«Не хватает людей! Людской материал расходуется, а притоку нет. Если можно, пришлите побольше буржуазии. Товарищи коммунисты расхватали командные должности, а над кем командовать – неизвестно! И работать некому. С буржуазией же пришлите и патронов, ввиду угрозы буржуазного саботажа. В случае отказа буржуазии явиться к нам – наловите их побольше и пришлите.

С коммунистическим приветом – совет народных комиссаров».

Четвертая и последняя записка была всего в три слова:

«Настойчиво требуем интервенции». Прошел год.

Однажды Стамболийский вдруг вспомнил об опытной коммуне и сказал:

– А как моя коммуна? Пригласите представителей общественности и прессы – любопытно съездить и посмотреть внутрь, что у них там.

Поехали.

Когда подошли к воротам – внутри была тишина…

– Откройте ворота!

Не успели открыть ворота, как оттуда выскочил человек с искаженным от ужаса лицом и помчался по полю, оглашая воздух страшными криками:

– Городовой! Городовой!..

За ним вылетел другой, держа в руке нож и крича первому:

– Стой, дурак! Куда ты? Я только кусочек. Что тебе, правой руки жалко, что ли?

Их поймали.

– Куда вы бежали? Кто этот другой?

– Это командующий вооруженными морскими и сухопутными силами. Он хотел меня съесть.

– Сумасшедший, что ли?

– Какой сумасшедший – есть нечего!

– Позвольте! А ваша промышленность?! А сельское хозяйство?! А мои продукты?!

– Пойдите, поищите. Сначала социализировали, потом национализировали, потом трестировали, так все и поели.

– А где же остальные?

– Да вот остальных только двое. Третьего дня пообедали председателем комитета по распределению продуктов – последнего доели.

– А почему из ворот такая вонь?

– Ассенизации не было! Все сделались председателями, а город чистить некому.

Стамболийский закрыл нос надушенным платком, который ему дала сердобольная дама, покачал головой и задумчиво сказал:

– Такая была простая идея – устроить «опытную коммуну», и только одному мне она пришла в голову. Закройте ворота. Оттуда тифом несет.

От автора:

– Надеюсь, мой дорогой читатель согласится, что детали проекта Стамболийского разработаны мною совершенно точно.

Скорая помощь

Если бы одна из мировых конференций происходила не в роскошном палаццо, украшенном бронзой, мрамором и коврами, а происходила бы она на берегу честной русской реки, то вот бы как протекали ее заседания по русскому вопросу.

Пустынный, неприветливый, унылый берег реки…

В реке тонет человек.

Его судорожно сжатая рука то показывается на поверхности воды, то снова скрывается, а когда из воды на несколько секунд показывается голова – тихий воздух оглашается страдальческим воплем.

На берегу кучка людей.

Расселись на камушках, смотрят.

Кто посасывает коротенькую трубочку, кто жует табак, кто затягивается сигарой.

Смотрят.

– Сэр! Никак там человек в воде?

– Да, мусью, он, кажется, тонет.

– Да, и мне тоже кажется. Для простого купанья это слишком судорожно.

– Я думаю, он просто в водоворот попал. Как вы думаете, какой он национальности?

– Безусловно, русский!

– Н-да… Нет ли огонька, сэр? Проклятая сигара второй раз тухнет.

– Сделайте ваше такое одолжение. Гм… да! А ведь, знаете, может потонуть человек!

– И очень просто.

– А хорошо бы спасти его, а?

– Замечательно бы.

– Взять бы да вытащить!

– Да на сухое бы место!

– Да суконкой бы его хорошенько растереть!

– Да коньяку бы ему влить в рот!

– Пожалуй, я бы суконку дал!

– А я бы коньяку полбутылочки пожертвовал!

– Ну?..

– Что ну?..

– Вся остановка за тем, что вытащить его надо.

– Еще бы не надо. И как еще надо!

– Взять бы за волосы…

– Ну что вы. Как же можно такой некультурный способ! Да позволь я себе сделать такую грубость – рабочая партия в нашей Палате такой бы запросище двинула!

– Тогда, может быть, сделаем так: бросим ему в воду и суконку и коньяк – пусть сам разотрется и выпьет.

Бросили.

– Не долетело. Видите, потонуло.

– Н-да! Если бы у меня не новый френч, да не холодная бы вода, я бы…

– Знаете что? Мысль! Давайте бросим ему спасательный круг?

– А где он?

– Он в сторожке у старого сторожа.

– А сторож где?.. Дома?

– Нет, он в гостях у знакомых.

– Не пошел ли он в таверну «Рыбий глаз» в Нижнем Городе, а если его и там нет, надо искать у его сестры. А может, и у зятя. Можно сначала послать к его знакомым, нет его там – пошлем в таверну, нет в таверне – к сестре, нет у сестры – к зятю.

– Значит, сторожка заперта?

– Заперта. А нельзя ли взломать дверь? А то того и гляди этот потонет!

– Что вы, как же можно ломать чужую дверь? Давайте пошлем за ключом к сторожевым знакомым!

– А если он уже оттуда ушел?

– Значит, в таверне.

– А кого мы пошлем?

– А вот мальчишка бежит. Эй, мальчик, алло! Старого сторожа из сторожки, в которой спасательный круг – знаешь? Возьми у него ключ от спасательного круга. Для этого пойди сначала к знакомым, потом в «Рыбий глаз», нет его там – пойди к зятю, потом к сестре…

– Сейчас не могу: для мамы в аптеку бегу.

– Вот осел-то! Ну сбегай в аптеку, отнеси лекарство, а потом и иди за сторожем!

Когда мальчик скрылся с глаз, кучка людей успокоилась и снова вернулась к безмятежному куренью, жеванью и посасыванью.

– Сэр!

– Мусью?..

– Я думаю, что мы сделали все, что могли.

– О, yes![39]

– Мы не вытащили его за волосы!

– Потому что это было бы насилием!

– Мы не взломали двери сторожки!

– Потому что это было бы незакономерно!

– И наконец, бросили ему суконку и коньяк!

– Не наша вина, что все это потонуло!

– Глядите-ка! Не кажется ли вам, что пузыри пускает?

– Конечно: это от удовольствия, что помощь близка.

Старого сторожа нашли только к вечеру. На пленарном заседании конференции. Избранник рабочей партии, он как раз в этот день произносил очередную речь, посвященную возрождению России.

Гибель Козявкиных

Жила-была в Москве простая русская семья – Козявкиных. Одним словом, семья как семья, короче говоря:

– Советская буржуазная семья.

А еще короче говоря:

– Совсемья совбуров.

Вот сидела однажды эта семья за утренним чаем, или, короче говоря, за какой-то мутной бурдой из смеси сушеной малины и лаврового листу, а вместо сахару ели черный, осиный мед.

В одной руке отец семейства держал кусок хлеба, в другой газету.

Хлеб был грязный, как мочалка, и газета была грязная, тягучая, как мочалка.

Жена перемывала стаканы, сделанные из пивных бутылок, и перетирала их куском кретона, отодранного от дивана.

– Вот тебе, – сказал муж, – опять этот идиотический Ленин талдычит о продналоге. Ограбили бедных мужичков соверш…

Жена пошевелила головой и сделала молниеносный знак глазами…

Муж испуганно оглянулся: за спиной его стояла кухарка.

– Да… взял Ленин у этих проклятых мужичишек хлеб – так им и надо: пусть подыхают, лишь бы жила и благоденствовала симпатичная советская власть!.. Так-то, Анисья, голубчик…

– А на обед чего? – угрюмо спросила Анисья.

– Откуда же мы знаем, – пожала плечами жена, щекоча пальцем лежащего на подоконнике худого кота. – Что сегодня выдают в очереди? Картошку и мыло? Ну, значит, обед из картошки.

– Это что ж, мне, значит, пять часов в очереди стоять? – еще угрюмее спросила Анисья. – И когда же все это кончится?! – вдруг завыла она в голос. – При царе-то и картошка была, и говяда, и хлеб чистый белый, а как это жулье поналезало…

Она вдруг опомнилась, пугливо покосилась на хозяев и закончила: