— Вы правы, — профессор почувствовал легкое головокружение. Он уже не видел в Патанджали больного, которому нужна помощь, и не искал хитроумных отмычек к его страдающей, как еще недавно казалось, душе. Не самозванный пророк, возвестивший что-то вроде близкого светопреставления, сидел у больничной койки, но человек, умудренный истиной, скрытой от прочих.

«Гуру, — хотелось назвать его, — Учитель».

— То, что вы зовете иллюзией, есть только часть Майи, ее отражение в зеркале несовершенных чувств. Подобных примеров множество: дхарма, карма, раса, ниргуна, атма — всех и не перечислисть.

— Самадхи?

— И самадхи. Вы переводите эта как «транс».

— А как надо на самом деле?

— Разве я переводчик?.. Пусть будет транс, но, говоря так, вы должны понимать, что это особое состояние, которое нельзя описать без соответствующих терминов.

— Вы лично переживали его?

— Многократно и постоянно.

— Тогда попробуйте рассказать о ваших ощущениях мне, человеку западной науки, основанной на опыте.

— Есть три способа познания. Первый — прать-якша, или эмпирическое чувственное восприятие, — нуждается в постоянной поправке извне. Нашему глазу, например, солнечный диск представляется размером с футбольный мяч, но чувства обманывают нас. Астрономы скажут, что это иллюзия, так как Солнце удалено от Земли на сто пятьдесят миллионов километров.

— И вы согласны с астрономами?

— И да, и нет. По-своему они правы, утверждая, что Солнце далеко отстоит от Земли и превосходит ее в размерах. На самом же деле все, что мы видим: Солнце, Земля, эта палата, вы, я, — проявления Майи.

— Каков же мир на самом деле?

— Пратьякша не даст вам ответа. Другой способ получения знаний называется анумана. Он подразумевает теории, которые выводятся из фактов. Спрашивается, как это может привести к пониманию того, что находится за гранью логически постижимого? Согласно Ведам, и анумана не дает совершенного знания. Нельзя познать с помощью эксперимента объекты нематериальной природы.

— И такие действительно существуют? Это не иллюзия? Не Майя?

— Их называют ачинтья, — ничуть не смутился йог. — Ни отвлеченные размышления, ни логические рассуждения даже на толщину волоса не приблизят к сфере ачинтья. Тут кончается западная наука.

— Каков же ваш третий метод? Очевидно, трансцендентальный?

— Это шабда — слушание ведической литературы. Самый надежный и важный путь познания. Поскольку человеческие чувства и мозг ограниченны и несовершенны, нельзя полагаться на ощущение и на умозрительные теории. Веды называют несколько причин, по которым любое знание, кроме шабда, остается ограниченным, несовершенным. Прежде всего, людям свойственно ошибаться, даже самым одаренным и аккуратным. Юность торопится жить, не помышляя о смерти; старость, цепляясь за край могилы, тщится остановить улетающий миг.

— Это так, — с готовностью подтвердил Вейден. — Тут я с вами целиком и полностью солидарен, мистер Мунилана.

Индус не только воспроизвел его недавние мысли, но сделал это с парадоксальной афористической точностью, словно и впрямь читал в чужой душе, как в раскрытой книге. Под его взглядом — устремленным в беспредельную даль, проницающим стены, неподвижным, незрячим, — спадали покровы Вселенной, как золотистая луковая шелуха.

— Почему люди склонны к иллюзиям? В шастрах, в частности, говорится, что существу в человеческом теле присуща особенность воспринимать себя обязательно принадлежащим к конкретной семье или роду, к определенной касте, нации, расе.

— На самом деле не так?

— Отказ от подобного заблуждения знаменует первый шаг на пути к трансцендентному сознанию. Духовная сущность человека никак не определяется качествами его временного материального тела. Веды учат распознавать достоинства и недостатки людей.

— В том числе несовершенства временной оболочки?

— Убедиться в несовершенстве наших чувств может каждый. Достаточно войти в темную комнату и вам не разглядеть собственных рук.

— Но человеческий глаз способен отреагировать даже на один-единственный фотон.

— И это поможет не сломать шею, споткнувшись о какую-нибудь ступеньку?

— Резонно, — беседа доставляла профессору эстетическое удовольствие. — Однако существуют приборы ночного видения. Они помогают нам усовершенствовать недостатки зрения. Или возьмите телескоп с микроскопом, позволяющие разглядеть как очень далекие, так и бесконечно малые предметы. Вам не кажется, что прогресс науки и техники устраняет присущие человеку несовершенства?

— Вы ждете от меня комментариев к Ведам, не зная самих Вед. Это ли не заблуждение? Веды были записаны, когда не существовало телескопов и люди не знали, что такое фотон. Они были не глупее, чем мы, но столь же далеки от совершенства и подвержены иллюзиям. Скажите, сделал ли он нас более счастливыми, ваш научный прогресс? Бандитов, которые бросили бомбу? Меня, которого ранили ее осколки? Или тех, чьи тела были разорваны на куски?

— Нельзя сводить общее к частному.

— Подобными частностями полон мир. Люди не только несовершенны, но и подвержены пороку. Веды утверждают, что каждый человек предрасположен к обману.

— Каждый?

— Вы, я — все. Возьмем хотя бы человека, который, будучи далеко не безупречным, осмеливается наставлять других. По существу он является обманщиком, потому что его знание несовершенно. Ведическое знание есть шабда, потому что оно идет от высшего авторитета.

— Следовательно, не подлежит обсуждению? Принимается на веру?

— Можно сказать и так, хотя никто не запрещает вам прибегнуть к доводам рассудка. Веданта не обходится без логики, и Упанишады насыщены аргументами. Сомнительная лишь ценность доводов разума в сфере, ему не принадлежащей.

— Занятно. Получается нечто вроде религиозной догмы: верь и не рассуждай. И это вы называете познанием?

— Традиционный пример: если ребенок хочет знать, кто его отец, он должен спросить у матери. Можно, конечно, обойти всех мужчин в округе, но что это даст? Они могут сказать только одно: «не я». Сказать «я» с уверенностью не может никто. Только мать.

— И то, наверное, не всегда?

— Пример есть пример. Он не способен охватить всю суть предмета. Достаточно понимать, что человеку нет нужды терять время и силы на поиски подземного ручья, если рядом находится колодец. Так же и с истиной. Не лучше ли довериться авторитету?

— Не люблю я это слово. Столпы науки не застрахованы от ошибок. Нет ничего опаснее, чем непререкаемый авторитет.

— В Индии под этим понимается нечто иное, чем на Западе. Ваши авторитеты, помимо знания, наделены властью, наши — одним знанием. Они бредут по дорогам, питаясь доброхотным подаянием, и ничего не ждут от людей. Авторитет никак не связан с мирскими благами. Он только носитель первоначальной мудрости, неискаженной, неписанной. Тысячи лет Веды передавались из уст в уста и ни единого слога не потерялось.

— Все народы шли тем же путем. Возьмите хотя бы «Илиаду» Гомера.

— Гомер и есть главный авторитет во всем, что касается «Илиады».

— К сожалению, он давно умер, если вообще когда-либо существовал, и нам не к кому обратиться. Чем в этом смысле какой-нибудь профессор-гомеровед отличается от ваших аскетов? Не тем ли, что получает жалованье и не ютится в пещерах? Упаси нас Бог от подобных авторитетов.

— Вы, мистер Вейден, тоже авторитет в своем деле.

— И я ничем не лучше, — нащупав слабое место, профессор испытал злорадное удовлетворение. Хотелось во что бы то ни стало взять реванш, поставить на должное место это мифическое трансцендентное знание, проявившее себя необъяснимыми феноменами. — Но как врач, я, безусловно, авторитет для больного, хотя ничего не понимаю в медицинских тонкостях «Аюр-веды». Тут уже вы авторитет, махариши. Все относительно.

— Вне сферы истины абсолютной. Нельзя забывать, что материальное знание распространяется лишь на область материальной Вселенной, а трансцендентное — на все, что за ней. И получить его можно только из уст духовного учителя. «Попытайся постичь истину, обратившись к духовному учителю, — говорит «Бхагават-гита», — вопрошай его со смирением и служи ему. Душа, достигшая самореализации, способна дать тебе знание, ибо она увидела истину».