— Да замолчи ты наконец!

— Что?! — Она, как подброшенная, выскочила из кресла. — Не смей так разговаривать! Речь о моей родной дочери, и я не замолчу, даже и не подумаю! Ты не можешь спорить насчет…

— Я и не спорю, — сказал он, поворачиваясь от окна. — Я буду очень скучать по Джосс, но не собираюсь оспаривать твое право жить с ней под одной крышей. Я с самого начала считал, что так будет лучше, считаю и теперь.

— Тогда что же?..

— Ах, Кейт! Кейт! — Джеймс вздохнул, глядя на нее с неизъяснимой любовью. — Я надеялся, что ты хочешь меня видеть совсем по иной причине.

Она в ужасе прижала ладони к щекам, еще пылающим от гнева.

— Чт-то ты такое гов-воришь! Как можно… О Боже мой, нет, нет!!! Я не пришла бы… я не могла прийти ради… Господи Боже!!!

— Да, теперь я вижу. Мне не следовало питать такую надежду, и клянусь, это не повторится. Я сделаю все, чтобы не повторилось как ради тебя, так и ради себя самого.

— Я не предполагала… — прошептала Кейт, снова опускаясь в кресло. — Как все это ужасно, Боже мой, как ужасно… Джеймс, мне очень жаль…

— Не стоит.

— Я не хотела тебя обижать. Этого у меня и в мыслях не было!

— Знаю. Твоей вины тут нет, Кейт. Это я виноват, что сразу не начал отучать себя от любви к тебе и приучать к твоему отсутствию. Все надеялся, понимаешь? Если это тебя утешит, сейчас мне наконец кажется, что так будет лучше: не любить и не скучать. И не нужно за меня волноваться. Я не умер без тебя до сих пор, не умру и впредь. — Он поставил бокал на поднос. — А теперь я ухожу. Я имею в виду, из дома. Я ухожу, а ты оставайся и жди Джосс. Меня не будет… скажем, до половины восьмого. Думаю, вам хватит времени, чтобы уложить вещи.

Джеймс помолчал, и Кейт не знала, что с языка у него рвутся слова: «Скажи ей, что она может приходить, когда захочет». Он не произнес их, не желая навязываться. Вместо этого он коснулся лба Кейт губами и улыбнулся.

— Ключ я заберу. Когда будете уходить, просто захлопните дверь.

Джеймс шел, сам не зная куда. Выходя за дверь виллы Ричмонд, он собирался с ходу броситься в «Королевский герб» (излюбленное место шумных, многолюдных студенческих попоек), оставаться там до обещанных семи тридцати, глядя в стакан с чем-нибудь покрепче, а потом вернуться домой и пить дальше, пока не кончится спиртное или не навалится пьяный сон — одно из двух должно было рано или поздно случиться. Но вечер был так хорош, так полон мягкого весеннего света, так ясен и чист, что Джеймс, сам того не желая, понял: да, он хочет быть пьян, однако если для этого нужно утруждаться долгим процессом выпивки, тогда ну его совсем! Вместо этого он решил сначала пройтись своим обычным маршрутом вдоль канала. Хотя для меланхолии требовалось что-то иное — например, река, ясным майским вечером, без сомнения, еще полная байдарок: гребцы гребут как заводные, а тренер несется на велосипеде по пешеходной дорожке у самого берега и орет в мегафон что-то невнятное. Самый вид этой здоровой активности, совершенно чуждой тонких чувств, мог благотворно повлиять на его собственные, растрепанные.

Прогулка вышла долгой. Река привела в самый центр города, затем к скопищу монастырских дворов и, наконец, в Мидоус, где сочный солнечный свет одинаково мирно лежал на лужайках и широких пешеходных дорожках. Джеймс шел медленно, обремененный тяжким грузом печали, часто останавливаясь, чтобы взглянуть на открывшийся вид или на гордо вздымающийся к небесам церковный шпиль. Он смотрел, но не видел, и прекрасно это сознавал, он был сейчас посторонним на празднике жизни, как каждый, только что утративший самое дорогое и полный острой боли потери.

У него и в мыслях не было присваивать Джосс. Он даже никогда не думал на эту тему, он с самого начала знал, что не имеет на нее прав (точно так же, как знал теперь, чем все кончается, когда считаешь кого-то своим — как он фатально, губительно позволил себе думать о Кейт). Однако в последнее время между ним и Джосс что-то возникло, и хотя этому было еще далеко до настоящего родства душ, оно присутствовало и, похоже, согревало жизнь им обоим. Не то чтобы Джосс стала более приятной в общении: сердечной или, скажем, обаятельной — но она его… она его замечала. То есть по-настоящему замечала, что он, Джеймс, существует бок о бок с ней, и как следствие, признавала его права и привилегии в этом сосуществовании, уважала их наряду со своими. Теперь она больше ему доверяла, чаще с ним делилась и вообще не записывала автоматически в недруги только потому, что он взрослый. Уже одно это было громадной уступкой со стороны подрастающей девочки. Теперь, когда кто-нибудь из них троих: сам Джеймс, Леонард или Беатрис — давал ей нагоняй, она не пыталась огрызаться. Если бы не постоянное сознание того, что скоро идиллии придет конец, можно было бы (без большой натяжки) назвать их тесный кружок счастливым…

Оказавшись у шлюза, Джеймс побрел вдоль него, мимо новеньких эллингов и старых лодочных сараев. Двери некоторых еще стояли нараспашку. Хозяева или чем-то занимались в глубине, или сидели у самого входа, лениво переговариваясь. «Да нет, я просто отказался! Сказал, что не смогу прочесть всю книгу до пятницы, а он…», «Обернулся я и вижу, стоит эта чудачка…», «Кому нужно эссе с таким позитивным подходом? Наш препод его просто не зачтет…», «Кто-нибудь хочет марципан?..», «Ты посмотри в зеркало! Жиру, как на ките! Ничего странного, что яхта едва ползет, когда ты на борту…», «Слушай, откуда ты этого нахватался?..»

Джеймс шел, ловя обрывки фраз. Это все была молодежь, парни и девушки немногим старше Джосс… но когда Джосс будет столько, сколько им, ему стукнет семьдесят, Кейт перевалит за сорок, а Леонард… Леонард скорее всего не дотянет до этого момента…

Последний сарай был закрыт, и замок на нем заржавел. Джеймс уселся перед ним на прибрежную траву, положив ноги на причальный понтон, который мягко покачивала вода. Небо оставалось ясным и чистым, в густеющей тишине над гладью реки разносились приглушенные голоса и смех людей на другом берегу, идущих по своим, скорее всего весьма ординарным делам, к ничем не примечательным семьям (на ужин перед телевизором) или в неказистый паб. Ему было некуда идти. Некуда, но надо. Уперев локти в колени, Джеймс положил на них подбородок и устремил невидящий взгляд через реку. Надо идти, думал он. Надо жить дальше. Рано или поздно что-то произойдет, будут перемены и события, которые невозможно предвидеть, и не стоит заранее планировать, как тогда поступишь, нельзя даже надеяться на перемены. Нужно сжиться с теперешним положением дел. Он будет видеться с Джосс, и Кейт в его жизни останется, даже если теперь ее все равно что нет. Горе никуда не денется, но сжиться с ним можно, а сжившись, заново научишься жить.

Поднявшись, он постоял, примеряясь к качанию понтона, потом повернулся и выбрался на берег. Путь его лежал теперь на север, к вилле Ричмонд — к дому.

Долго он шел, и на последних метрах пути случилось нечто неожиданное. Джеймс понял, что втайне, не признаваясь даже себе самому, лелеял безумную надежду, что Джосс отказалась переезжать. Что между ними с Кейт все кончилось очередным скандалом и он обнаружит ее на кухне с журналом в руках, чем-нибудь вредным для желудка в руке и выражением ослиного упрямства на бледном личике.

Он повернул ключ, толкнул дверь и сразу понял, что ничего этого не будет. Дом был пуст и темен. Для верности Джеймс заглянул в кабинет, потом на кухню, где обнаружил, что Кейт вымыла бокалы (они стояли кверху донышком возле раковины) и убрала початую бутылку вина в холодильник. Стол был девственно чист, если не считать набора баночек с мармеладом, медом и прочим, постоянно обитавших посреди него. Наверху тоже царило запустение. Леонард еще не вернулся и не должен был вернуться по крайней мере до девяти. Его дверь была закрыта, но соседняя была распахнута, и это заставило Джеймса заглянуть туда.

Судя по всему, Джосс укладывала вещи в ужасной спешке — дверцы и ящики оставались полуоткрытыми, отовсюду свисали и торчали предметы одежды. Он попробовал представить, как все происходило: с криками ярости, радостными восклицаниями или чисто механически? С постели исчезло одеяло, без которого вид у нее был оголенный и обезличенный. Невольно возникал вопрос: хороший это знак или плохой? С одной стороны, Джосс покинула виллу Ричмонд, с другой — взяла с собой что-то знакомое и любимое, явно для большего комфорта в новом (и чуждом?) окружении.