Объезжая епархию, он обратил внимание на то, что повсюду разрушены ограды кладбищ. Обе воюющие стороны использовали камни из оград для возведения укреплений. Он обратился с просьбой к губернатору провинции дать денег для восстановления оград и передал на это часть средств из дохода епархии.
Он был одним из первых во Франции епископов, кто стал выполнять решения Тридентского собора (1545–1564). В одном из них говорилось, что каноники плохо знают службу, а многие даже по сути дела невежественны, что необходимо начать подготовку будущих священников. В 1612 году в Люсоне была открыта первая духовная семинария. Он привлек к службе в своей епархии членов двух новых религиозных орденов, ораторианцев и капуцинов.
К сожалению, о его деятельности в качестве епископа не осталось никаких документов. Они были уничтожены во время гугенотского восстания в 1622 году.
Пока что речь шла о внешней стороне деятельности Ришелье. Рассмотрим, как складывались его отношения с капитулом — его предшественник находился с ним в ссоре, — и как ему удалось нейтрализовать гугенотскую оппозицию.
Начиная с 1584 года, когда епархия была отдана семье кардинала, доход от нее за вычетом сумм, о которых уже говорилось, шел «отсутствующему епископу», то есть фактически мадам дю Плесси, жившей в своем замке в ста двадцати километрах от Люсона. Между капитулом и «отсутствующим епископом» давно разгорелся спор, какая часть дохода предназначалась капитулу и какая епископу. Дело осложнялось еще и тем, что капитул имел право сам собирать налоги, так как городские власти подчинялись ему. С другой стороны, мать «отсутствующего епископа» посылала своих людей собирать налоги в сельской местности. Это дало повод капитулу считать себя ограбленным, а матери епископа утверждать, что она недополучает того, что ей положено.
Молодой епископ, впервые за двадцать с лишним лет поселившийся в своем особняке, в конце концов нашел выход из тупика. Вероятно, именно здесь, обсуждая спорные вопросы со своими канониками, он начал учиться искусству вести переговоры, в котором потом не знал равных.
В отношениях с гугенотами он сразу же занял твердую, но вполне разумную позицию. Хорошим примером его политики терпимости может служить решение спора о строительстве кальвинистского молельного дома вблизи собора. Он твердо стоял на том, что строительство должно быть прекращено, но не потому, что соседство молельни было оскорбительно для католического храма, а потому, что между гугенотами и католиками могут начаться стычки. Он, однако, не возражал против того, чтобы молельный дом был выстроен в другом месте, и даже дал денег на покупку участка.
Он настоял на том, чтобы десятая часть от собранного каждым крестьянином урожая пшеницы, ячменя, овса или ржи выплачивалась приходскому священнику точно так же, как и кальвинистскому пастору.
Он строго запретил хоронить дворян-гугенотов на кладбищах при католических церквях. Это уже привело к тому, что в столкновениях между гугенотами и католиками были человеческие жертвы. Гугеноты сначала были против, но он был непреклонен, и они в конце концов согласились.
В провинции Пуату было три епархии: в Пуатье, в и в Люсоне. Епархия в Маллерё, находившемся от Люсона всего в тридцати пяти километрах, была полностью в руках гугенотов. Конечно, только тем, что молодой епископ завоевал у своей паствы огромный авторитет, можно объяснить полное господство католиков в люсонской епархии.
Сразу же после приезда он собрал все духовенство епархии и собирал его потом еще несколько раз. Вероятно, многие из пожилых и старых священников дивились его молодости и его уму. Он начал рассылать приходским священникам памятки с указанием общих праздников и приходских, начал борьбу со всякого рода суевериями, распространившимися среди крестьян за время войн. По его требованию приходским священникам стали давать книги, он стал поощрять их к чтению и размышлению. Сохранились некоторые из его посланий, написанных в строгом, но ясном стиле твердой рукой, которая умела держать не только перо, но и шпагу.
Для того чтобы понять Ришелье как человека и как политика, необходимо остановиться на проводимой им в течение всей его жизни политике терпимости, которая была начата им еще в Люсоне.
Начнем прежде всего с того, что понятие «терпимость» имело совсем другой смысл для Ришелье и его современников, чем для нас. Мы вкладываем в это понятие следующий смысл: мы не возражаем и не предпринимаем никаких действий, если кто-либо выступает с какими-то идеями или что-то делает — не противозаконное, конечно, — даже если большинство из нас относится к ним враждебно, точно так же, как и каждому из нас разрешены идеи и действия, быть может вызывающие враждебное чувство у современников. Это определение включает в себя трансцендентную религию, то есть идеи и действия, которые не могут быть доказаны или объяснены.
Возьмем, к примеру, охоту на лис, к которой в Великобритании многие относятся вполне терпимо, тогда как некоторые считают ее отвратительным явлением; в то же время большинство британцев не любят католическую мессу, но относятся к ней вполне терпимо. Однако петушиные бои и полигамия признаны нетерпимыми. Во Франции терпимо относятся к неярко выраженной порнографии, но в Ирландии любая ее форма признана нетерпимой. В Соединенных Штатах терпимо относятся к атеистическим идеям, зато ввоз и продажа вина нетерпимы и наказуются.
Есть такие действия и такие идеи, которые во все времена и повсюду были нетерпимы и запрещены и навсегда такими останутся. Есть такие, которые большому числу людей или даже подавляющему большинству людей кажутся отвратительными, но к ним относятся терпимо.
Следовательно, понятие «терпимость» не несет в себе никакого политического смысла, кроме каких-то особенных применений. Если кто-то говорит: «Я поддерживаю терпимость», то его заявление лишено какого-либо смысла, если только он, как и те, к кому он обращается, не имеют в виду терпимость в отношении каких-то определенных действий или каких-то определенных идей.
В наши дни под терпимостью обычно понимают отношение к взглядам и убеждениям, связанным с трансцендентной религией, когда положения религии не подтверждаются с помощью наших пяти чувств и не могут быть доказаны. Нас убеждают относиться к ним терпимо, поскольку они не наносят никакого ущерба общественному порядку, благосостоянию людей или их здоровью и, разумеется, не являются причиной бедствий.
Во времена Ришелье во Франции, да и во всей Европе, это слово имело совсем другой смысл. Оно означало, что королевская власть во Франции, опирающаяся на большинство населения страны, исповедующее католицизм, разрешала части своих подданных использовать другие догмы и выполнять другие ритуалы, хотя люди, управлявшие страной, понимали, что кальвинистская религия находится в вечном споре с католицизмом, а сами кальвинисты относятся враждебно к своим согражданам-католикам. В основе политики терпимости по отношению к гугенотам лежали две идеи: первая — единство нации должно быть превыше всего, и вторая — насильственные действия против отступников принесли бы больше вреда, чем пользы.
Большинство полностью принимало первую идею, и лишь очень немногие помнили то время, когда христианский мир был единым, и считали, что христианское единство важнее национального. Ришелье посвятил всю свою жизнь этим идеям. Но проявление терпимости к отступникам было лишь одним из способов обеспечить единство нации; другим было уничтожение отступников, поскольку они были в меньшинстве. Ришелье был реально мыслящим, не имеющим ни малейшей склонности к визионерству политиком. Вот почему он принял решение проводить политику терпимости, а не уничтожения по отношению к гугенотам.
Английское правительство, выполнявшее волю тех, кто разбогател благодаря грабежу церковных земель и имущества — во главе его стояли отец и сын Сесилы (1559–1612), — приняло совершенно другое решение.
В Англии национальное единство было достигнуто с помощью искоренения католической веры. Когда Ришелье приехал в Люсон, этот процесс был еще далеко не завершен. Спустя восемьдесят лет в стране почти не осталось католиков, и национальное единство было достигнуто на протестантской основе. Таким оно остается и поныне.