Глава шестая

1

Утром пораньше Петюша собрался на Клятую шахту. Он живо сварил похлебку, накормил Ленушку и Осипа и отнес поесть деду Роману. В низкой, полутемной избе старик лежал на лавке пластом — громадный, иссохший, костлявый. Лицо его было неподвижно, но открытые глаза жили; в них будто застыло удивление: какая сила могла свалить его громадное и все еще могучее тело! На свету сквозь серебро окладистой бороды рисовался выдавшийся острый подбородок.

— Слышишь? — спросил Петюша, склонившись к Роману.

Старик чуть шевельнулся, закрыл и снова открыл глаза.

— Без памяти был три дня, — сказал Петюша. — Есть хочешь?

— Мне не надобно. Ты Ленушке…

— Кормлена Ленушка. Потом захочешь, так Ленушке скажешь, она покормит.

Он уже направился к двери, когда зашелестел голос старика.

— Ну? — спросил Петюша. — Чего тебе?

— Сказывала Ленушка… Подрядились вы с Осипом… продушной ходок искать?

Снова Петюша наклонился к нему. По-видимому, наступила та редкая и неожиданная минута, когда сознание и память возвращались к старику почти полностью. Его глаза, обычно тусклые, непрозрачные, теперь прояснились. Петюша знал, что эти минуты проходят быстро.

— Подрядились мы… Завтра пойдем с Осипом. — Он приблизил губы к уху старика: — Ты, дедко, в Клятой шахте робил, ты продушной ходок, должно, знаешь… Ты скажи!.. Шахте требуется… И Ленушку в школу возьмут. Что ей темной жить! Ты скажи, дедко, слышь?

Он допытывался нетерпеливо, настойчиво и вдруг увидел, что глаза старика снова заволакиваются туманом.

— Не ходи. — проговорил Роман. — С Клятой шахтой свяжешься, как Ленушка будет? — Беспокойство, тоска придали сил этому почти мертвому существу, Роман приподнял голову: — Ты Ленушку не кидай!

Затем бред снова вернулся к Роману — обычный бред, бессмысленная путаница, в которой ничего нельзя было понять. Петюша подождал немного, раздосадованный и разочарованный, вышел, закрыл за собой дверь и побежал в избу Осипа.

Накануне Осип и Петюша долго обсуждали план похода в Клятый лог. Осип, казалось, по-настоящему заинтересовался этим делом, но к утру от увлечения не осталось и следа; он сидел на лавке в своей обычной позе, равнодушно глядя в окно.

— Ты вот что… — отрывисто проговорил Петюша. — Чем так сидеть, ты бы к Глухих сбегал, нашу брезентовую куртку стребовал. Взял, так пускай отдаст. И хлеба в Баженовке прикупи, а я с шахты принесу. Может, в логу ходить будем долго, а с чем Ленушку и деда оставим?

Его слова Осип принял вглухую.

— А ты скорее ворочайся, я ждать стану, — откликнулась девочка, перебиравшая в уголке свои книжки с картинками, тысячи раз читанные и давно заученные.

Петюша свернул в трубку заплечный мешок, велел Ленушке далеко от дома не бегать, повторил Осипу свой приказ о брезентовой куртке и отправился в путь.

День выдался душный, парной, солнце светило неярко, но жгло сильно. Что с того! Дорогу до Клятой шахты Петюша осилил, не позволив себе ни минуты отдыха. Он так и этак обдумывал будущий поход на поиски продушного хода и в уме сосчитал все копушки, которые ему пришлось видеть два года назад во время «глубокой разведки» по заданию штаба «красных» в комсомольской игре. Он мысленно наметил маршрут своего похода с Осипом и живо представил, как на пионерском сборе после каникул расскажет ребятам о своей помощи Клятой шахте.

Думал он конечно, и о Ленушке, о том, как хорошо было бы 1 сентября побежать в школу вместе с Ленушкой, чтобы не томилась она в зимние дни дома. Это была одна из самых больших его забот, и он очень высоко ценил обещание Павла Петровича воздействовать на неумолимую Софью Андреевну, которая никак не соглашалась открыть двери школы перед шестилетней Еленой Осиповной.

Словом, у Петюши было достаточно оснований спешить к Павлу Петровичу, и он будто летел к своей цели.

2

Ему повезло: за своротком со старого тракта на Короткой гати, там, где стучали топорами плотники, одевались продрогшие, с посиневшими губами Павел Петрович и несколько парней. Умерив шаг, Петюша приблизился с независимым видом человека, уверенного, что явится ко времени, когда бы ни пришел.

— Здравствуй! — дружелюбно приветствовал его Павел Петрович. — Жаль, что ты опоздал. Помог бы нам таскать скобу из болота. — И он показал на кучу мокрой крепежной скобы, лежавшей на бревенчатом настиле гати. Потом обратился к молодым парням: — Вот наш первый ходок в Клятый лог. Он проложит дорогу, а в воскресенье, если понадобится, мы двинемся…

— Да он и сам найдет! — пошутил белобрысый плотный и мускулистый паренек, подпрыгивая на одной ноге и мотая головой, чтобы вылилась вода из ушей. — Это мой баженовский земляк, я его знаю… Самый лучший геолог в нашем районе… Такой найдет, честное мое!

Парни засмеялись. Петюша насупился, покраснел, но ни слова не ответил Мишке Первухину из баженовской Гилевки.

— Ничего, не хмурься, малец! — сказал Павел Петрович. — Я уверен, что Миша Первухин не шутит и вы с Осипом сходите в лог удачно. — Он обратился к молодому человеку в вельветовой черной ковбойке с застежкой-молнией, в галифе и ярко начищенных кожаных крагах: — А резы на стойках, на самом деле, чересчур глубокие. Как это получилось, товарищ Корелюк?

— Честное слово, товарищ начальник, скаженная эта гать! Как мы ее ремонтировали, я же, ну, за каждой щепкой следил. Я бы такой брак увидел, не слепой же!

— Остается думать, что резы умышленно углублены уже после ремонта гати. Но где доказательства? Как только Заремба вернется из Новокаменска, пришлите ко мне.

Они с Петюшей направились к шахте. Павел Петрович молчал, точно забыл о своем спутнике, и Петюша чувствовал себя совсем маленьким рядом с этим большим, серьезным человеком.

— Дело обстоит так, Петюша, — проговорил Павел Петрович. — Вчера мы условились с шахтными комсомольцами о поисках вентиляционного шурфа. В воскресенье устроим поход в Клятый лог, пройдем по всему ближнему борту. Твой поход я теперь рассматриваю только как предварительную разведку. Разыщи отвальчик, о котором ты говорил, припомни местность. Ведь ты поднял кристалл два года назад… В воскресенье поведешь нас. Но условие вот какое: ты идешь в лог непременно с Осипом.

— С Осипом пойдем, — заверил его Петюша и добавил: — Да я ведь и сам в лог хаживал.

— Нет, только с Осипом! — остановил его Павел Петрович. — Ты же вчера говорил мне, что чуть не утонул в болоте… Дай мне слово, что сделаешь, как я требую.

— Честное пионерское! — серьезно ответил Петюша.

— В старые, некрепленые копушки с Осипом не ходите, мало ли что может случиться. Понял?

— Понятно…

— Я написал моей матери о Ленушке.

— Спасибо! — сказал Петюша.

На шахте Петюше пришлось побывать в самом начале восстановительных работ, когда люди жили в палатках и шалашах, сводили лес, обстраивались. С тех пор все изменилось. Перемены начинались у самого тракта, который в этом месте пересекала высоковольтная линия, шагавшая через горы и тайгу своими высокими опорами. Неподалеку от тракта белела будка понизительного трансформатора. На черной железной двери, как полагается, была нарисована страшная мертвая голова и скрещенные кости, красная надпись грозила: «Не трогай, убьет!», но Петюша знал, что через белую будку по блестящим проводам, протянувшимся над новенькими гатями и гладкой дорогой, в поселок идет электричество, идет сила.

Очень заинтересовал Петюшу небольшой экскаватор, работавший на площадке перед бараками: он срезал лопатой-совком землю, рыл длинную канаву для фундамента нового дома. На площадке копошился народ, плотники обтесывали бревна, женщины настилали тротуары вокруг пустого места. Здесь должны были вырасти новые дома и продолжить поселок, который уже родился: по обе стороны дороги стояли аккуратные бараки под этернитовыми крышами, из открытых окон доносилась радиомузыка, белье сушилось на веревках, горланил петух, хлопая крыльями.