— Как пожелаете, мистер Макдональд.

— Тогда поживее скатывайте свой коврик — и поспешим подняться в вашу обитель. От реки тянет ледяной сыростью, и будет куда приятнее, если оставшиеся детали мы спокойно отработаем у костра.

Ночь пролетела в трогательном согласии. Аббас не уставал подбрасывать в огонь можжевельник, и благовонный тяжелый дым, пронизанный жгучими искорками, низко стлался над остывшей землей.

Перед самым рассветом Макдональд, проверяя новообретенного помощника, позволил себе забыться. Поплотнее закутавшись в одеяло, он незаметно достал «вальтер» и притворился спящим. Уронив голову на грудь, зорко следил сквозь неплотно прикрытые веки за сменой теней, напряженно ловил каждый звук.

Но Аббас вел себя образцово. Когда ветер менял направление, он даже пытался отгонять от уснувшего хозяина дым. Видимо, предложенные условия его вполне устраивали.

Приближался гималайский рассвет. Сквозь пепельный сумрак проступили кромешные тени вершин. Синим застывшим дымом обозначились повисшие в серебристой пустоте облака. Потом началась игра невыразимых полутонов и в стремительно светлеющем небе, как спицы гигантского, набиравшего обороты колеса, промелькнули теплые розоватые проблески.

Костер больше не ослеплял, но мир внизу еще пребывал застывшим и черно-белым. Клокотала укутанная паром река. Покрытая изморозью тропа вдоль щебнистой осыпи выглядела невесомой паутинкой. Макдональд не поверил своим глазам, когда на дороге возникла расплывчатая фигура. Бросив мгновенный взгляд на своего действительно задремавшего напарника, он приставил к глазам бинокль. К развилке действительно приближался человек. Судя по всему, это был местный житель. Передвигался он довольно быстро, но не как спортсмен-марафонец, а словно бы скользил, едва касаясь земли.

— Аббас! — Макдональд бесшумно поднялся и растормошил похрапывающего пакистанца. — Ну-ка взгляните туда. — Перебросил благоразумно упрятанную в спальный мешок Ми-16 с оптическим прицелом.

Мгновенно пробудившийся контрабандист привычно вскинул оружие.

— Маджнун,[22] — определил он после долгого наблюдения. — Им движет чужая воля. В этой стране, где люди подобны демонам и поклоняются ансабам,[23] такое бывает. Я слышал не раз от старших товарищей.

— Что такое маджнун? — спросил Макдональд, не опуская бинокля.

— Человек, в которого вселилась злая сила, сэр.

— Вот как?.. А что, очень точно… А ну-ка сними его.

— Как это… снять, сэр?

— Огонь! — тихо скомандовал австралиец.

XII

На прощание Роберт Смит преподнес верховному ламе полугаллоновый термос, вызвавший настоящую сенсацию среди местной элиты, а управителя дзонга, представлявшего короля Друк Юл, одарил совершенно ненужной тому, но все же занятной кофеваркой из термостойкого стекла.

Лама, испытывая одновременно смутную тревогу и облегчение, пометил в своих тетрадках, что пришелец из страны Америки намерен подняться к Большому ребру и, обогнув ледник, направиться в Мустанг.

От более точной детализации маршрута Смит уклонился, избегая заведомой лжи. По совету Макдональда, загодя отправившегося на разведку бродов, он, завалив проводника бесконечными хозяйственными поручениями, пригласил в качестве толмача итальянца.

Вольно или невольно, но европеец проявит сочувствие, если коллега неожиданно окажется в затруднительном положении. К придиркам местной администрации, погрязшей во мраке средневековых обычаев, он тоже отнесется совершенно иначе, нежели суеверный шерп, воспитанный в страхе перед кармой и жуткими порождениями гималайской фантазии: демонами, дакинями, ожившими мертвецами или снежным человеком.

Ни лама, ни представитель бутанской власти ничего не могли возразить против внезапной и потому особенно подозрительной перемены намерений незваного гостя. Вестей от трипона все не было, а человек, имевший непальскую визу, мог поступать по своему усмотрению.

— Вы как пойдете? — вкрадчиво поинтересовался управитель дзонга. — Через перевал или сразу возьмете вверх, в горы?

— Вверх? — Смит принял озабоченный вид. — В это время? Боюсь, снеготаяние может серьезно осложнить путь.

Не отвечая на поставленный вопрос прямо, он все же давал понять, что предпочитает дорогу через Лха-ла.

— Почему бы вам не дождаться, пока сойдут ручьи и установится более благоприятная погода? — участливо спросил лама.

— К сожалению, я и без того потерял слишком много времени. — Смит сокрушенно развел руками. — Вот если б вы согласились помочь мне получить пропуск в Бутан… — Он не договорил, всем своим видом показывая, что лишь с крайним сожалением вынужден отказаться от первоначального плана.

Лама и управитель дзонга невольно переглянулись. Оба прекрасно знали, что этот никому не ведомый чужестранец никогда не получит королевского разрешения. Создавалось впечатление, что он избрал новую тактику, не оставив своих надежд, пытается чуть ли не шантажировать властителей «Всепоглощающего света».

Смит, ловко воспользовавшись трудностью ситуации, говорил, однако, вполне искренее. Бутанская бронза по-прежнему оставалась для него манящей реальностью. Она перевешивала своей осязаемой тяжестью туманные мечтания о каких-то неведомых сокровищах легендарной долины.

— Я буду ждать сколько понадобится, — без особой надежды заверил он. — Вы поможете мне?

Правитель дзонга сделал вид, что любуется диковинным подарком. Он и вправду не видел доселе, чтобы вода могла кипеть в прозрачном стекле.

— От меня ничего не зависит, — вынужденно признался верховный лама, оказавшись в одиночестве.

— Вот видите, господа, — пожал плечами Смит.

Профессор Валенти, безотчетно способствовавший неуловимыми тонкостями перевода победе американца над его загнанными в угол оппонентами, счел необходимым разрядить возникшую неловкость.

— Моего ученого коллегу, — слегка поклонившись верховному, он дал понять, что говорит на сей раз от себя лично, — интересуют рецепты выплавки бутанской бронзы. И ничего более. Не так ли, мистер Смит? — бегло улыбнулся он, переходя на английский.

— Совершенно точно, — подтвердил американец.

— Если бы вы, высокопреподобный, могли посодействовать нашему другу в приобретении необходимых образцов, то, я уверен, он бы не торопился с отъездом и у вас не было бы оснований для тревог. — Как и хозяева, Валенти предпочел не называть вещи своими именами и ни разу не обмолвился насчет долины, хотя прежде говорил о ней совершенно открыто.

Создавалось впечатление, что из всех присутствующих один только Смит не посвящен в тайну. Подобная атмосфера намеков и недомолвок помогла ему с честью выйти из трудного положения. Формальный запрет уже сам по себе предполагал частичное разглашение тайны, на что ни лама, ни управитель никак не могли пойти, дабы не отягчать свою карму. Получалось, что за все последствия отвечал лишь один Смит, силой обстоятельств принуждаемый к роковому шагу, но вовсе об этом не осведомленный. Буддийская этика почти не оставляла места для вмешательства в столь сложную ситуацию, чьи концы и начали замыкались, очевидно, в кромешной тьме предшествующих рождений.

«Не зная всех узлов и хитросплетений нити судьбы, где остановиться, в каком месте спрямить петлю, — рассуждал лама, — не проще ли предоставить безумца собственной незавидной судьбе? И так ясно, что бежит он навстречу неотвратимому, и сильный йог Норбу Римпоче чует запах крови в прошлых его следах».

— А где другой гость, спустившийся с гор? — спросил верховный, для которого, конечно же, не остался тайной самовольный уход Макдональда. — Он еще вернется сюда или у вас назначена встреча?

На столь прямой и ясный вопрос нужно было отвечать без уверток. Ложь все равно обнаружится рано или поздно, и это отрежет все пути назад.

Смит почувствовал себя неуютно. Мало ли что встретится им в той проклятой долине? И вообще Гималаи не такое место, где можно сжигать за собой мосты.