Она даже слегка расстроилась.

Ладно, может быть, ее приятель привык принимать водные процедуры в гордом одиночестве. Мало ли у кого какие понятия о личной гигиене.

Некоторое время обсыхала, закутавшись в простыню. Потом надела халат и слегка забеспокоилась. Заснул он там, что ли? А как же их стратегическое совещание?

Подождав еще полчаса, девушка, плюнув на все условности, закреплявшие право на инициативу за мужчиной, поскреблась в соседний номер.

Дверь, поддавшись ее несильному натиску, бесшумно отворилась. Элизабет просунула нос в образовавшуюся щель…

Её изумленному взору предстал жуткий беспорядок. Все вещи были разбросаны по полу. Стол и кресла перевернуты.

И никого.

Лишь на простынях разобранной кровати алели два небольших пятна.

Кровь?!

Тихий стук отвлек внимание Элизабет.

Кто-то осторожно скребся в дверь её номера.

Вернувшись к себе, девушка подошла к двери и вполголоса спросила:

– Кто?

– Бетси, открой. Это я, Перси.

Голос показался ей знакомым.

– Перси? Какой Перси?

– Перси Лоуренс! Открывай побыстрее!

Итак, ей все-таки не почудилось там, в Сипакире…

Глава пятая

Наследник

Долгих семь лет прожил Тикисоке в Горных Пещерах Чиминигагуа.

Это был сложный нелёгкий путь духовного становления юноши, несущего на себе печать великого предназначения. Чиминигагуа – означало Вместилище Света, а ещё так звали могущественного бога-создателя, владыку света и тьмы, творца солнца, луны и всего сущего на земле.

С каждым прожитым в Горных Пещерах годом Тикисоке безвозвратно менялся, воспринимая окружающий мир всякий раз по-новому. Ему открывались удивительные тайны бытия. Он учился задавать вопросы, что оказалось намного сложнее умения давать ответы…

– Правильно заданный вопрос, – вкрадчиво говорил Сина, личный наставник будущего правителя, – это уже половина ответа. Вопрос должен быть мудрым. Ты спрашиваешь у Создателя не потому, что не знаешь, ты спрашиваешь, так как среди множества известных тебе ответов верен лишь один. Тот самый ответ, именуемый Абсолютной Истиной. Но простому смертному не хватит и жизни на то, чтобы понять это…

Голос наставника напоминал тихую музыку, заставлял вслушиваться в каждое слово, хотя Тикисоке не всегда понимал то, что пытается донести до него мудрый учитель…

– Можно задавать вопросы Творцу всю свою жизнь, но не многим он даёт ответ. Может ли мотылёк увидеть человека? Может ли примитивное создание постичь, ЧТО перед ним, дать ЭТОМУ правильное название, увидеть лицо иного непостижимого существа? Вот так и мы слепо тычемся в глухую стену бесконечности, не в силах осознать деяний Творца, не в силах увидеть ЕГО, услышать божественный голос. Но кто может запретить нам мечтать об этом?..

Сина казался юноше очень странным человеком.

По его внешнему виду было трудно сказать, сколько ему лет, сорок, пятьдесят или тридцать. На довольно молодом лице наставника не было морщин, но его глаза…

Глаза дряхлого столетнего старца, глаза переполненные мудростью и странной болью по безвозвратно ушедшему. Что утратил Сина в своей прошлой жизни, что обрёл, какие рубцы остались на его сердце, в его душе?

Тикисоке часто думал об этом. Его наставник казался ему человеком-загадкой, непостижимым существом иного мира, мира всемогущих богов. Но вполне возможно, что всё это было частью его странного обучения. Возможно, именно такой наставник и полагался будущему правителю. И уже то, что Тикисоке задавался подобными вопросами, говорило о его успешном обучении в Горных Пещерах.

Но чему его учили?

Задавать вопросы?

Быть невозмутимым в любой ситуации?

Всё это чепуха. Человека можно обучить чему угодно, кроме одного – мудрости. Мудрость это то, что приходит с годами, это целая череда фатальных ошибок, жестоких уроков, которые преподносит человеку жизнь. Умные учатся на чужих ошибках, дураки учатся на своих, но на чьих же тогда проступках должны учиться мудрецы? Такие, как Сина! Но был ли Сина мудрецом, Тикисоке не знал. Наставник ничему его не учил, а лишь рассуждал. И то, что казалось молодому человеку логичным, он принимал, к остальному же оставался глух.

Учитель никогда не интересовался мнением своего ученика, никогда насильно не заставлял его отвечать. Ему это было просто ни к чему, ибо каким-то непостижимым образом он всё уже знал.

Возможно, Тикисоке выдавало лицо, так как он не сразу научился полностью контролировать свои эмоции. Однако всегда быть внешне беспристрастным сложная наука, одолеть которую юноше удалось лишь на седьмой год своего обучения. Но этому предшествовали, казавшиеся бесконечными, десятки удивительных дней, недель, месяцев, складывающихся в замысловатую мозаику вечности.

Только в Горных Пещерах Чиминигагуа Тикисоке, наконец, понял, насколько мимолётна и ничтожно коротка человеческая жизнь.

Его поселили в маленькой уютной пещере на живописном склоне высокой горы. В пещере было всё необходимое для жилья: мягкая подстилка из листьев, бьющий прямо из стены прозрачный ручеёк, журчание которого действовало на Тикисоке усыпляюще.

Кроме этого, в его пещере росли цветы и маленькое карликовое деревце. Это деревце ученик был обязан каждый день поливать и следить за тем, чтобы в его стволе или на листьях не завелись паразиты.

Потолка в маленьком жилище Тикисоке как такового не было. Потолок заменяло небо, проглядывающее сквозь большую круглую дыру в каменном своде пещеры. Через эту дыру в пещеру попадал яркий солнечный свет, радовавший глаз ученика до полудня. Затем ясноликий бог Суа клонился к закату, и Тикисоке мог, лёжа на мягкой подстилке из листьев, любоваться бесконечной синевой неба. Когда же шёл дождь, молчаливые незаметные слуги обитателей Горных Пещер закрывали круглое отверстие в потолке специально выделанными шкурами животных…

Отдыхая в своём скромном жилище, Тикисоке чувствовал себя частью природы. У него было все, что она могла давать человеку: чистое небо, лучи солнца, ручей, ласкающая глаз зелень. Всё навевало спокойные мысли, дивное состояние полудрёмы, раскрывающее в тебе то, о чём ты раньше даже и не подозревал…

– Ты прав, Тикисоке, – говорил Сина, чуть прикрыв мудрые глаза, – человеческая жизнь слишком коротка и ничтожна. Она доля взмаха ресницы всемогущего Творца, часть его дыхания, кусочек угасающей плоти. Но мы не можем представить ЕГО так, как он выглядит на самом деле.

– Но ведь есть статуи, – удивлённо восклицал ученик, – барельефы…

Сина едва заметно усмехнулся:

– Ты забываешь, КЕМ они созданы, ЧЬЁ воображение их породило, КТО вдохнул в них призрачную жизнь.

– Человек, – тихо соглашался Тикисоке, – но ты то, учитель, должен знать, как выглядит сам Создатель?

– Даже имя, которым мы наделили его, на самом деле отображает лишь одну из ЕГО многочисленных сущностей, – спокойно, словно вечерний ветер, отвечал наставник. – Мы называем его Чиминигагуа, Несущий в Себе Свет, но на самом деле он непостижим. То, что есть свет для нас, для него, возможно, тьма. Одни и те же вещи выглядят по-разному, если повнимательней к ним присмотреться. Сущности очень часто подменяют друг друга. Скажи мне, Тикисоке, что ты видишь вон там, у горной тропы?

Наставник указал на высокий цветущий кустарник, источавший резкий сладостный аромат.

– Я вижу цветы, – удивлённо ответил ученик, – по-моему, они расцвели совсем не по сезону.

– А я вижу там большой чёрный камень, – спокойно заявил Сина. – В одном месте он выщерблен, и этот след на нём напоминает мне летящую птицу.

Тикисоке резко вскочил с земли и, подбежав к дурманящему кустарнику, осторожно потрогал его ветви руками. Несколько белых лепестков легко осыпалось к его ногам. Ученик оглянулся, посмотрел на наставника. Прикрыв веки, сидящий на траве Сина умиротворённо дремал, но ученик был уверен, что наставник внимательно за ним сейчас наблюдает.