Изменить стиль страницы

Снова ночь, и опять глубина 80 метров, которая чем-то полюбилась сельди. Идет обычная работа: четко постукивают эхолоты, зеленоватым светом вспыхивает экран термосолемера, к иллюминаторам прильнули фигуры гидронавтов в канадках. На исходе ночи, уступив свое место у эхолота Фомину, я задремал. Вдруг меня разбудил толчок в спину: «Вас просит к себе гидроакустик». Спешу в центральный. Васильев молча передает мне наушники шумопеленгатора. Отчетливо слышу громкие звуки, напоминающие не то крысиный писк, не то посвистывание. Запрашиваем первый отсек, что они видят. В иллюминаторах и на эхолоте одно и то же — сельдь. Внезапно писк прекратился. Одновременно сельдь исчезла из поля зрения наблюдателей и эхолотов.

Но вот снова эти звуки, и снова сельдь видна в желтом зареве прожекторов. По звукам чувствуется, что это не одна и не две рыбы. Их много, они окружают своим пением лодку со всех сторон. Включаю гидролокатор — да, сельдь по всему горизонту. Вот теперь и скажи: «Нем, как рыба!» А она даже в полусне болтлива, как сорока.

— Что если попробовать искать сельдь по ее голосу? — спрашивает Васильев.

Записав рыбьи «песни» на магнитофон, чтобы продемонстрировать их потом во ВНИРО, оставляю гидроакустиков у приборов и ухожу. Наш научный багаж увеличивается — нежданно-негаданно появилась пленка с записью «разговора сельдей».

Впрочем, известно, что еще в древности финикийские рыбаки находили по звуку стаи барабанщиков — распространенной и в наши дни рыбы Средиземноморья. «По голосу» находят рыбу малайцы: рыбацкий старшина, который так и называется — «слухач», свешивается с лодки, погружает голову в воду и, услышав крик тунцов, дает сигнал. Опускают сеть, и начинается лов.

Впервые со звуками рыб меня познакомил Алексей Константинович Токарев, изучавший шум биологического происхождения в Черном море. Он собрал интересные факты и собирался расширить круг исследований. Вернувшись из антарктической экспедиции, Токарев тяжело заболел и скоропостижно умер. Имя этого пытливого человека носят мыс и остров в восточной части Антарктиды.

Впоследствии в Северной Атлантике мне удалось в наушниках шумопеленгатора слышать «разговор» акул.

«Миром безмолвия» называют иногда подводное царство. Но тишина эта обманчива. В южных морях вы услышите в глубине и лай ставриды и цоканье кефали. Вот раздается отдаленный стук отбойного молотка. Это барабанщик. На этот зов отвечает барабанной дробью другая рыба, третья… Любопытно, что по голосу рыб можно в какой-то степени определить их характер. Жирный неповоротливый морской налим хрюкает и урчит, как свинья, завидя пищу. Ленивая сонная сельдь пищит и мурлыкает, как пригревшаяся кошка. Но вот слышится разбойничий свист, улюлюканье. Зто, пугая вскрикивающих селедок, в косяк врезается акула. Доносятся стон и хруст пожираемой рыбы. На чавканье и крики спешат другие хищники…

Свое предложение искать сельдь по голосу Васильев реализовал довольно быстро. Спустя некоторое время после того, как я ушел от акустиков, репродуктор объявил:

— Косяк прямо по курсу!

Оказывается, Васильев, включив шумопеленгатор, услышал настоящий кошачий концерт и второпях объявил о косяке. Торопливость в таких делах — вэщь, конечно, вредная, но в данном случае она не подвела. На скопление сельди указали и эхолоты. А через час таким же образом было обнаружено еще одно скопление.

По-своему оценила это событие редколлегия газеты, готовившая последний, прощальный номер. «Рыбий глаз» был срочно переименован в «Рыбий глас»…

«Месяцева» мы увидели издали. Среди разбросанных по горизонту тусклых огоньков он был подобен пылающему острову. Чтобы облегчить «Северянке» поиски, капитан Валерьян Федосеевич Козлов распорядился включить всю светотехнику. Сверкающие столбы прожекторов упирались в облачное небо, ярко горели огни на мачтах, чуть слабее поблескивала мерцающая цепочка иллюминаторов.

Медленно и осторожно подошла лодка к «Месяцеву» на расстояние, которое позволяло поговорить в рупор. После приветствий и «сто тысяч почему» было решено, что завтра засветло я переберусь на НИС для согласования конкретного плана работы. Сейчас в темноте спускать шлюпку и пересаживаться было небезопасно.

С нетерпением стали ждать наступления утра 15 января — многим почти одновременно пришла в голову идея, о которой до этого никто не помышлял. Присутствие рядом корабля, приспособленного для ловли рыбы, вызвало у нас своего рода рефлекс, особенно ярко разгоревшийся на фоне уже изрядно надоевшего мясного и консервного стола. Страшно захотелось свежей рыбки. Запрашиваем Козлова: «Рыба есть»? — «Нет» — «А показания эхолота есть?» — «Нет». И у нас чистые эхолоты. Тогда просим «Месяцева»: «Стойте на месте, снова включите все огни», — и погружаемся рядом.

«Северянка» без хода медленно пошла вниз, и уже на глубине 20 метров эхолот зафиксировал рыбу, максимум которой был на 80 метрах. Дальше погружаться не стали. Когда мы всплыли и совершенно уверенно попросили «Месяцева» поставить небольшое количество сетей на горизонт 80 метров, Валерьян Федосеевич заколебался. Пустая, дескать, затея. Но, перебраниваясь в рупор, мы все-таки его перекричали.

Теперь настала наша очередь не мешать. «Месяцев» отошел навстречу ветру примерно на одну милю и начал выметывать дрифтерный порядок, постепенно спускаясь к нам все ближе и ближе. «Северянка», изредка включая гребные электромоторы, деликатно выдерживала расстояние.

Несмотря на глубокую ночь, спящих на лодке почти не было — все оживленно разговаривали, настроение поднялось. Еще бы — завтра заключительный этап. Черный хлеб кончился, воду для питья и мытья вымаливать у механика приходится христом-богом, призрак бани носится над нами денно и нощно.

И наступил день. Он впервые пришел почти безветренный и заблистал солнечными лучами на пологих изгибах могучей океанской зыби, на литой чешуе сельдей, трепетавших в выбираемых сетях.

В 10 часов, когда вполне рассвело, от «Месяцева» отошла шлюпка. Она то скрывалась за волной, то вздымалась на уровень мостика «Северянки». Гребцы, сидевшие в спасательных пробковых жилетах, потратили много сил, чтобы подойти к нам. Со шлюпки подали конец, и ее сразу начало колотить о стальной борт подводной лодки. Выбирая момент подъема на волне, на шлюпку по очереди спрыгнули Китаев и я с мешком воблы и банкой консервированных галет — в дар месяцевцам. В доказательство нормальных экономических взаимоотношений в океане со шлюпки на подводную лодку поступило два больших рогожных куля со свежей сельдью.

На НИС выбираться было легче, поскольку его качает меньше и с борта свисает удобная веревочная лестница с деревянными ступеньками — шторм-трап.

На «Месяцеве» мы подробно поговорили о том, как эффективно понаблюдать за постановкой сетей. Дело в том, что во время лова это сделать невозможно.

На глубине 80 метров, где находилась обычно сельдь, даже днем было темно. Если бы мы включили все наши светильники, то и тогда, чтобы увидеть сеть, вернее, ее какую-то часть, надо было подойти вплотную. Однако идти вдоль дрифтерного порядка, строго удерживая такое расстояние, было технически невозможно и к тому же опасно — можно было запутаться в сетях или порвать их.

Поэтому оставалось одно — посмотреть на дрифтерный порядок на небольшой глубине, где нет рыбы, но много света. Наблюдение и за «неработающей» сетью представляло интерес прежде всего с инженерной точки зрения: как распределено полотно сети, достаточно хорошо расправлено или есть на нем изгибы и складки. Решили выставить порядок на глубине 15 метров, а «Северянка» должна пройти ниже сетей под острым углом к ним и затем повернуть, удерживая дрифтерный порядок в поле зрения верхнего иллюминатора.

Обо всем договорившись, спешу «домой», на «Северянку». Задул ветер, на волнах появились белые барашки. Подниматься из шлюпки на лодку было труднее. Всех вытягивали по одному веревочной петлей, наподобие лассо. Тут не обошлось без ледяного душа, но когда я спустился вниз, ароматная уха заставила меня забыть об этих неприятных минутах.