1939 год. В противовес арестам публикуется первый Указ правительства о награждении большой группы писателей: Шолохов, Катаев, А. Толстой, Стальский, Фадеев… Среди молодых — Симонов, Алигер, Долматовский… Самуил Маршак и я награждены орденами Ленина. Полная неожиданность! Такой высокий орден начинающему литератору!

Через год мне присуждают Сталинскую премию «за стихи для детей». Еще через год — вторую Сталинскую премию за фильм «Фронтовые подруги». Это ли не «охранные грамоты» по тем временам? Ну, теперь уж не посадят, думал я.

В отличие от большинства своих соратников, Сталин много читал. Он был в курсе всех литературных событий, принимал личное участие в награждении орденами деятелей литературы и искусства, присуждении премий своего имени. Его непредсказуемые оценки художественных произведений приносили авторам не только поощрения, но и беспощадно-разносную критику в партийной печати, партийных документах. Невозможно было предугадать реакцию Сталина на ту или иную прочитанную книгу, на просмотренный им фильм в кремлевском просмотровом зале. И легко себе представить душевное потрясение тех творцов, которым пришлось испытать на себе и пережить сталинские «проработки». Долгое время они не могли потом прийти в себя, войти в нормальное творческое состояние.

Известно, что не без ведома «Хозяина» попадали в тюремные застенки многие талантливые представители литературы и искусства всех национальностей, навлекшие на себя гнев и недоверие главного вершителя судеб миллионов советских граждан. Зачастую репрессивные санкции против честных и невинных людей принимались с подачи ближайшего окружения Вождя. И нетрудно предположить, чем бы в свое время могла завершиться судьба Л. Леонова, М. Булгакова, Б. Пастернака, И. Эренбурга и Ю. Олеши, избежавших ГУЛАГа Подозрительность и коварство Сталина не имели предела…

Но были художники, чье творчество отвечало вкусам Сталина, нравилось ему, и он не обходил их своим благосклонным вниманием, которое могло оказаться и временным. Здесь можно, в первую очередь, назвать писателей Н. Вирту, Алексея Толстого, Константина Симонова, А. Корнейчука, режиссеров кино М. Чиаурели, Гр. Александрова и И. Пырьева, актрис Любовь Орлову, Марину Ладынину, актера Бориса Андреева и некоторых других. Видимо, к этим именам справедливо причислить и мое имя — детского писателя.

22 мая 1941 года в Кремле состоялся правительственный прием по случаю первого присуждения Сталинских премий.

По окончании приема ко мне подошел человек в штатском и предложил последовать за ним. Мы прошли через Георгиевский зал и очутились в небольшой гостиной. Здесь уже находились писатели А. Корнейчук, Н. Вирта, кинорежиссер Г. Александров с Любовью Орловой. Помнится, был еще С. Герасимов с Тамарой Макаровой.

Нас принимал Сталин.

Сталин: Давайте посмотрим с вами один фильм! Он называется «Если завтра война». Располагайтесь, товарищи!

Мы разместились в креслах. Погас свет. Зажегся киноэкран. После просмотра довольно посредственного фильма в гостиной появился А. Жданов. Между присутствующими завязалась беседа.

Вирта: Товарищ Сталин! А как вы думаете, будет война?

Сталин (сухо): Вы, товарищ Вирта, занимайтесь своим делом, а мы будем заниматься своим.

Корнейчук: Товарищ Сталин! Вы бы не могли поручить мне какую-нибудь ответственную работу?

Сталин: Посмотрим, товарищ Корнейчук.

Я в разговор не вступал. Впервые видел я Сталина так близко, что мог дотронуться до него рукой. Этого было для меня достаточно.

Тем временем Жданов сел за рояль. Начались танцы.

Воспользовавшись паузой, Сталин подошел к роялю и сказал что-то Жданову. Тот улыбнулся и заиграл частушечную мелодию. Сталин вполголоса, но так, что я его хорошо слышал, пропел несколько нецензурных русских частушек.

Ровно через месяц началась Великая Отечественная война.

Корнейчук получил назначение в МИД СССР на пост заместителя министра.

Что хотел сказать нам Сталин, пригласив на просмотр фильма с таким названием? Почему он пригласил именно нас? Это так и осталось для меня загадкой.

На примере собственной литературной судьбы у меня сложилось представление о том, что большинство людей родится с задатками каких-либо способностей. Важно только, чтобы среда, в которую попадает человек, способствовала их выявлению. Любая способность может превратиться в дарование, если ее вовремя доброжелательно заметить, точно направить и разумно поддержать. Но направлять и поддерживать — это тоже талант, доступный не всем. Мы знаем, как иные доброжелательные литераторы, стремясь выпестовать молодого автора, начинают дописывать, «дотягивать» его слабые произведения вместо того, чтобы помочь «начинающему» понять, в чем слабость его творений. Если автор не дает себе труда исправить недостатки самостоятельно, а с удовольствием принимает в подарок чужие строчки, мысли и образы, он ничему не научится и повторит свои ошибки. Если же начинающий литератор вам заявляет, что ему легче написать новое произведение, чем исправить уже написанное, знайте, что он безнадежен, — писателя-профессионала из него не выйдет.

Сколько мы знаем одаренных художников, которые пишут посредственные пейзажи или натюрморты, в то время как пафос их дарования — в сатирическом жанре! Как часто артист, обладая: острокомедийным талантом, мнит себя на сцене героем-любовником. Один из любимейших и прославленных актеров, будучи юношей, пришел в Московский Художественный театр держать экзамен. Он читал, конечно, то, что ему казалось наиболее выигрышным, — героическое стихотворение «Человек», начинавшееся следующими строками:

Представляете эти стихи, полные ложного пафоса, в исполнении… Михаила Михайловича Яншина, ибо речь идет именно о нем. Явное несоответствие характера произведения и данных исполнителя было настолько разительным, что экзаменаторы во главе с Лужским дружно засмеялись и попросили Яншина прочитать лучше басню Крылова. Она-то и помогла увидеть яркое комедийное дарование этого актера Божьей милостью. Все сказанное имеет прямое отношение к автору этих строк. В двадцать лет я писал стихи для взрослых — довольно посредственные стихи. Одни были немного лучше, другие — немного хуже. Они публиковались в газетах и журналах, но все это был, так сказать, поэтический «средняк». Это я понимал.

На моем молодом литературном пути было много памятных встреч и знакомств, жизнь щедро одарила меня дружбой с людьми незаурядными. Многим из них я обязан на всю жизнь.

Александр Александрович Фадеев.

Он был душевно щедр и скромен, добр и отзывчив, резок и принципиален в суждениях даже тогда, когда в чем-либо ошибался. Он любил читать вслух стихи, петь русские песни, бродить с ружьем по лесам и болотам, общаться с друзьями. Он умел спорить и полемизировать, защищать то, что ему не нравилось, нападать на то, что было противно его натуре.

Он был демократичен в самом прямом смысле этого слова, и его обаяние покоряло собеседника раз и навсегда.

Таким я знал Александра Фадеева на протяжении двадцати пяти лет. Мне было двадцать три года, когда я, почитатель его «Разгрома», опубликовал в «Огоньке» стихотворение, посвященное А. Фадееву. Он заподозрил начинающего поэта в желании польстить ему, одному из руководителей Союза писателей. Увидев автора, он сказал ему это, глядя в глаза. Но автор незрелых виршей написал эти стихи вполне искренне, а Фадеев сменил гнев на милость, сказав при этом, что «стишки-то все-таки не ахти!».

Так состоялось наше знакомство.

Мои первые стихи для детей сразу обратили на себя внимание. Он взял на себя негласное шефство над молодым детским писателем и в 1938 году выступил в «Правде» со статьей «Стихи С. Михалкова», в которой с большой убежденностью поддерживал мои опыты в новом для меня жанре детской поэзии.