— Последнее особенно важно, — заметил Бао Дай. — Нападения на рисовые склады учащаются с угрожающей быстротой. Смертная казнь тут единственно разумная мера. Я согласен. Но не кажется ли вам, что по случаю независимости мы должны что-то такое сделать для народа?

 — А как же, ваше величество! — обрадовался Ким, с ловкостью фокусника выхватывая новый эдикт. — Конечно же нам как воздух нужны популярные меры! Вот проект о всеобщей амнистии политзаключенных, кроме коммунистов, само собой разумеется. Французы, кстати сказать, оказали нам последнюю услугу. Отступая, они в ряде мест забросали тюремные камеры гранатами и тем самым избавили казну от лишних ртов.

На следующее утро, после того как эдикты были вывешены на видных местах, весь Вьетнам уже знал текст листовок, наклеенных прямо на императорский указ:

С неумолимой неизбежностью всходит посеянное. Но не джут, не гевея, не кусты клещевины проросли на рисовых полях, а сама смерть пробилась к небу из красного праха, и четыре ветра разнесли ее по всем уголкам вьетнамской земли.

Истребительная лавина голода прокатилась над страной, от Северных гор до Куангчи и Тхыатхиена. На равнине Бакбо и в Чунгбо обезлюдели целые уезды. Ошалевшие от человечины тигры бродили меж вымерших домов, тучи грифов, не способных взлететь, чернели на мертвых дорогах.

Захватив власть, японская армия возобновила прерванный переворотом натиск на опорные зоны и базы Вьетминя. На смену фашизму вишистскому пришел откровенный японский фашизм, провозгласивший политику устрашения.

Женщинам, пытавшимся утаить для голодавших детей корзинку риса, вспарывали животы, захваченных партизан пытали прямо на месте, за помощь Вьетминю рубили голову. Сотни обезображенных трупов оставались лежать на крестьянских полях, возле алтарей предков, обсаженных ананасом и кактусовидными «костями дракона». Некому было зажечь ароматные палочки, некому схоронить мертвых.

Битва за рис стала важнейшей задачей революции. Сразу же после японского переворота были захвачены рисовые склады в провинциях Бакзианг и Бакнинь. В провинции Виньен коммунисты распределили между бедняками около ста тысяч тонн зерна, конфискованного у японцев, французов и реакционных помещиков. В мае рабочий отряд совершил нападение на склады в Дайло, а на Красной реке удалось задержать доверху нагруженный рисом японский пароход.

Народ останавливал джонки и грузовики с продовольствием. Во время налетов американской авиации, когда японские солдаты прятались в бомбоубежища, партизаны совершали смелые нападения на армейские хранилища. Даже в самом Ханое рабочие захватили склады на улице Бакнинь, около городской бойни, в Ta-пи, Фадене и Моккуанняне.

Голод унес каждого десятого вьетнамца, но все-таки смерть отступила перед стойкостью и бесстрашием обреченных. После захвата рисохранилищ рыночные цены на рис резко упали. Под нажимом Вьетминя даже помещики открыли для голодающих свои закрома. Битва за независимость стала битвой за жизнь.

Близился конец войны. В поверженном Берлине был подписан акт о безоговорочной капитуляции нацистской Германии. Япония осталась одна перед лицом объединенных наций. Вооруженные силы Вьетминя, слившиеся в Освободительную армию, неудержимо расширяли зоны свободы, в которых вся власть передавалась народно-революционным комитетам.

Еще в начале мая Хо Ши Мин перебрался из Каобанта в опорную зону имени Хоанг Хоа Тхама. Здесь, в городке Танчао, родилась освобожденная зона Вьетбак — прообраз народного Вьетнама.

Японские войска несколько раз безуспешно пытались атаковать Вьетбак со стороны реки До. В конце июня они предприняли наступление на Танчао и Хонгтхай, но, попав в засаду на перевале Тян, понесли большие потери и отступили. Кавалерия и моторизованные группы отошли по дороге № 13 в направлении Тхайн-гуэна, стрелковые части по горным тропам пробрались в провинцию Туенкуанг.

Это была последняя атака на освобожденную зону.

Взяв Каобанг, отряд Во Нгуен Зиапа, насчитывавший уже две тысячи бойцов, двинулся на Тхайн-гуэн.

Перед тем как покинуть город, Хоанг Тхи Кхюе положила три розовых лотоса на пороге камеры, где погиб Танг. Жители рассказали, что, уходя, французские жандармы швырнули туда связку гранат. Над братской могилой бойцы дали залп из винтовок и автоматов.

Шестого августа с боем был взят Тхайнгуэн.

В этот же день в 8 часов утра операторы радиолокационной станции Хиросимы засекли в небе две «летающие крепости» «Б-29». Взвыли сирены воздушной тревоги. Бомбардировщики все набирали и набирали высоту. Радио объявило, что это разведывательный полет. Жители вернулись к прерванным занятиям. В бомбоубежищах остались только раненые и старики. Люди на улицах следили за полетом американских самолетов, серебрящихся в летнем солнечном небе. Те, у кого были бинокли, видели, как у ведущего самолета распахнулись створки бомбового люка и вслед за этим раскрылся купол парашюта.

Потом полыхнул нестерпимый свет.

Сообщение «Домэй Цусин» достигло столицы в полдень. Однако сведения о масштабах катастрофы поступили лишь к вечеру из штаба второй армии через радиостанцию в Курэ. На следующий день срочно опубликовали коммюнике, в котором говорилось, что после налета небольшого числа бомбардировщиков городу нанесен большой ущерб.

«Причины расследуются».

Восьмого августа японскому послу в Москве было объявлено, что начиная с утра девятого августа Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией. Верная союзническому долгу, Советская Армия начала мощное наступление сразу в четырех направлениях: на Чанчунь и Шеньян из Забайкалья, совместно с монгольскими войсками на Чэндэ, Цзиньшоу и Чжанзякоу, на Гирин и Харбин из Владивостока, на Харбин и Цицикар из Хабаровска и Благовещенска. Одновременно Тихоокеанский флот высадил десант в Северной Корее, на юге Сахалина и Курильских островах. Над отборной Квантунской армией нависла угроза уничтожения.

Министр иностранных дел Того с рассветом был уже у дома премьера Судзуки.

 — Я требую немедленно созвать высший военный совет, — сердито заявил он. — Проволочки слишком дорого обходятся Японии. Если мы хотим сохранить хоть что-нибудь, войну следует немедленно кончать.

В одиннадцать часов над Нагасаки взорвалась еще одна бомба нового типа. Известие об этом не сразу достигло императорского дворца, где в душном бомбоубежище полным ходом шло совещание.

Императорский дворец был разрушен прямым попаданием бомбы еще в мае. Жилые покои переместили в помещение библиотеки, под которой находилось бомбоубежище. Чтобы попасть в него, нужно было пройти сначала в здание министерства двора. После влажной жары затхлый воздух подземелья навевал сонное оцепенение. Судзуки клевал носом. Когда все собрались, его разбудили.

 — В свете последних событий, — прошамкал Судзуки, забывший второпях в стакане нижнюю челюсть, — вторжения советских войск в Маньчжурию и взрыва атомной бомбы в Хиросиме, Япония более не может продолжать войну. Я считаю, что у нас нет другого выбора, как принять условия Потсдамской декларации. Я хотел бы знать ваше мнение.

Члены совета ответили настороженным молчанием. Семидесятисемилетний Кантаро Судзуки, привыкший дремать во время заседаний, напряженно всматривался в лица министров и генералов. Он страдал глухотой и боялся не услышать очередного оратора.

Наконец слово взял бывший премьер адмирал Ионаи.

 — Мы не добьемся ничего, если не выскажемся со всей определенностью, — сказал он с присущей ему прямотой. — Принимаем ли мы ультиматум противника безоговорочно? Предлагаем ли встречные условия? Если да, то настаиваю на немедленной дискуссии.