Снова подняв глаза на Марка, Кейт обнаружила, что он буравит ее взглядом в ожидании реакции на свою подначку. Внезапно ей подумалось: проблема не в том, что кто-то чувствует боль, а кто-то нет. Проблема в том, что у боли бесчисленное множество вариантов.

— Извини, — сказала она и сделала над собой усилие, чтобы улыбнуться.

— Ну, я вас поздравляю! — сказал Кевин Маккинли.

Перед ним были разложены газетные вырезки. Хью, который видел их кверху ногами, попробовал прочесть заголовки, и это ему удалось. «Шоу смертников», «Народ готов бросить вызов старухе с косой», «Вырвем окончательное решение из лап высших сил» и тому подобное.

Кевин Маккинли улыбнулся. Он заставил Хью проторчать в приемной добрых двадцать минут («Не хочу, чтобы старый пердун возомнил, будто я горю желанием его видеть») и отнюдь не собирался предлагать ему ни кофе, ни что-нибудь покрепче. Рейтинг передачи был так высок, что цифры зашкаливало, и ни одно периодическое издание не оставило ее без комментариев. Имена Беатрис Бачелор и Леонарда Маллоу не были упомянуты, иначе сейчас им пришлось бы выдерживать яростный натиск журналистов, а Джерико испытал бы наплыв их поклонников. Но это ничего не меняло.

— Поразительная женщина, — заметил Кевин Маккинли.

Зная, о ком идет речь, Хью кивнул. Его распирали гордость и облегчение, и чтобы их не выдать, приходилось прилагать огромные усилия. Как хотелось дать понять надутому индюку Маккинли, что для Хью Хантера подобный успех — дело привычное.

— Не думаю, — сказал он, — чтобы наверху кто-то выразил недовольство. Они всегда могут заявить, что узнали обо всем в последнюю минуту, когда уже поздно было отменять передачу. И это будет чистая правда.

— Вот именно.

Хью снова скосил глаза на вырезки, выискивая ту, которая ему больше всех понравилась и которую он особенно желал видеть на столе у Маккинли. В ней был не только благоприятный отзыв, но и серьезный анализ передачи. Известный комментатор писал, что доволен темой и подбором участников, а главное, высокопрофессиональной работой Хью, его умением вести и направлять разговор. «Если у «Мидленд телевижн» есть хоть капля здравого смысла, они будут обеими руками держаться за талант, обнаруживший такую глубину, и продвинут его в более высокую лигу».

«Как бы выяснить, прочел Маккинли эту статью или нет?» — думал Хью.

— Вы просмотрели всю прессу?

— Только ту, которая меня интересует.

— В «Дейли телеграф» есть превосходная статья…

— Дорогой мой Хью! — Кевин Маккинли засмеялся, словно залаял. — Я разверну «Дейли телеграф» не раньше, чем окажусь в инвалидном кресле! — Он взглянул на часы и поднялся: больше пяти минут старики не заслуживали. — Не смею дольше задерживать.

Хью смотрел на него, неприятно пораженный. Значит, не будет не только долгих похвал, но и мимолетного пожелания будущих успехов, чего-нибудь вроде «так держать»?

— Что ж, — он тоже поднялся, нацепляя дежурную улыбку, — по крайней мере мы всех удивили.

— Это точно.

В дверь заглянула секретарша.

— Мистер Маккинли, Лос-Анджелес на линии!

— Я думаю… — начал Хью.

— Пока!

— Пока! — сказал он, принуждая себя улыбаться и дальше.

Он шагнул через порог, и дверь тут же захлопнулась, едва не прищемив ему каблук.

Глава 11

Очередную встречу (как обычно, после уроков) Кейт назначила Джосс в крытом рынке, отчасти потому, что тот находился в двух минутах ходьбы от пиццерии, но в основном из-за вечно толпящегося там народа. Неудачная попытка дозвониться на виллу Ричмонд торчала в памяти, как заноза. Интуиция подсказывала, что на людях будет легче общаться как Джосс, так и самой Кейт. Пообщаться было самое время. Настал момент покончить с глупым фарсом «раздельного проживания». Джосс выразила протест против насилия над личностью, и она, Кейт, два месяца чтила этот протест — да-да, вот именно чтила! Не навязывала своего общества, не приставала с требованиями и тем самым заслужила ответный акт уважения — немедленный переезд Джосс в Осни.

Они должны были встретиться у популярного магазинчика с собственной пекарней (восхитительно нездоровое, пышное и сладкое печенье там паковали в красивые фирменные коробки, сохранявшие его тепло и аромат до самого дома). Джосс запаздывала. Продрогнув, Кейт сунула руки поглубже в карманы и съежилась у двери, провожая взглядом прохожих. Местных жителей можно было отличить по сумкам с кочанами капусты и ворохами сарделек. Туристы бродили бесцельно, беспечные и, как правило, довольные жизнью, но и они непременно что-то несли. Каждый проходящий мимо был чем-то обременен: покупками, фотокамерой, младенцем в переносном сиденье, верхней одеждой на локте, стопкой книг, пачкой газет, мороженым, букетом цветов…

— Привет, — сказала Джосс, тоже обремененная: школьным рюкзачком на плече и сумкой в руке, откуда выглядывали листья сельдерея и кончик длинного парникового огурца.

Под курткой на ней был светло-розовый свитерок, и на миг Кейт показалось, что там вообще ничего не надето — до такой степени это не подходило дочери, предпочитавшей многослойную одежду. Она потянулась к Джосс губами, и та (не слишком охотно, но без протеста) позволила чмокнуть себя в щеку.

— Что это? — полюбопытствовала Кейт, указывая на сумку.

— Сельдерей и огурец.

— Это я вижу и сама. — Она улыбнулась слишком широкой, неестественной улыбкой. — По какому случаю?

— Случай как случай, — пожала плечами Джосс. — Джеймс не может все время бегать по магазинам, а дядя Леонард грубит мистеру Пателю.

Кейт припомнила безукоризненную вежливость бакалейщика, и сердце у нее ностальгически сжалось.

— Чаю хочешь?

— Давай, только быстро. Мне надо бежать.

— Мне тоже…

— Ну, значит, все в порядке, без обид.

Они уселись лицом друг к другу за крохотный столик.

— Ты изменилась, — заметила Кейт.

— Ничуть.

— Нет, правда. Выглядишь поживее.

— Ну, спасибо!

— Розовое тебе к лицу.

— Дурацкая тряпка! — хмыкнула Джосс, одергивая свитерок. — Это Энжи предложила поменяться.

— Энжи? Не знаю такую.

— Это… — Джосс вгрызлась в булочку, обильно усеяв стол крошками и кусочками глазури, — это одна девчонка из школы.

— Новенькая?

— Чего вдруг?

— А какая она? — Кейт придвинулась ближе в попытке оживить беседу.

— Клевая.

— Джосс!

— Ну что ты привязалась! — Та со смаком облизала пальцы. — Энжи. Из моей школы. Клевая. Это ее свитер. Любит меняться шмотками. Сегодня придет на ужин. — Подумав, добавила: — Вегетарианка.

— На ужин на виллу Ричмонд?!

— А что такого?

— Раньше ты никогда никого не звала в гости!

— А Энжи вот позвала.

Чувствуя, что безнадежно «плавает», Кейт снова показала все зубы в улыбке.

— Представляю, что наговорит ей Леонард о вегетарианстве!

— Леонард? — Девочка отмахнулась. — Он не вредный, просто на него не стоит обращать внимания.

— Джосс, — начала Кейт очень ровным тоном, — у меня к тебе разговор, а вернее, предложение…

Та заметно насторожилась.

— …насчет нас с тобой.

— Мам, не нагнетай обстановку, а.

— Я не нагнетаю, а хочу поговорить серьезно.

— Это и называется «нагнетать».

— Джосс, прошу тебя!..

— Мам, давай не будем, ладно? — Джосс встала с места и принялась собирать свои вещи.

— Но ты должна меня выслушать!

— Ничего я не должна, и потом мне все равно уже пора.

— Ты совсем по мне не скучаешь?

— Вот! — с торжеством воскликнула Джосс. — Ты нагнетаешь!

— Но я уже больше не в курсе твоей жизни! Не знаю, чем ты занимаешься, куда ходишь, с кем проводишь время! Как у тебя с Гартом?

— С Гартом? Пфф! — Она скривила губы в насмешливой улыбке.

— Вы по-прежнему встречаетесь?

— Я давно забыла, кто это.

— Между вами что-то произошло?

— Не помню.

Она скользнула губами вдоль щеки Кейт в подобии поцелуя, и рюкзачок, мотнувшись, ударился о столик.