорвать; но если ваше величество или ваш наследник будет в союзе с Шведским государством, то враждебные действия всего света будут напрасны, а союз с Швециею всего лучше сможет состояться посредством герцога, ибо он многих там имеет на своей стороне; другие очень многие будут бояться, что ваше величество в опасное время зятя своего не оставите, а из истории известно, что маленькое войско достаточно для низвержения противников в такой стране, где имеется много доброжелательного народа. На сейме сто тысяч рублей могут много сделать, а эту сумму выдать готовы с охотою. Лифляндские и эстляндские жители обязаны всегда поступать по воле вашего величества. Если, ваше императорское величество, его королевскому высочеству одну цесаревну пожалуете, то в Швеции люди, преданные герцогу, свободнее станут обнаруживать свою преданность. Если вашему величеству не угодно будет старшую цесаревну выдать, то герцог будет доволен и младшею. Сколько я мог усмотреть, герцог обеих государынь цесаревен квалитеты сердечно любит. А способнее и лучше бы, по летам, жениться ему на старшей цесаревне». Сам герцог написал: «Так как до настоящего времени по многократному нашему исканию не имел я счастия получить ваше отеческое соизволение на брачный союз с ее высочеством цесаревною, то снова покорнейше представляю возрастающее в себе чувствительное беспокойство. Надеюсь милостивейшего и скорейшего выслушания, потому что от продолжительнейшего молчания принужден опасаться невозвратимого убытка и мне более в такой неизвестности быть невозможно». Петр отвечал: «Светлейший герцог, дружелюбно любезный племянник! Два ваши письма, единое от вас самих, другое от министра вашего Бассевича, я принял, в которых содержание двух дел, первое о свойстве чрез вас с домом моим; другое, чтоб вам помочь в ваших делах, к чему многие потентаты охоту имеют, ежели мы приступим, на что ответствую, что я с оными потентатами со всею моею охотою вступить готов и трудиться по всякой возможности в том деле. Что же принадлежит о супружестве, то и в том я отдален не был, ниже хочу быть, понеже ваше доброе состояние довольно знаю и от сердца вас люблю; но прежде, нежели ваши дела в лучшее состояние действительно приведены будут, в том обязаться не могу, ибо ежели б ныне то я учинил, то б иногда и против воли и пользы своего отечества делать принужден бы был, которое мне паче живота моего есть».