Вы спросите, каким он был внешне? У него было бледное, несколько вытянутое, продолговатое лицо, обрамленное длинными черными волосами; верхняя губа тонкая, нижняя полная и немного отвислая, рот чуть-чуть приоткрыт; его ясные карие — как у матери — глаза смотрят прямо, но без вызова. Держался он очень прямо, при разговоре, если начинал волноваться, немного заикался.
Интересно, что этот странный человек не любил кардинала. Молва утверждала, что он терпеть его не мог, но это сильное преувеличение: просто он чувствовал себя неловко в его присутствии и всегда был вынужден соблюдать дистанцию; он уважал и ценил кардинала, но не мог не видеть в нем что-то вроде учителя.
Когда он был молод, он не был таким молчаливым, как в зрелые годы, и прямо говорил все то, что он думает; разумеется, он был очень благодарен кардиналу, хотя чувство благодарности было ему чуждо, но он не мог спокойно относиться к тому интеллектуальному превосходству, которое он всегда чувствовал, когда был с ним рядом.
Вы спросите, почему он тогда оказывал ему поддержку? Конечно, совсем не потому, что он хорошо разбирался в европейской политике. Происходило это потому, что он был достаточно умен, чтобы понять свою ограниченность и свои недостатки. И что, пожалуй, еще более важно, потому что он видел своими глазами добрые плоды деятельности кардинала.
Людовик XIII никогда бы не смог решить, что лучше: поддержать ли католических князей Германии в их борьбе с императором или гораздо разумнее заключить союз со шведским королем Густавом Адольфом. После победы под Ла-Рошелью он колебался, надо ли проводить политику веротерпимости, не понимая, что курс Ришелье укрепляет монархию; он никогда бы не смог разрешить вальтелинский кризис так, чтобы интересы Франции не пострадали.
Но он не мог не видеть — все, что ни делал Ришелье, укрепляло монархию, то есть те принципы, которые для него были священны. К концу правления Ришелье власть короля достигла такого могущества, какого она никогда не имела. Это было видно всем, и в первую очередь самому королю, поскольку понимание реального хода дел было его самым ценным качеством.
Если бы Людовик XIII был гораздо умнее — неумным он никогда не был, скорее неразвитым, — и поэнергичнее, он, вероятно, освободился бы от опеки кардинала. Это можно было сделать во время конфликтов, но он этого не сделал и продолжал поддерживать кадинала.
Болезненно-обидчивый, глубоко скрытный, Людовик XIII подчинился воле Ришелье еще и потому — это большинство историков совсем не учитывают, — что он с детства был влюблен в военное дело. Любимой игрой его детства была игра в солдатики. Привязав к ошейнику собаки постромки, он заставлял ее возить игрушечную пушку. Мне уже приходилось говорить о военной жилке у Ришелье. Вот эта-то любовь к войне и военным и соединяла этих столь разных людей прочными узами друг с другом.
Из Людовика ХIII никогда бы не получился хороший генерал. Ришелье не только мог бы стать хорошим генералом, но он доказал на практике свой полководческий талант, — если бы он был императором, а не кардиналом, весь мир убедился бы в этом.
Людовик XIII был совершенно не способен из массы данных и фактов выбрать именно те, которые позволяли нанести удар по противнику именно в том месте и в то время, когда это было максимально выгодно. Он был не способен когда надо отступить, перегруппировать свои силы, чтобы потом атаковать противника; он был не способен командовать не то что армией, а даже полком.
Но он понимал, что эти качества есть у Ришелье, и потому он высоко ценил его, хотя он был упрям и завистлив и не любил, когда ему кто-то противоречил. И получилось так, что человек с худой фигурой в кардинальской мантии стал главнокомандующим французской армии.
Среди окружения кардинала есть две влиятельные фигуры, которые сделали очень много для того, чтобы свергнуть власть Ришелье. Это две женщины, Анна Австрийская, жена Людовика XIII, и королева-мать Мария Медичи. Анна Австрийская не оказывала никакого влияния — король тринадцать лет не поддерживал с ней никаких отношений — на своего мужа. Кардинала она сначала невзлюбила, потом стала поддерживать людей, устраивающих против него заговоры. Влияние Марии Медичи на будущего короля было огромным и полностью отрицательным. Она относилась к кардиналу сначала как покровительница, потом как женщина, несправедливо обиженная им, и затем как непримиримый враг.
Анна Австрийская была сестрой короля Испании Филиппа IV. Став женой Людовика XIII и натолкнувшись на неприязнь со стороны мужа, она не стала устраивать ему скандалы, как это обыкновенно бывает, а замкнулась в себе, погрузившись в море скуки, потому что была совершенно лишена характера. Королева-мать, не любившая старшего сына, видя это, еще подлила масла в огонь. Когда Ришелье появился при дворе в первый раз — ему тогда покровительствовала королева-мать, — Анна Австрийская отнеслась к нему достаточно враждебно; когда же он появился там во второй раз в 1624 году, она не изменила своего отношения. Кардинал сделал вид, что не замечает этого, потом стал презирать ее и затем стал очень строг с ней, когда выяснилось, что она поддерживает заговорщиков и имеет связь с испанским двором.
Совсем иначе начинались отношения Ришелье с королевой-матерью. В последний год ее регентства он был приближен ко двору и затем вошел в правительство в качестве государственного секретаря по иностранным делам. У Ришелье никогда не было желания разрывать с нею отношения, но у Марии Медичи был дурной характер, она была полна зависти к его успехам и к его растущему влиянию на сына, — вот почему она начала первой ссору с ним. Ришелье всегда уважал ее — свидетельствуют современники — и не хотел с ней ссориться, но он не мог допустить, чтобы она вмешивалась во внешнюю политику государства, потому что ее попытки помешать ему были не только глупыми, но и очень опасными. Шел седьмой год его правления, когда между Людовиком XIII и королевой-матерью произошло примирение, и она воспользовалась этим, чтобы отстранить Ришелье от власти. Попытка не удалась, но Ришелье не потребовал от короля ее ссылки, хотя для этого были все основания.
Многие обвиняют Ришелье в том, что он будто бы вел себя по отношению к ней неблагородно, что он, так сказать, отпихнул ногой лестницу, когда взобрался наверх. Хотя я и повторяюсь, но я опять окажу, что это неправда. Ришелье, ни секунды не колеблясь, избавился бы от любого лица, если бы оно попыталось помешать ему осуществлять политику безраздельного господства. Но он никогда не забывал, скольким он ей был обязан в то время, когда делал первые шаги на государственной службе, и оказывал ей знаки внимания даже и тогда, когда уже не нуждался в ее покровительстве.
Она первой начала строить против него козни, не только испытывая чувство злобы и зависти, но и едва ли не умирая от чудовищного тщеславия, развившегося на почве кокетства, которое совершенно не пристало женщине с ее лицом и фигурой.
Странные иногда вещи делает фортуна или Провидение, выбирая такое лицо, как Мария Медичи, в качестве королевы-матери или в качестве руководителя государства. В истории Франции всего лишь дважды государственная власть оказывалась в руках женщин: сначала регентшей при малолетнем Людовике XIII — ему было восемь лет, когда был убит его отец, — была Мария Медичи, потом при малолетнем Людовике XIV — ему было четыре года, когда умер его отец, — регентшей стала Анна Австрийская. В годы регентства и той и другой внутри страны разразились гражданские войны, в отношениях с иностранными государствами Франции пришлось испытать горечь унижений. Но фортуна всегда пытается компенсировать причиненное ей зло: и та и другая оказали покровительство и помогли достичь власти двум государственным мужам, укрепившим власть монархии. Мария Медичи помогла подняться наверх Ришелье, Анна Австрийская поддерживала Мазарини. И та и другая испытывали личные чувства к своим протеже: Мария Медичи обманулась в своих ожиданиях, зато Анна Австрийская состояла в браке с Мазарини, что можно утверждать с почти полной определенностью.